– Это верно. Зато девушки все мои.

Я покачала головой.

– Не в этот раз, чемпион.

– Элль, этот тип вас замучил?

Я подняла голову и увидела рядом с собой Дона Джейда с бокалом мартини.

– Нет, пожалуй, это я его замучила.

– Ну уж! – возразил мистер Бейсбол, шевельнув бровями. – Вы ведь не этого человека ждете?

– Вообще-то, именно этого.

– Даже после того, как видели меня в нижнем белье?

– Я больше люблю сюрпризы. Что еще сказать?

– Скажите, что скоро его бросите, – поднимаясь из-за столика, улыбнулся он. – Я буду там, у дальнего конца стойки.

Я проводила его взглядом, сама удивляясь, как приятно оказалось флиртовать.

– Умерьте ваши восторги, – садясь на освободившееся место, заметил Джейд. – У него, как говорят в Техасе, под шляпой пусто.

– А вы откуда знаете?

Он посмотрел на меня абсолютно трезвым, невзирая на бокал в руке, взглядом.

– Вы бы удивились, сколько я всего знаю, Элль.

Я потягивала тоник, гадая, знает ли он обо мне. Рассказал ли ему Ван Зандт или Трей, или его специально оставили в неведении.

– Едва ли я удивлюсь. Уверена, мимо вас мало что проходит незамеченным.

– Вы правы.

– Потому-то вчера вы так задержались в полиции? – спросила я. – Вам было что им рассказать?

– Наоборот. Боюсь, об убийстве Джилл мне ничего не известно. А вам?

– Мне? Абсолютно ничего. Может, нам еще кого-нибудь спросить? Скоро придет Ван Зандт. Может, задать вопрос ему? У меня чувство, что он может порассказать такое, от чего у нас волосы встанут дыбом.

– Вы, Элль, любого разговорите без труда.

– Разговоры – пустяк. Гораздо труднее заставить сказать правду.

– А вы именно этого ищете? Правды?

– Знаете, как говорят – «правда тебя освободит».

Джейд пригубил мартини, глядя мимо меня, в пустоту.

– Это смотря кто ты есть, не так ли?

Девушка ждала под фонарем у служебного входа. Волосы львиной гривой стояли вокруг ее головы. Черные лосины, плотно облегающие длинные ноги, джинсовая куртка, рот в темной помаде. Дымящаяся сигарета в руке.

Кажется, она, но черт ее знает… Этих девиц не запомнишь: как только они выходят из конюшни, меняются до неузнаваемости.

Ван Зандт вылез из машины, раздумывая, не проще ли сразу увести ее от бара, затолкнуть в машину… Нет, слишком велик риск, что кто-нибудь случайно выйдет и увидит. Не успел он додумать, как дверь открылась, в пятно света вышел высокий плотный мужчина и встал там, расставив ноги и скрестив руки на груди. Девица взглянула на него, обворожительно улыбнулась и сказала что-то по-русски.

Ван Зандту стало не по себе. Он замедлил шаг. У русского было что-то в руках. Вдруг пистолет?

За спиной хлопнула автомобильная дверца, по растрескавшемуся бетону двора захрустели шаги.

Какая ужасная ошибка! Девушка уже совсем рядом, так близко, что видно, как она смотрит на него с недоброй улыбкой. Ван Зандт сделал попытку повернуть обратно к машине, но ему загородили дорогу трое мужчин – два здоровенных, как тяжеловозы, по бокам, и один помельче, в хорошем черном костюме, посредине.

– Вы уже думаете, что не следовало приезжать, мистер Ван Зандт? – спросил невысокий.

Ван Зандт посмотрел на него сверху вниз.

– Мы знакомы?

– Нет, – ответил тот, а товарищи его между тем шагнули к Ван Зандту и взяли его под руки. – Но, вероятно, вам знакомо мое имя. Кулак. Алексей Кулак.

– Элль, вы верите в карму? – спросил Джейд.

– О господи, нет, конечно.

Джейд все еще тянул свой мартини. Я взяла уже второй тоник с лаймом. Двое брошенных. Мы сидели уже пятнадцать минут, а Ван Зандт и не думал появляться.

– Зачем бы мне в нее верить? – спросила я. – Не хочется думать, что за все грехи нас ожидает расплата.

– А что вы сделали в жизни такого, за что должны платить?

– Однажды убила человека, – хладнокровно призналась я, просто чтобы посмотреть, какое у него будет лицо.

