– Так вы не смогли обнаружить нож? Вы не нашли в корзине орудия убийства? И не нашли его, обыскав дом?

Крэншо невозмутимо ответил:

– Как я сказал, орудие убийства не было найдено.

Нахмурившись, я покачал головой, будто понял, что ситуация, казавшаяся столь простой и понятной, вдруг усложнилась и, более того, стала затруднительной. Продолжая держаться за ограждение, я поднял взгляд на свидетеля.

– Но вы убеждены в такой степени, что страстно доказывали это несколько минут назад, в том, что именно обвиняемый положил окровавленную одежду в корзину? Спрятал одежду туда, где ее нашли после самого поверхностного досмотра?

– Да, убежден, – без колебаний ответил Крэншо.

– Не странно ли это, детектив Крэншо? Если вы правы, то Стэнли Рот, убив жену, бросив окровавленную одежду в первое попавшееся место, где эту одежду обнаружили без труда, проявил вслед за этим величайшую осторожность. Уйдя с места преступления на значительное расстояние, он спрятал орудие убийства так, что все усилия полиции до сих пор не увенчались успехом. Разве вы не находите это по меньшей мере странным, детектив Крэншо? Человек идет на огромный риск, прячет одну улику и почти в то же самое время оставляет другую улику у всех на виду. – Я тут же повторил вопрос, не давая подумать: – Разве это не самое странное и неожиданное поведение преступника, с которым вы сталкивались за годы расследования убийств?

– Ваша честь! – воскликнула с места Анабелла Ван Ротен. – Сколько еще вопросов задаст адвокат, прежде чем свидетелю дадут возможность ответить?

– Прошу прощения, ваша честь, – сказал я, прежде чем судья успел отреагировать. – Я слишком быстро иду вперед. – Повернувшись к свидетелю, я произнес: – Детектив Крэншо, если позволите, еще раз. Как вы объясните подобное несоответствие: что некто смог тщательно спрятать орудие убийства и в то же время оставил на видном месте окровавленную одежду?

Теперь у детектива хватило времени на раздумье. И он полагал, что ответ уже готов. Продолжая смотреть на присяжных, он спокойно и совершенно естественно пожал плечами.

– Убийство не было хорошо спланированным, если его вообще планировали совершить. По какой бы причине ни убили Мэри Маргарет Флендерс, это было сделано в спешке и…

– Ответьте на мой вопрос, детектив Крэншо! Я не спрашивал, как, по-вашему, было совершенно преступление.

Повернув голову, Крэншо посмотрел мне прямо в глаза.

– Вы просили объяснить, каким образом он мог спрятать нож и не скрыть окровавленную одежду. Это могло произойти разными способами. Задумайтесь о том, что проносится в сознании убийцы непосредственно после совершения преступления: страх, эмоции, дикая спешка… Знаю, про такое всегда неприятно думать, но это так. Вы только что совершили убийство, ваше сердце стучит как молот, вы ничего не слышите и ничего не видите. Вы знаете одно: нужно что-то делать. Единственное, о чем вы можете думать, – о действии, которое будет следующим. – Глаза Крэншо были огромными и выразительными. Схватившись за подлокотник, детектив подался вперед. – Он только что ее убил. Он бежит по дому, стремительно поднимается вверх по лестнице и в этот момент понимает, что в руке все еще зажат нож, орудие убийства. Он не знает, что делать, и единственная мысль – как избавиться от ножа, где спрятать, куда бросить, чтобы никто не смог его найти. Он вообще не помнит, как сбросил окровавленную одежду, тем более куда ее положил. Все, о чем он думает, – это убежать, покинуть дом и навсегда избавиться от ножа. Он бросает одежду в корзину для белья – потому что всегда бросал одежду туда, – потом смывает с себя кровь, переодевается и покидает дом. Вот как могло случиться, мистер Антонелли. Он вообще мог думать, что никто не станет рыться в его вещах. Он надеялся, что перепрячет или постирает одежду потом, когда будет достаточно времени. Боюсь, я не вижу никакого несоответствия.

Я остался стоять с озадаченным выражением, приоткрыв рот. Словно человек, встретивший возражение, ответа на которое не было. Ни слова не говоря, я сделал несколько коротких шагов к столу защиты и положил руку на плечо Стэнли Рота.

