Март 1887 «Город глупый, город грязный...» Город глупый, город грязный! Смесь Каткова и кутьи, Царство сплетни неотвязной, Скуки, сна, галиматьи. Нет причин мне и немножко Полюбить тебя, когда Даже милая мне ножка Здесь мелькнула без следа. 4 апреля 1887 Знаменитому гражданину 1 Ода О ты, средь невского содома Хранящий сердце в чистоте! Твоею мудростью блюдома, Русь шествует к своей мете. И скоро, скоро заблужденья Она отраву изблюет Н на руинах просвещенья Благонамеренно заснет. И если сон сей величавый И посетят еще мечты,— О, не страшись: в сиянье славы Ей будешь сниться только ты. 19 апреля 1887 2 Гимн Содома князь и гражданин Гоморры Идет на Русь с «газетою большой». О боже! суд свой праведный и скорый Яви, как встарь, над гнусностью такой. Август 1887 <На А.А. Фета> 1 Поговорим о том, чем наша жизнь согрета: О дружбе Страхова, о камергерстве Фета. 2 Жил-был поэт, Нам всем знаком, Под старость лет Стал дураком. Конец февраля 1889 Размышление о неизменности законов природы Дела пожарного служитель Горе над прахом вознесен И, как орел – эфира житель, Всезрящим оком наделен Он одинок на сей вершине, Он выше всех, он бог, он царь... А там внизу, в зловонной тине, Как червь, влачится золотарь,— Для сердца нежного ужасен Контраст клоаки и депа... Смирись! Закон природы ясен, Хоть наша мудрость и слепа. Заходит солнце, солнце всходит, Века бегут, а все, как встарь, На вышке гордый витязь ходит И яму чистит золотарь. Середина апреля 1889 Молодой турка В день десятый могаремма У папа в саду Встретил я цветок гарема И с тех пор всё жду, Жду в саду нетерпеливо Я мою газель... Но папа блюдет ревниво Всех своих мамзель. Знать, недаром евнух старый Шилом ковырял И к мешку тяжелых пару Камней привязал. Надо мне остерегаться... Лучше я уйду. Этак можно и остаться В папином пруду! Да! папа – весьма упорный Старый ретроград, И блюдет евнух проворный Папин вертоград. Середина апреля 1889 Из письма Во-первых, объявлю вам, друг прелестный, Что вот теперь уж более ста лет, Как людям образованным известно, Что времени с пространством вовсе нет; Что это только призрак субъективный, Иль, попросту сказать, один обман. Сего не знать есть реализм наивный, Приличный ныне лишь для обезьян. А если так, то, значит, и разлука, Как временно-пространственный мираж, Равна нулю, а с ней тоска и скука, И прочему всему оценка та ж... Сказать по правде: от начала века Среди толпы бессмысленной земной Нашлось всего два умных человека — Философ Кант да прадедушка Ной. Тот доказал методой априорной, Что, собственно, на всё нам наплевать, А этот – эмпирически бесспорно: Напился пьян и завалился спать. 1890 Привет министрам Горемыкин веселеющий И Делянов молодеющий, Бедоносцев хорошеющий, Муравьев-жених Собралися снова вместе, и Порешили эти бестии, Что вся сила – в них. Врете, курицыны дети! Вот ужо за речи эти Быть, мерзавцы, вам в ответе, Будет вам допрос! И синклиту безволосому, Да и Ю<льи>чу безносому Уж натянут нос! Ждет засуха семилетняя... Что и зимняя, и летняя... Хоть солому жрать, да нет ее! Тут-то вам и мат. С голодухи люди кроткие Разевают свои глотки и Черт им сам не брат. Тут сюда-туда вы кинетесь, Либералами прикинетесь, Вверх ногами опрокинетесь, Подожмете хвост. Но дела все ваши взвешены, Да и сами вы повешены, — Вот конец и прост! Начало сентября 1891 <На К.П. Победоносцева> На разных поприщах прославился ты много: Как евнух ты невинностью сиял, Как пиетист позорил имя бога И как юрист старушку обобрал. <1892> «Душный город стал несносен...» Душный город стал несносен. Взявши саквояж, Скрылся я под сенью сосен В сельский пейзаж. У крестьянина Сысоя Нанял я избу. Здесь мечтал, вкусив покоя, Позабыть борьбу. Ах, потерянного рая Не вернет судьба. Ждет меня беда другая, Новая борьба. Поднялись на бой открытый Целые толпы — Льва Толстого фавориты, [25]Красные клопы. Но со мною не напрасно Неба лучший дар — Ты, очищенный прекрасно, Галльский скипидар. Ты римлянкам для иного Мне ж союзников Толстого Помоги сразить. Я надеялся недаром: В миг решился бой, Спасовал пред скипидаром Весь толстовский строй. О любимец всемогущий Знатных римских дам, Я роман Толстого лучший За тебя отдам. От романов сны плохие, Аромат же твой Прогоняет силы злые И дарит покой. Но покой, увы, не долог. Вижу, новый враг. Изо всех щелей и щелок Повалил прусак. Ах, и мне воинским жаром Довелось гореть И французским скипидаром Прусаков огреть. Все погибли смертью жалкой Кончилась борьба. Терпентином и фиалкой Пахнет вся изба. вернутьсяСмотри статью «Первая ступень в пользу домашних насекомых» вернутьсяПо свидетельству древних писателей, римские щеголихи весьма любили терпентинное масло, придающее запах фиалки таким выделениям организма, которые натурально этого запаха не имеют. |
