Не прошло и года после этого случая, как умерла Елизавета, Шувалов уехал за границу, жил в Париже, у Вольтера в Фернее, а потом провел долгие годы в Италии. Когда он вернулся домой, Поэта уже не было в живых – Ломоносов умер в 1765 году. Фавор Ивана Шувалова оборвался, когда ему было тридцать пять лет; впоследствии оказалось, что это – ровно половина его жизни. И еще тридцать пять лет, до самой смерти в 1797 году, Шувалов прожил так, как и мечтал: вдали от суетного света, в уютном дворце своей сестры, среди любимых картин и книг, в тишине и покое.

Он остался самим собой до самого конца. Однажды гость Шувалова, войдя в его кабинет, застал хозяина в мягких креслах, в халате, с томиком Вольтера в руке. «Вот, хоть не люблю его, бестию, – шутливо воскликнул Иван Иванович, – а приятно пишет!» Он был счастливым человеком и сподобился того, о чем мечтает каждый Меценат: имя его, вплетя в свои стихи, обессмертил Поэт, который сам будет жить, пока живет русское слово.

или:

Шувалов повидал мир, был знаком с гениями, провел годы в благословенной Италии, он познал власть, почет, любовь и славу. Во второй половине жизни он писал, что, наконец, свободен, что сумел «приобресть знакомство достойных людей – утешение, мне до сего времени не известное, все друзья мои, или большею частию, были [друзьями] только моего благополучия, теперь [стали] собственно мои».

Иван Иванович Шувалов был прост и бескорыстен, но его добротой вполне бесцеремонно и даже нагло пользовались ближние родственники – старшие двоюродные братья графы Петр и Александр Шуваловы, некогда приведшие скромного интеллигентного юношу ко двору. Особенно заметен был своими повадками и даже внешним видом старший из братьев – Петр. Это был вельможа во всем блеске значения этого понятия для XVIII века. Он, как пишет Фавье, «возбуждал зависть азиатской роскошью в дому и своим образом жизни: он всегда покрыт бриллиантами, как Могол, и окружен свитой из конюхов, адъютантов и ординарцев».

Он весьма удачно женился – взял в жены некрасивую, но близкую императрице фрейлину Мавру Шепелеву. Женщина умная и ловкая, Мавра хорошо знала характер своей повелительницы и тонко пользовалась влиянием на нее, чтобы добиваться милостей для своего мужа. В своих записках князь Яков Шаховской рассказывает, как Мавра Шувалова, выполняя задание мужа, сумела опорочить Шаховского в глазах императрицы. Зная, что прямая жалоба на подозрительную в таких случаях Елизавету не подействует, она прибегла к хитрости: встав с одной из своих приятельниц-фрейлин у окна во дворце, Мавра стала что-то шептать ей на ухо. Этого было достаточно, чтобы скучающая императрица обратила на дам внимание и решительно подошла к ним. Мавра притворно сконфузилась и замолкла. Заинтригованная Елизавета потребовала рассказать, о чем секретничают ее фрейлины. Мавра отнекивалась, краснела, а потом, как бы неохотно, идя навстречу воле государыни… вылила ведро помоев на врага своего мужа. Князь Михаил Щербатов, описывая нравы двора Елизаветы Петровны и ее главных вельмож, называет Петра Ивановича Шувалова настоящим «чудовищем», отвратительным человеком, но вместе с тем пишет, что тот был человек не только «быстрый, честолюбивый», но и умный.

Несомненно, Петр Шувалов был крупным деятелем елизаветинской эпохи, одним из центральных столпов ее режима. В нем было много энергии, властности, воли, он ясно и широко мыслил. Современники замечали в нем редкостную для государственных деятелей той эпохи способность понимать и ценить новое, даже увлекаться им. Он был плодовитым прожектером и всячески покровительствовал прожектерству в различных сферах жизни – от финансов до фейерверков. В его обширном петербургском дворце была создана целая «фабрика прожектов», и там появилось немало идей, которые были им реализованы при поддержке Ивана Ивановича. Важнейшими из мер, проведенных Петром Шуваловым, были реформы в экономике и финансах. Он стал осуществлять новую, революционную для русских финансов идею перехода от прямого (подушного) обложения к косвенному, за счет повышения цен на соль, вино. Но еще более смелой оказалась реформа таможенного обложения. Шувалов добился ликвидации внутренних таможен – наследия средневековья. Финансисты опасались снижения доходов казны. Действительно, это был риск, однако он оправдался – освобождение торговли от стесняющих ее пут привело к росту доходов казны за счет увеличения торгового оборота.

По инициативе Петра Шувалова началась работа над созданием нового свода законов – Уложения. Результаты деятельности Комиссии, которую он сам возглавлял, были впоследствии использованы правительствами Петра III и Екатерины II. Впечатляющими были и успехи реформ Шувалова в армии, особенно – в артиллерии, ставшей одной из самых передовых в мире. Шуваловские гаубицы, отличавшиеся необычайной точностью стрельбы, увековечили его имя в истории русского оружия.

Но все же больше, чем государственной деятельностью, Петр Шувалов (как и его брат Александр) прославился казнокрадством, стяжательством, беззастенчивым обогащением за счет казны. Братьям Шуваловым удалось провести такие законы, которые позволяли им, а также их ближайшим приятелям, присвоить богатейшие уральские металлургические заводы и получать с них гигантские доходы, иметь невиданные льготы и даже финансовую помощь государства.

В отношении своих конкурентов – частных предпринимателей – Шуваловы вели себя, как разбойники с большой дороги, разоряя их дотла. Еще больше доходов и дурной славы принесли Петру Шувалову многочисленные монополии на промыслы. Когда в 1760 году он умер, то собравшиеся на похороны долго томились в ожидании выноса тела. Екатерина II пишет в мемуарах, что одни, «вспомня табашной того Шувалова откуп, говорили, что табаком [тело] осыпают, другие говорили, что солью осыпают, приводя на память, что по его проекту накладка на соль последовала; иные говорили, что его кладут в моржовое сало, понеже моржовое сало на откуп имел и ловлю трески. Тут вспомнили, что ту зиму трески ни за какие деньги получить нельзя было и начали Шувалова бранить». Так под многотысячный хор проклятий и матерщину и был отвезен в Александро-Невский монастырь Петр Иванович Шувалов. Незавидная судьба для государственного деятеля.

Александр Иванович Шувалов держался всегда в тени «Могола» – старшего брата, но его побаивались не меньше, чем всесильного прожектера. С 1747 года он сменил на посту начальника тайной полиции – Тайной канцелярии – умершего Андрея Ушакова и бессменно руководил этим славным учреждением до его ликвидации при Петре III. Никто не стремился поближе познакомиться с подвалом Александра Ивановича, да и внешность его была отталкивающа – лицо его то и дело перекашивалось от нервного тика, тяжелая, видно, была работа…

Впрочем, на его время пришлось немного крупных дел – царствование Елизаветы в политическом смысле было спокойно, даже безмятежно: ни серьезных заговоров, ни мятежей, ни крупных бунтов.

Взойдя на престол, Елизавета поклялась не выносить смертных приговоров и свою клятву сдержала – указов о смертной казни в ее царствование нет. Конечно, людей могли сжить со света иными средствами (что, кстати, и делалось), но все же мы не можем вспомнить в тысячелетней истории России ни одного другого двадцатилетия, в течение которого никого не казнили.