Он прищурился.

– Нет!

Я пожала плечами и села на стул у стола. У толстяка затрещал радиопередатчик – привратник сообщил о прибытии наряда полиции. Вот она, удача! В данных обстоятельствах появление Майкла Берна обрадовало бы меня намного меньше.

Толстяк велел привратнику отправить патрульный автомобиль к конторе.

– Выпустить лошадей – серьезное правонарушение, – обратился он ко мне. – За это вы и сесть можете.

– Нет, не могу, потому что не я их выпускала. А преступнику могут вменить в вину злостное хулиганство, что является мелким правонарушением. Его оштрафуют, возможно, направят на общественные работы. Сущие пустяки по сравнению, например, с незаконным ношением оружия, – поглядывая на помрачневшего Бада, возразила я.

– Кажется, вы говорили, что больше ни слова не произнесете, – пробормотал он.

За стенкой фургона хлопнула автомобильная дверца. Я встала и пригладила пятерней мокрые волосы. Вошел полицейский с таким видом, будто его разбудили звонком посреди сладкого сна.

– Что там, Марш? Кто-то выпустил кляч? Она?

– Она была рядом, – буркнул толстяк. – Возможно, знает что-нибудь о преступлении.

Полицейский равнодушно взглянул на меня.

– Это так, мэм?

– Я буду говорить только с детективом Лэндри. Лично, – ответила я.

– Как ваше имя, мэм?

Я прошла мимо него к двери, по дороге бросив взгляд на именной жетон на куртке.

– Поговорим в машине, помощник шерифа Сондерс. Поехали.

Сондерс удивленно посмотрел на толстяка, но тот лишь покачал головой:

– Удачи, сынок. Она та еще штучка.

– И ради этого вы подняли меня с постели?

Лэндри переводил взгляд с Сондерса на меня. С таким лицом он, очевидно, смотрит на несвежую еду.

– Она ни с кем больше говорить не желает, – пояснил Сондерс.

По дороге к кабинету Лэндри злобно бормотал:

– И везет же мне! Вообще не понимаю, что мы все здесь делаем. Могли бы на месте за полчаса разобраться. О господи!

– На меня было совершено нападение, – сказала я. – По-моему, это компетенция следователя.

– Вот и берите, кого дают. Порядок вам известен.

– Но я уже установила контакт с вами относительно этого дела.

– Ничего подобного, потому что никакого дела нет. То, о чем вы говорили со мной вчера, делом не является.

На вахте перед входом в отдел Лэндри сдал сидящему за пуленепробиваемым стеклом дежурному свой именной жетон и пистолет. Сондерс сделал то же самое. Я вытащила из-за пояса свое оружие и положила в лоток вместе с ключами от машины. Лэндри уставился на меня.

– У меня есть разрешение, – пожала плечами я.

– Ты, кретин! – напустился он на Сондерса. – Она могла еще в машине снести тебе твою пустую башку!

– Что вы, детектив, – проворковала я, проскальзывая мимо него в отпертую дежурным дверь, – я не такая девушка.

– Убирайся, Сондерс! – окрысился Лэндри. – Толку от тебя как от козла молока!

Итак, мы бросили несчастного Сондерса у вахты. Лэндри протиснулся мимо меня, играя желваками на скулах, и мы прошли через общую комнату в кабинет для допросов. Лэндри распахнул дверь:

– Сюда.

Я вошла и сразу села, не дожидаясь приглашения. Боль в спине мешала глубоко вздохнуть. Я начала думать, не сходить ли в самом деле к врачу.

Лэндри захлопнул дверь.

– Какого черта вы себе думали?!

– Это вопрос довольно обширный, поэтому я остановлюсь только на главном. Я отправилась в конно-спортивный комплекс в поисках хоть каких-нибудь намеков на то, что могло случиться с Эрин Сибрайт.

– Но вы ведь не зашли в ту конюшню, где она работала? Она была конюхом у некоего Джейда. Как получилось, что вы оказались совсем в другой конюшне?

– Майкл Берн – враг Дона Джейда. Сегодня утром на моих глазах он угрожал Джейду.

– Как угрожал?

– Что-то вроде: «Если я докопаюсь, что коня загубил ты, я тебя уничтожу».

– И в отместку Джейд пробирается в конюшню к этому Берну и выпускает лошадей? Велика важность!

