Стэнли Рот прожил жизнь, убеждая залы в том, что действительность такова, какой она показана на экране.

– Мистер Рот, имеют значение лишь факты, которые способно доказать обвинение.

– Я имел в виду – до начала процесса. До предъявления обвинения. – В его голосе появилась и окрепла нотка нетерпения. – Если вы на моей стороне, разве люди не могут подумать: если ему есть что скрывать, значит, он влип в серьезные неприятности?

Рот не терял надежды. Он думал, его не арестуют, думал, полиция вдруг изменит свое мнение и начнет искать убийцу где-то еще. Он опасался, что если наймет адвоката по уголовным делам, то подтвердит подозрения полиции.

– Предположим, вопрос, когда вы меня наймете – если это вообще случится, – на некоторое время останется «за кадром». Вместо этого поговорим о том, что именно произошло в ту ночь. В ночь, когда была убита ваша жена.

Рот вернул обе ноги на пол и оперся локтями о стол. На его лицо вернулось скорбное выражение.

– Я не знаю, что случилось той ночью.

– Когда вашу жену убили, вы находились дома?

Рот тонко чувствовал небольшие вариации смысла. Он также хорошо понимал значение паузы, иногда говорившей больше, чем слова сами по себе.

– Я был в доме. И я не знал, что она дома.

– Она?

– Моя жена.

– Ваша жена?

– Да, Мэри Маргарет.

– Вы не называли ее Мэриан?

– Нет, разумеется, нет.

Рот сказал так, будто не знал другого имени жены, кроме того, под которым она стала известна миру. По скептическому взгляду, которым наградил меня Рот, могло показаться, что, много лет называя жену «Мэри Маргарет», он забыл, что это имя ненастоящее.

– Хотите сказать, вы не знали, дома ли ваша жена? Каким образом вы могли этого не знать?

– Мэри Маргарет вечером ушла на прием. Мои съемки в самом разгаре. Я занимаюсь картиной поздно вечером и рано утром. Прихожу домой часов в одиннадцать вечера и сразу ложусь в постель. Съемочное утро начинается в пять утра, мне нужно вставать в четыре. Я сильно вымотался и не слышал, когда она вернулась. Встав утром, я оделся и сразу ушел.

Сделав паузу, Стэнли Рот отодвинулся от стола, сев немного боком. На нем были удобные цветастые штаны и спортивная куртка однотонного желтоватого оттенка. Из-под расстегнутого ворота серой рубашки выбивались седые курчавые волосы. Казалось, его калифорнийский загар не сойдет никогда. Серые невыразительные глаза меланхолично переходили с одного предмета на другой. Опустив взгляд, Рот добавил:

– Я узнал, что она мертва, когда был на съемочной площадке.

Жестом, совершенно не вязавшимся с обстановкой, он выпрямил пальцы и, казалось, весь ушел в созерцание безукоризненных, коротко остриженных ногтей. О смерти жены Рот сказал без эмоций. До того я полагал, что его поведение было вызвано подсознательным импульсом, нежеланием причинять беспокойство почти незнакомому человеку. Теперь я сомневался, чувствует ли он хоть что-то.

– Ваша жена ушла. Вы отправились спать. Рано утром вы встали, оделись и ушли. Так? – спросил я, вопросительно приподняв бровь. Рот изучающее посмотрел мне в глаза, словно пытаясь увидеть то, что не сумел объяснить. – Вы не заметили отсутствия жены, когда вставали, когда одевались и когда выходили из дома?

Казалось, он испытал облегчение от существования столь простого объяснения.

– Когда я много работаю и должен рано вставать, то сплю в отдельной комнате. – Он прочитал в моих глазах вопрос и кивнул. – Я не говорил, что мы всегда спали раздельно, но иной раз я предпочитал спать один.

Уголки его рта тронула едва уловимая улыбка – ненавязчивый намек на собственное превосходство. Едва я собрался задать новый вопрос, как Рот поднял руку и решительно мотнул головой, явно желая поправить только что сказанное:

– Мы не слишком часто ложились в постель. – На его лице застыла кривая усмешка. Стэнли Рот с неожиданным интересом взглянул на меня. – Знаете почему? Потому, что она вовсе не была такой уж привлекательной, и еще потому, что вовсе не была хороша в постели. – Он замолчал на секунду, улыбаясь сам себе. – Трудно в это поверить, не правда ли? Вы считали, что знали ее, знали Мэри Маргарет Флендерс. Не правда ли, вам казалось, будто в ней сосредоточено все, о чем только можно мечтать?

