– Но ведь кто-то ее убил, верно? Это было сексуальное преступление?

«Конечно, надеется, что да, – вздохнул про себя Лэндри. – Люди – странные создания».

– Вы не знаете, у нее не было парня? – спросил он.

– У этой? – скривилась Ева. – Нет. Парень был у другой.

– У Эрин Сибрайт?

– Да. Я уже говорила об этом ее тетке. Тед Как-Его-Там.

– Чед? – переспросил Лэндри, подходя к кофейному столику с горой фантиков от конфет и переполненной пепельницей. – Чед Сибрайт?

Ева потрясенно охнула.

– У них одна фамилия? Они муж и жена?

– Нет, мэм, – промычал Лэндри, перебирая стопку журналов. «Пипл», «Плейгерл», «Хастлер»…[4] О господи! – Вы лично видели, чтобы кто-нибудь к ним заходил или выходил? – спросил Лэндри. – Подруги? Может быть, шеф?

– Его не знаю. Заходила Пэрис. Такая светленькая, симпатичная, очень хорошая девочка. Всегда находит время поболтать. Всегда спрашивает про моих деток.

– Деток?

– Сесила и Бини. Это она платила за квартиру – Пэрис. Такая хорошая девочка.

– Когда она приходила в последний раз?

– Недавно. Знаете, у нее столько дел. Скачет на лошадях – оп! – через барьеры.

Она подкинула на руках толстого кота, будто собиралась метнуть его на расстояние. Кот прижал уши и завыл, как автомобильная сирена.

Лэндри шагнул к прикроватной тумбочке, выдвинул ящик.

Оп! Вот это удача!

Он достал из кармана ручку, осторожно отодвинул в сторону ядовито-розовый вибратор и вытащил свой трофей. Фотографии. Дон Джейд верхом на черном жеребце с лентой победителя вокруг шеи. Он же, на другой лошади, в прыжке над высоченным барьером. Еще один снимок – рядом с девушкой, лицо которой старательно зацарапано добела.

Лэндри перевернул карточку, взглянул на обратную сторону. Начало надписи зачеркано шариковой ручкой с таким нажимом, что бумага едва не прорвалась, но так бестолково, что прочесть все же можно.

Эрин.

С любовью от Дона.

Ван Зандт оставил машину у дороги – темно-синий «Шевроле», не «Мерседес», – и, облокотясь на ограду, наблюдал за мной. При виде его у меня екнуло под ложечкой. Я меньше всего ожидала увидеть его (если не в теленовостях, в момент взятия под стражу).

Он осторожно перелез через забор и подошел к рингу. Глаза скрыты зеркальными стеклами очков, лицо непроницаемо-спокойное. Мне показалось, он все еще выглядел больным. Интересно, что так подорвало его здоровье – убийство или страх быть схваченным? Или, может, мысль о том, что главный свидетель – то есть я – на свободе?..

Автомобиля Ирины на стоянке рядом с конюшней уже не было. Уехала, покуда я самозабвенно скакала по рингу. И Шона что-то не видать. Если уже вернулся домой после ночных похождений, то не скоро проснется.

– Вам надо свободнее держать спину, тогда и конь расслабит свою, – сказал Ван Зандт.

«Интересно, знает ли он?» – в тысячный раз подумала я. И фаталистическая струнка моей души тут же отозвалась: «Да, знает». Версии опять вертелись в моем мозгу, как и все время после вторжения в коттедж Лоринды Карлтон: он нашел рецепт и узнал мое имя по фотографии в журнале. В коттедже наверняка где-нибудь лежит этот номер журнала. Может, они вдвоем рассматривали фотографию. Может, Ван Зандт узнал коня или вспомнил, что там обо мне написано, или сложил два и два, поскольку было упомянуто поместье Шона… Впрочем, неважно, как именно он меня вычислил. Важно, как он намерен себя повести. Если он знает, что в субботу ночью я была в его доме, то знает и про то, что я видела окровавленную рубашку. Сейчас я жалела, что не забрала ее с собой, наплевав на все возможные осложнения. Зато Ван Зандт уже сидел бы в тюрьме, а я не осталась бы один на один с человеком, которого считаю убийцей.

– Давайте еще раз, – сказал он. – Пустите его галопом.

– Мы как раз собирались на сегодня заканчивать.