– Велика – для тренера, которому придется объяснять владельцу, каким образом лошадь в четверть миллиона ценой сломала ногу, бегая ночью без присмотра.

Тяжко вздохнув, Лэндри наклонил голову под каким-то странным углом, будто хотел вправить себе шейный позвонок.

– И вы подняли меня с постели из-за этого?

– Нет. Исключительно ради смеха.

– Вы, Эстес, просто шило в заднице. Хотя, вероятно, не я первый вам об этом говорю.

– Говорили и похуже. Но мне до лампочки. Я и сама о себе не особо высокого мнения, – ответила я. – Вы, наверное, считаете меня взбалмошной идиоткой? И на здоровье. Мне все равно, что вы обо мне подумаете. Хочу только, чтоб вы знали: там творится что-то недоброе, и все ниточки сходятся к Дону Джейду. А Дон Джейд – тот, у кого работала Эрин Сибрайт. А Эрин Сибрайт пропала. Вы не замечаете здесь никакой связи?

Он покачал головой.

– Как мне доложили, вас застали именно там, в конюшне, в тот самый момент. Откуда мне знать, что не вы выпустили этих коней, просто чтобы привлечь к себе внимание? Хотите, чтобы все посмотрели на Джейда, и устраиваете этот маленький спектакль…

– Красиво сказано! А вилами я тоже сама себя избила? Уверяю вас, я не настолько ловка.

– По-моему, вы неплохо держитесь на ногах, расхаживаете повсюду. На мой взгляд, ничего страшного с вами не случилось.

Я скинула куртку и встала.

– Ну ладно. Обычно на первом допросе я так себя не веду, но если вы обещаете не называть меня шлюхой…

Повернувшись к нему спиной, я до самой шеи задрала свитер.

– Если эти отметины выглядят хотя бы примерно так же, как болят…

– Господи.

Он произнес это негромко, без злости, без нажима, как будто из него вдруг выпустили весь пар. Вряд ли дело было в свежих рубцах, которыми наградил меня нападавший, – скорее в пестрой сетке шрамов, украшающих мою спину последние два года.

Не того я сейчас хотела. Совсем не того. Со шрамами я живу уже очень давно. Они – часть меня. Я никому их не показываю, потому что и себя тоже не особо демонстрирую. Я о них не думаю. И не смотрю на них. Ущерб, нанесенный моему телу, странным образом мне безразличен, потому что я сама стала безразлична себе.

И вдруг этот ущерб сделался очень важен. Я почувствовала себя эмоционально раздетой. Беззащитной.

По-прежнему стоя спиной к Лэндри, я одернула свитер, взяла куртку. Мне было стыдно, и я злилась на себя.

– Забудьте, – буркнула я. – Поеду домой.

– Будете предъявлять иск?

– Кому? – поворачиваясь к нему лицом, фыркнула я. – Подонку, которого вы не удосужитесь ни найти, ни тем более допросить? Ведь все происходящее вокруг ипподрома не представляет для вас ни малейшего интереса? Если только, разумеется, кого-нибудь все-таки не убьют.

Он не нашелся что ответить.

Уголок моего рта приподнялся в подобии злой улыбки. Я шагнула мимо него к двери.

– Всего доброго, Лэндри. Найду труп – позвоню.

– Эстес, погодите.

Когда я снова обернулась и посмотрела на него, он отвел глаза.

– Вам надо к врачу. Я вас отвезу. Может быть, у вас сломано ребро.

– Бывало и похуже.

– Господи боже, ну вы и упертая!

– Не нужно мне вашей жалости, – отрезала я. – И сочувствия вашего не нужно. Не надо меня любить или переживать за меня. От вас мне ничего не нужно, кроме того, чтобы вы делали свою работу. Но, очевидно, я хочу слишком многого. Не надо меня провожать. Я дорогу помню.

Лэндри все-таки довел меня до вахты. В полном молчании мы получили обратно оружие. Пока шли по коридору и спускались по лестнице, я делала вид, будто он перестал существовать.

– Я свое дело делаю хорошо, – сказал он, когда впереди показался выход.

– Неужели? Это какое? Или вы по второй специальности профессиональный придурок?

– Ну, вы и фрукт!

– Я такая, какой приходится быть.

– Нет, – возразил он. – Вы грубы, вы стерва, и почему-то из-за этого думаете, будто выше всех остальных.