Я попытался возразить, но Рот поднял руку:

– Множество приходящих ко мне людей считают себя неподверженными влиянию того, что видят на экране. Они наивно полагают, что гораздо умнее обывателей, которые влюбляются в киноактеров. Но вы ощущаете это влияние, не так ли? Я увидел это в ваших глазах. И тогда я решил: вероятно, вы тот, кому можно доверять.

Стэнли Рот неторопливо рассматривал свою комнату. Наконец его глаза остановились на «Оскаре», стоявшем посередине совершенно пустой книжной полки.

– Этот бизнес не требует большого ума. Я не хочу утверждать, что здесь может работать конченый тупица, но работа не требует того, что я назвал бы серьезным дарованием. Конечно, кое-что требуется, и можно назвать это профессиональным взглядом или способностью увидеть, как фактура того или иного актера будет смотреться на киноэкране. И нужно знать, как этого добиться. Я открыл миру Мэри Маргарет Флендерс. Она была моим лучшим произведением. Она была… – Рот остановился, будто осознав, что может сказать лишнее. – То, что я сказал, относится к личному общению – без грима, без костюмов, без света и без камеры. Да, без камеры. Я не имею в виду того, как она выглядит в камере, я имею в виду камеру.

На секунду замявшись, он попытался отыскать нужное слово, точно соответствовавшее его представлениям.

– Дело в том, как человек реагирует на присутствие камеры. Большинство людей – я имею в виду актеров – осознают ее присутствие. Я не хочу сказать «стесняются». Это другая крайность. Нет, они становятся слишком уверенными в себе. Думают о том, как будут выглядеть на экране, а затем пытаются вести себя определенным образом. С ней было иначе. Я понял это, когда увидел ее впервые. Оказавшись в кадре, Мэри Маргарет оживала, и это происходило инстинктивно. Я как будто наблюдал за женщиной, только что влюбившейся: она вся светилась, она двигалась с потрясающей точностью, интуитивно улавливая, что в следующем кадре захочет увидеть мужчина, в которого она влюблена, прежде чем он сам осознавал свое желание. Такой она была… Молодая влюбленная женщина. Влюбленная не в мужчину, а в камеру. В любую – не обязательно в кинокамеру. Вы видели фотографии? От ее изображения просто невозможно отвести глаз. Что, не согласны? Вот для чего она жила! Хотела всегда быть в кадре, на пленке, непрерывно демонстрируя себя другим людям. Меня поражало, как она подолгу глядела на экран, просматривая свои фильмы. Она могла часами сидеть в темноте, наслаждаясь зрелищем, и все шевелила губами, повторяя каждое сказанное на экране слово. Казалось, она впервые это слышит.

Рот меланхолично повернул голову и замер, глядя в пространство. С его губ слетел горький ироничный смех.

– Иногда мне казалось, что причина ее безразличия к супружеской постели в том, что рядом нет камеры. Помните легенду о Нарциссе: он смотрел на свое отражение и умер потому, что не мог оторваться. Мэри Маргарет тысячи раз проходила мимо зеркала, бросая на свое отражение не более чем мимолетный взгляд. Она не хотела любоваться собой в одиночку – ей нравилось, когда на нее смотрели сотни пар глаз. Она по-настоящему жила в минуты, когда на экране было ее изображение, а все прочие, глядя на нее, жались друг к другу в темноте.

Рассказывая, Рот будто разговаривал сам с собой, впервые воспринимая на слух то, о чем думал прежде. Казалось, в наступившей следом тишине он продолжал размышлять над услышанным, стараясь выяснить, насколько реальны слова и сколь они близки всему, что он знал о женщине, бывшей творением его разума.

– Этот брак был… удобным, – произнес он, вновь посмотрев на меня.

Заявление выглядело сомнительным.

– Поймите меня правильно. Я любил ее, действительно любил, и это не всегда было легко.