– Не будем болтать попусту. Так что вы скажете?

– Хотелось бы узнать, что стоит за этим предложением?

– Черт бы побрал практичность этих янки! Вы и на брачном ложе готовы торговаться. Что вы хотите, чтобы за ним стояло? Как обычно – все блага райские, что я имею, к твоим ногам я приношу?

– У вас не так много этих благ, чтобы придавать этому такое значение.

Ему вдруг это все надоело.

– Черт возьми, – протянул он, – я не собираюсь умолять и обхаживать вас, как мальчишка. Я сделал предложение, принимайте или отказывайтесь.

– Мне нужно время, чтобы подумать.

– Отлично. И когда пойдете вниз, скажите Марго, чтобы принесла мне на подносе завтрак.

Внизу я послала Марго на кухню за завтраком, а разыскав Руперта, отправила его в классную.

– Но папа сказал, что сегодня мне не надо заниматься, Эстер.

– Но мы все же начнем урок.

– Ух, ненавижу эти уроки.

– Ты не любишь их только потому, что должен заниматься. А если бы я запретила тебе раз и навсегда брать книги в руки, то наверняка пришлось бы ловить тебя с книжками по углам.

Я села за стол и потянулась к доске.

– Что с тобой, Эстер?

– Ничего. А почему ты спрашиваешь?

– Ты… – он подбирал слово, – какая-то чудная. Как будто выпила бренди.

– Можешь быть спокоен, бренди я не пила.

– Глаза у тебя блестят, как это бывало у мамы. И затуманились.

– Тебе все кажется. Вот смотри, – сказала я, быстро составляя для него задачки на сложение. Я понимала, что глаза мои и правда могли заблестеть и даже "затуманиться", будто я выпила бренди. В голову мне и в самом деле ударил дурман, от которого кровь приливала к лицу, и тело ощутило странную легкость, чувство, наверное, известное каждой женщине, когда ей делают выгодное предложение.

И я, не отрицаю, прекрасно сознавала те выгоды, которые могла принести мне свадьба с Сент-Клером. Только подумать, что Семь Очагов станут моим домом, что ни одна случайность не сможет меня выкинуть отсюда и снова послать маяться бездомной по свету.

Как бы я заботилась о Семи Очагах! Работала бы без устали, чтобы снова сделать их такими, какими они были когда-то. Пока Руперт складывал цифры, и стирал, и снова складывал, я представляла, какой собираю богатый урожай и как отправляю его пароходами в Саванну. Когда передо мной вдруг возникло смеющееся лицо Руа, я безжалостно выкинула его нон. Отныне он для меня не более чем любой другой деревенщина-неудачник. И я решила, что Таун немедленно уберется с моей плантации.

В тот день, пока я работала, мысль о том, чтобы стать хозяйкой Семи Очагов, окружала меня как аура, утешая и услаждая. Об отказе Сент-Клеру я уже и не помышляла. Приняв это предложение, я обретала, или я думала, что обретаю, в награду за все долгие годы горького одиночества, свой дом, где я еще оставалась бездомной, а вместо заурядной должности – положение, о котором и мечтать не могла. А что касается любви? Обходилась же я без любви до сих пор, обойдусь и дальше.

Той ночью я, вздрогнув, очнулась от беспокойного сна и села на кровати, прислушиваясь в темноте. Меня разбудили шаги за дверью. Вот я опять услышала их и еще скрип осторожно открываемой где-то двери.

Минуту я сидела, напряженно слушая ночные звуки. Кто это мог бродить по залу в такой час – и зачем? Потом – действие всегда отгоняет страх – я зажгла свечу и, скользнув в халат и шлепанцы, подошла к двери и открыла ее.

– Кто здесь? – строго спросила я, вглядываясь во тьму.

Тут же передо мной возникла фигура Сент-Клера, и он подошел ко мне. Я увидела, что он в ночном халате, что держится, как всегда, невозмутимо.

Он протянул:

– Мне нужна чистая ткань для перевязки. Произошел несчастный случай.

Секунду я удивленно смотрела на него, потом подошла к бельевому шкафу и достала одну из чистых старых простыней, которые Марго оставляла на тряпки. В темноте снова прозвучал его голос:

– Мне нужна горячая вода.

Я протянула ему простыню.