Пожалуй, впервые за последние десять лет Джейд удивился.

– Вы убили человека? – пытаясь скрыть изумление, переспросил он. – Умышленно?

– Нет. Несчастный случай – если вы верите в несчастные случаи. А вы сами? Вы не боитесь, что прошлые дела на вас обрушатся? Или надеетесь, что отвечать выпадет другим?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Я скажу вам, Элль, во что я верю. Я верю в себя, верю в настоящий момент, верю в тщательно составленный план.

Дон Джейд допил мартини, и как раз в этот момент в зал вошла Сьюзен Этвуд. Я хотела еще спросить, планировал ли он «для себя», чтобы Джилл Морон убили, а Эрин Сибрайт похитили, но Джейд уже потерял ко мне интерес.

– Моя гостья уже здесь, – сказал он, поднимаясь. – Спасибо за беседу, Элль. Вы фантастическая женщина.

– Удачной кармы, – ответила я.

– И вам.

Провожая его взглядом, я раздумывала, с чего это Джейд вдруг ударился в философию. Если он ни в чем не виноват, то думает ли, что эта внезапная полоса неудач – расплата за какие-то прошлые ненаказанные грехи? Или он думает то же, что и я, – что нет в жизни ни невезения, ни случайностей, ни совпадений? И если ему кажется, что кто-то затягивает на его шее петлю, то кто это орудие рока?

Краем глаза я заметила, что бейсболист опять примеривается к месту, которое освободил Джейд. Настроения флиртовать у меня больше не было; я встала и вышла. Я ждала только Ван Зандта – с единственной целью лишний раз ткнуть Дугана и Армеджана носом в то, что я объективно полезна следствию.

А он должен прийти! Я верила, что он не упустит возможности посидеть в людном месте, самодовольно беседуя с человеком, убежденным в том, что он убийца, но неспособным что-либо ему сделать. Слишком дурманит ощущение такой власти, чтобы отказать себе в этом удовольствии.

Интересно, что за дело у него нынче вечером, связано оно с похищением или нет? И он ли тот неизвестный в черном, который, по словам Лэндри, жестоко избивал Эрин плетью? Подонок, мразь! Нетрудно представить, как он кайфует от таких вещей. Власть и контроль – его игра.

Стоя на крыльце «Игроков», я воображала, как Ван Зандт сидит в тюрьме, мучаясь собственным бессилием, каждую минуту вынужденный жить по чужой указке.

Карма. Может, я и хотела бы в нее верить.

Побои – не самое плохое. Гораздо хуже понимать, что с окончанием побоев кончится жизнь. Или, быть может, еще хуже – знать, что над обстоятельствами ты не властен. Вся власть у Алексея Кулака, двоюродного брата той русской сучки, что сломала ему жизнь.

Пока русские блокировали служебный вход, никого не выпуская из помещения, Кулак собственноручно заклеил Ван Зандту рот широкой полосой клейкой ленты и ею же замотал ему руки за спиной. Затем его погрузили на заднее сиденье арендованного Лориндой Карлтон «Шевроле» и выехали через открытые ворота на территорию авторемонтной мастерской за баром. Там они поставили машину в захламленный, грязный гараж, а его выволокли из салона.

Разумеется, он попытался бежать. Неуклюже, с руками за спиной, на ватных от ужаса ногах. Он бежал, а к выходу не приближался ни на пядь. Головорезы грубо схватили его и повалили на расстеленный на бетонном полу черный брезент. На нем аккуратно, как хирургический инструментарий, были разложены по краю молотки, клещи и монтировка. У Ван Зандта в глазах вскипели слезы, а по ноге побежала мокрая теплая струйка.

– Перебейте ему ноги, – хладнокровно распорядился Кулак. – Чтобы он не мог бежать, как последний трус.

Тот громила, что покрупнее, придавил его к полу, а второй взял кувалду. Ван Зандт лягался и брыкался. Русский размахнулся, но промазал, громко выругавшись, когда молоток ударил в пол. Второй удар пришелся в цель, по внутреннему краю коленной чашечки, и раздробил кость, как яичную скорлупу.

Вопли Ван Зандта заглушала клейкая лента. Боль взорвалась в мозгу, как добела раскаленная новая звезда, смерчем промчалась по телу. Третий удар вдребезги разбил коленный сустав второй ноги, а головка молотка вонзилась в нежную соединительную ткань под ним. Кто-то содрал с его губ клейкую ленту, и он повалился на бок, воя, как раненый зверь.