– Американцы! – презрительно проронил он, подбоченившись. – Да он едва разогрелся. Работа только начинается. В галоп, в галоп!

Моим естественным побуждением было не послушаться, но разговаривать с ним, сидя верхом на коне, казалось предпочтительнее, чем стоя на земле. Все-таки Ван Зандт меня сантиметров на двенадцать выше и килограмм на тридцать тяжелее. По крайней мере, покуда я не поняла как следует, что ему известно, а что нет, лучше не ссориться.

– На двадцатиметровый круг, – распорядился Ван Зандт.

Я поставила коня на круг диаметром двадцать метров, попыталась унять дыхание и сосредоточиться, хотя руки так сжимали поводья, что я чувствовала, как пульсирует в них кровь.

– Руки расслабьте, Элль. Почему вы так напряжены? – спросил он шелковым голосом, от которого у меня по спине пробежал холодок. – Конь это почувствует и тоже зажмется. Сядьте удобнее, а руки отпустите.

Я сделала попытку следовать его указаниям и пустила коня по кругу.

– Что так рано поднялись?

– А вы не рады меня видеть? – поинтересовался он.

– Я была бы рада видеть вас вчера за ужином. Но вы меня обманули. Что не поднимает вас в моих глазах.

– У меня возникли непредвиденные обстоятельства.

– Вас увезли на необитаемый остров? Там не было ни одного телефона? Даже в полиции дают право на звонки.

– Так вы думаете, я был в полиции?

– Вот уж не знаю и знать не хочу.

– Я оставил сообщение метрдотелю. Позвонить не мог. Вы не дали мне ваш номер, – ответил он и тут же другим тоном прикрикнул: – Соберитесь, соберитесь, соберитесь! Больше энергии, меньше скорость. Вперед! Сядьте глубже!

Я остановила коня, и он загарцевал почти на одной точке, ударяя копытами в песок на три счета.

– Пытаетесь подлизаться при помощи бесплатного урока верховой езды?

– Не бывает ничего бесплатного, Элль, – возразил он. – Не давайте ему сбиваться с ноги! С какой он сейчас должен ступать – с правой?

– Нет.

– Тогда почему вы его не остановили?

Ожидаемый ответ – потому что дура.

– Еще раз! В галоп! И больше энергии на переходе, не сбавляйте!

Мы снова и снова повторяли упражнение. Каждый раз что-то выходило не гладко, и непременно по моей вине. Мощная шея Д’Артаньяна была вся в мыле. Моя майка насквозь промокла от пота. Спина ныла, руки тряслись от усталости. Если рассуждать здраво, оставаться верхом весь день я не в состоянии. Еще пара часов – и просто шлепнусь наземь, обессиленная и бескостная, как выброшенная на берег медуза. Ван Зандт, со своей стороны, явно меня наказывает, и это доставляет ему большое удовольствие.

– …и заставьте его перейти на шаг мягко и плавно, как опускается на землю снежинка.

Я опять пустила коня шагом, затаив дыхание в ожидании следующего приступа муштры.

– Уже лучше, – проворчал Ван Зандт.

– Довольно! – взмолилась я, бросая поводья. – Вы решили уморить меня?

– Да что вы, Элль, зачем? Мы ведь друзья, разве нет?

– Я думала, что да.

– И я тоже. Между прочим, вчера поздно вечером я звонил в ресторан. Метрдотель сказал, что вы там не появлялись.

– Я была. Это вас не было, и я ушла, – солгала я. – Метрдотеля вообще не видела, наверно, он вышел в туалет.

Ван Зандт задумался.

– Хорошо у вас получается, – сказал он наконец.

– Что?

– Выездка, разумеется.

Не сводя с него глаз, я водила Д’Артаньяна по кругу, чтобы дать ему восстановить дыхание.

– Ну да, вы полчаса на меня орали, пока добились одного приличного перехода.

– Вам нужен сильный тренер. Вы почему-то считаете, что все знаете сама, но это не так.

– Я не люблю, когда на меня давят.

– По-вашему, я давлю? – бесстрастно спросил он, и это отсутствие эмоций было гораздо тревожней для меня, чем его обычный гонор. – Я просто верю в дисциплину.

– Ставите меня на место?

Он не ответил.

– Что привело вас сюда в столь ранний час? – снова спросила я. – Вряд ли желание извиниться за вчерашний вечер.