– Чайник висит у Маум Люси в печке – в нем всегда есть вода.

– Благодарю вас, – сказал он, направляясь к лестнице. Его голос звучал так одиноко в темноте, что я невольно спросила:

– Вам нужна помощь? Может быть, мне пойти с вами?

Он уже не попадал под свет моей лампы, поэтому я не видела его, но услышала, что он остановился и обернулся.

– Пойти со мной? – переспросил он с насмешливым удивлением в голосе, которого я не поняла. – Ну что ж. Пойдемте. Мне может понадобиться помощь.

Я спустилась вслед за ним по лестнице на заднее крыльцо, где подождала, пока он вернется с чайником, потом мы вышли на задний двор. Но все это я делала как во сне – я и правда еще не окончательно проснулась. Я не чувствовала ни удивления, ни тревоги; я даже не поинтересовалась, куда мы идем. И только когда я вдруг поняла, что он ведет меня к негритянским хижинам, во мне шевельнулся страх. Когда же мы вошли в дом Таун и я увидела, что Руа лежит на ее кровати, его правая рука обмотана окровавленным полотенцем, а сама она стоит в тени, так, что свет лампы не падает на нее, я поняла причину своего страха.

Но я не подавала и виду, что бы ни увидела и что бы ни почувствовала. Я послушно выполняла все, что говорил мне Сент-Клер: налила горячую воду в жестяной таз и держала, пока он снимал с руки Руа полотенце и ловко промывал рану.

– Она не такая серьезная, как я думал. Пуля только задела руку, – сказал он. – Это быстро заживет.

Темнокожая женщина пошевелилась в тени, и по комнате пронесся ее вздох.

– Повязку.

Разорвав простыню на полосы, я подала их ему. Пока он перевязывал раненую руку, я чувствовала, что насмешливые глаза Руа все время наблюдают за мной.

– Ты хороший доктор, Сент, – усмехнулся он, – а твоя ассистентка холодна, как хирургический инструмент.

При этом замечании, высказанном специально, чтобы досадить мне, кровь бросилась мне в лицо, но я спокойно стояла и складывала остатки простыни. Когда перевязка была сделана, Руа сел на кровати, опустив на пол ноги, обутые в сапоги. Я отвела глаза, чтобы не видеть тонкого загорелого лица, которое, несмотря ни на что, не переставало притягивать меня.

– Осторожно, – предупредил его Сент-Клер, – ты потерял много крови. На, выпей бренди.

Он выпил, затем посидел, опустив голову на руки, в ожидании, когда бренди вернет ему силы. Я смотрела по сторонам – куда угодно, – лишь бы не видеть фигуру Руа Ле Гранда, сидящего на постели Таун. Я смотрела на отмытый пол, на безвкусный календарь на стене, на голубого пастушка на полке. Около пастушка я увидела пистолет, наполовину торчащий из роскошной кожаной кобуры. А возле него лежал украшенный камнями кнут Сент-Клера, и рубины на нем горели в свете лампы, как глаза дьявола.

На лице Руа появился румянец, и он встал, но ноги его, не слушались, и он бы упал, если бы Сент-Клер не подставил ему руку.

– Тебе лучше переночевать в доме.

– Нет.

Сент-Клер пожал плечами.

– Где Сан-Фуа?

– Под магнолией.

– Тебе нельзя идти к ней пешком, начнется кровотечение…

– Ее можно подвести к двери.

Сент-Клер повернулся ко мне:

– Эстер, подержите его под руку, пока я приведу лошадь.

Но прикоснуться к Руа сейчас было выше моих сил. Вместо этого я предложила:

– Я сама схожу за Сан-Фуа, – и быстро вышла за дверь. Но прежде я успела увидеть, как насмешливо сверкнули зеленые глаза на белом лице Руа.

На улице в ночной прохладной тишине я на секунду приложила руки к горящим щекам, затем пошла к магнолии за лошадью. Она отказывалась идти со мной, цапала и кусала меня за руки, мотала головой и била копытами, и, пока Руа не свистнул ей через открытую дверь домика, она не позволила мне увести ее с места.

Руа осторожно поднялся в седло и подобрал вожжи здоровой рукой.

– Спокойной ночи, – бросил он. Сент-Клер, прищурившись, смотрел на него.