– Вы правы, – признался я, кивнув в сторону Крэншо. – Обвиняемый мог это сделать, сделать именно так, как вы только что описали. Он мог ее убить, вбежать в дом и снять с себя окровавленную одежду. Он так сосредоточился на мысли о ноже, что не заметил – а заметив, не придал особого значения перепачканной кровью одежде. Вы правы, детектив Крэншо, вы абсолютно правы.

В глазах детектива появился огонек внутреннего удовлетворения, уголки рта поползли вверх, против воли складываясь в довольную и язвительную гримасу, никак не поддававшуюся контролю. Оставив Стэнли Рота, я вышел к кромке стола. Теперь я находился рядом со скамьей присяжных, как раз напротив свидетельского кресла.

– Это могло произойти именно таким образом – или, как это вы сказали… Ах да. Таким способом или «разными способами». А один из этих способов может состоять в том, что не Стэнли Рот, а кто-то, нам пока неизвестный, сначала убил Мэри Маргарет Флендерс, а потом, желая представить дело так, словно убийство совершил Стэнли Рот, взял его одежду, испачкал в крови жертвы, а затем бросил в корзину для белья. Бросил в корзину, в которой эту улику найдет кто угодно, но только не сам Стэнли Рот – по той причине, что, если он не убивал свою жену, с какой стати ему думать, будто в корзине в грязном белье лежит какая-то одежда, ему принадлежащая и испачканная кровью? Не так ли, детектив Крэншо? – Детектив не ответил, но я не ждал его ответа. – Сказанное соответствует уликам и само по себе вполне согласуется со здравым смыслом. Так, детектив Крэншо? – Я шагнул вперед, уже требуя ответа. – Вместо убийцы, позаботившегося об оружии и не заметившего, что он с ног до головы залит кровью, мы получаем убийцу, скрывшего улики столь искусно, что ему удалось заставить полицию арестовать невиновного человека!

У меня оставалось еще несколько вопросов к детективу Крэншо, но задать их не удалось. В начале процесса судья Хонигман обещал присяжным, что будет заканчивать дневные слушания ровно в пять. Едва часы пробили назначенное время, судья прервал меня на середине фразы, объявив заседание отложенным до девяти тридцати следующего утра. Бросив злобный взгляд, секретарь предупредила, что я не должен задерживать суд никакими новыми заявлениями.

– Очень, очень хорошая работа, – сказал Гриффин. Пожимая руку, он доброжелательно похлопал меня по плечу.

Гриффин приходил в суд каждый день. Ему каким-то образом удавалось получить место в первом ряду сразу за столом защиты, где сидел я со Стэнли Ротом. Обычно Гриффин не оставался надолго, иногда – всего на несколько минут. Но всегда приходил в зал в начале каждого заседания, стараясь морально поддержать друга и компаньона.

– Уже несколько часов, как меня ждут на студии, – пояснил Гриффин. – Хотел дослушать перекрестный допрос. Да… Я не мог оторваться, когда вы начали.

Гриффин смотрел на меня кротко и спокойно. Его взгляд внушал ощущение уюта и безопасности. Левой рукой Гриффин все еще касался моего плеча, а правая не отпустила мою ладонь, даже когда Стэнли Рот встал со своего места и, не взглянув на компаньона, сказал, что пора уходить.

Обычным ежедневным маршрутом мы прошли сквозь строй репортеров и телекамер, расставленных по ступеням снаружи здания суда. Пробиваясь к машине, Рот следовал первым, глядя только вперед, в то время как я старался махнуть рукой всем и каждому. Тут же последовала серия зависших в обволакивающе теплом южнокалифорнийском воздухе бессмысленных вопросов о том, что произошло на дневном заседании и что ожидается на следующем.

Явно стараясь отсрочить разговор, вести который нам так или иначе предстояло, Стэнли Рот нахохлился на заднем сиденье, в самом углу, и отвернулся к окну.

– Почему вы не рассказали мне насчет Крэншо? Почему не сообщили, что он был знаком с вами и с вашей женой? Это последнее, о чем его спросила заместитель прокурора, и последнее, что услышал я перед началом перекрестного допроса. Задавая вопрос, я всякий раз думал, что это значит, было ли в факте, что он знаком с вами двумя, что-то особенное, имевшее значение, и мог ли я этим воспользоваться. Я не использовал выпавший шанс потому, что вы не сказали мне заранее. Почему вы утаили от меня информацию? Что заставило вас так поступить? Вы наверняка понимали, что обвинение в курсе событий. Ведь это первое, что детектив сказал бы обвинителю в начале подготовки к слушаниям!