Тут она увидела меня и раскрыла рот от удивления. Затем положила руку на плечо Сент-Клера:

– Мистер Ле Гранд, там кто-то пришел…

Все повернулись в мою сторону, Крэм тоже повернулся на стуле, чтобы увидеть меня. Сент-Клер без тени удивления или неловкости протянул:

– О, вы уже вернулись, – затем самым обыденным жестом указал на меня: – Моя жена, мистер Крэм, Эстер, Мисс Женевьева Крэм.

Я поздоровалась довольно приветливо и, отказавшись от предложения Старой Мадам поставить прибор и для меня, повернулась, чтобы тут же пойти к Дэвиду и Руперту, но голос Сент-Клера остановил меня: – Вы удачно съездили?

Этот вопрос, заданный голосом заботливого мужа, не обманул меня, я видела, как расчетливо блеснули его глаза, что говорило лишь о том, что его интересует, какую выручку я привезла. Но я решила, что его алчность не будет удовлетворена. Пожав плечами, я ответила как можно беспечнее: Так себе, – и он даже не попытался скрыть злобное разочарование, которое я успела заметить в его взгляде, прежде чем он снова повернулся к своей соседке. – Миссис Ле Гранд, – сказал он ей, – выращивает риск и хлопок.

Мистер Крэм развернулся на стуле еще больше, и его свинячьи глазки пробежали по моей фигуре:

– Слыхал о вашем урожае, мэм. Если я куплю Семь Очагов, вам придется поделиться со мной, каким образом добиваются таких успехов.

Взгляд Сент-Клера скользнул опять ко мне, вилка Старой Мадам зависла в воздухе, и ясно было, как им не терпелось узнать, что за впечатление произвели на меня эти слова. Но я оставалась невозмутимой и нисколько не удивленной. Я решила не подыгрывать этой сцене, когда мистер Крэм произнес, если я куплю Семь Очагов. Итак, вопрос о продаже имения еще не был решен. Возможно, это еще придется решать мне.

Сент-Клер повернулся к девушке, Женевьеве:

– Вы могли бы работать как собака и выращивать рис и хлопок?

Она игриво стукнула его веером.

– Даже и не подумаю, я такая лентяйка. Спросите папу. – Ее выпуклые глаза перебегали с одного на другого, остановились на мне, и я заметила, как ребячливое и невинное выражение их сменилось холодным и жестким: – Наверное, вы думаете, что я чудачка, да, миссис Ле Гранд?

Не имея желания отвечать на такой бессмысленный вопрос, я пробормотала: "Извините" – и пошла к детям. На какое-то время мысли о чужих людях в этом доме и о причинах их появления здесь отступили на задний план, ведь из кроватки мне улыбнулся Дэвид и протянул свои худенькие ручки, чтобы потрогать мое лицо; Руперт, сидевший со смертельной скукой на лице, когда я открыла дверь, тут же просветлел, и приветственные гримаски Тиб согрели меня и отогнали дурные мысли.

На кухне, как я и думала, стоял гвалт, Марго носилась взад и вперед, Маум Люси колдовала над своими котелками и чайниками, словно Дирижер, пытающийся заставить инструменты оркестра играть по очереди, под аккомпанемент своего ворчания:

– Марстер Сент сам распорядился б'ужине – я на ногах целый день – ни минуты од'дыха с обеда.

Заглянув в ее кастрюльки, я обнаружила, что меню было обильным и изысканным, жареные индейки и пирог с голубятиной, лангусты в винном соусе, салат из устриц, огромная свиная лопатка со сладким картофелем, тосты, джемы, желе и приправы. Сент-Клер, как я поняла, решил вернуться к былой роскоши, на которую я так резко наложила запрет, – и по-прежнему не считался с расходами, я заметила также батарею бутылок с золотыми горлышками, которые, как Марго сообщила мне, были присланы сюда еще вчера.

Но я не задержалась на кухне. Возвращаясь в гостиную, я встретила по дороге Вина с подносом, уставленным бутылками и стаканами, и от него узнала, что Сент-Клер с Крэмом заперлись в башне. Это сообщение меня так встревожило, что я не смогла взяться за многочисленные неотложные дела по дому. Я ходила по комнате, настолько поглощенная мыслями, что едва замечала, какой разыгрался шторм – над домом стоял такой грохот, словно табун диких лошадей проносился по небу; и стало так темно, что Марго пришлось зажечь в доме свечи, хотя было всего четыре часа.

Наконец я взялась за свое шитье, села в гостиной, откуда могла наблюдать за лестницей, и стала с тревогой ожидать появления Сент-Клера и Крэма, в надежде на то, что по их лицам смогу догадаться об исходе переговоров. Когда, около пяти, они наконец-то спустились, я тут же стала разглядывать их, желая поскорее угадать ответ на вопрос, что мучил меня.

Они почти не разговаривали, и если упрямое выражение лица Крэма, словно говорившего: "Будь я проклят, если соглашусь на это", воодушевило меня, то, взглянув на Сент-Клера, я умерила свой энтузиазм. Слишком хорошо знала я это внешнее спокойствие и невозмутимость, под которыми таилась холодная непоколебимая решимость. "Как долго, – думала я, – сможет Крэм сопротивляться этой неумолимой воле?" Что он понимал это, было очевидно; он был похож на дрожащего поросенка, который, однако, упрямился. Он сел у огня, теребя в жирных ручках платок – как капризный ребенок, который не может получить понравившуюся ему игрушку. Наблюдая эту нерешительность, я умирала от волнения. Ведь этой игрушкой были Семь Очагов. Получит ли он ее, несмотря на непомерную цену.

Тут в напряженную тишину гостиной – Сент-Клер и Крэм сидели молча, только битва между двумя волями ощущалась в атмосфере комнаты – ворвалось видение, Женевьева, сногсшибательное видение в бледно-голубом бархате, чудовищно драпированном на турнюре, с обнаженными пухлыми плечиками, выглядывающими из каскада кружев, а взбитые локоны поддерживал гребень, усеянный драгоценными камнями. И вся такая трепетная и игривая! Какие шаловливые остроты отпускала она в адрес Сент-Клера, который, расположившись у каминной доски, наблюдал за ней, как терпеливый мастифф наблюдает за резвящимся щенком.

Я, конечно, поняла, что глупая девочка влюблена в Сент-Клера, и нехотя отметила, что это вполне простительно и объяснимо. Его элегантная фигура, томно облокотившаяся у камина, тем более на фоне приведенной мною в порядок гостиной, могла показаться привлекательной и более разумной женщине, чем Женевьева Крэм; и, по ее мнению, несомненно, у него была масса достоинств. Старинный род, имя, просторные земли, положение в обществе, которое отец так жаждал купить ей и которого, как я догадалась, ему не предоставили в разборчивом Чарльстоне.

Пока мы вкушали восхитительные блюда Маум Люси и пили золотое вино за роскошным столом, ветер и дождь бились в окна и свечи трепетали, как испуганные духи. Это напомнило мне другой ужин за этим столом, когда ветер так же бился в ставни и двери и свечи так же оплывали, как сейчас. Тогда за этим столом сидела Лорели, накануне той ночи, когда она утонула, – и вдруг она снова возникла передо мной, отчаявшаяся, с опустошенным взором, она крошила хлеб в свою тарелку и, заглядывая в темные углы столовой, посмеивалась, будто знала что-то такое, от чего ей становилось легче на душе.

Может быть, она была с нами и за этим столом? Может быть, узнав о том, что ее планам и будущему Руперта угрожает опасность, она не смогла мирно почивать в могильной тишине?