"Должен признать, — продолжал Гесс по-немецки, — что я столкнулся с трудным решением, очевидно, самым трудным в моей жизни. Полагаю, что принять его я сумел благодаря тому, что видел перед глазами бесконечный ряд детских гробиков, как с немецкой, так и с английской стороны, с чередой плачущих матерей за ними и, наоборот, гробы матерей со следующими за ними детьми".
Сомневаться не приходится, Гесс говорил искренне; сцены опустошения, свидетелем которых он стал во французскую кампанию, потрясли его. Следует вспомнить и о том, что накануне его полета над Аугсбургом была сброшена листовка с изображением мертвого обезображенного детского тела с заголовком: "Это не ваш ребенок, а один из бесчисленных детей, попавших под германские воздушные налеты…"
После чего человеколюбивый Гесс перешел к так называемым "психологическим аспектам". Он заставил Саймона совершить такой же экскурс в историю, какому во время первого интервью подверг Киркпатрика. Начал он с интриг Эдуарда VII на стыке веков и завершил ценным наблюдением, что британская политика всегда состояла в том, чтобы образовывать коалицию против сильнейшей державы на континенте, чтобы через короткое время напасть на нее.
Потом он коснулся обвинений Германии в том, что она нарушала международные договоры; списку которых, по его словам, он может противопоставить другой с аналогичными нарушениями международного права британской стороной.
"Можно с уверенностью сказать, что Германия ни с одним народом не обходилась так, как [обходились] с бурами, индийцами, ирландцами. Не создавали мы и концентрационных лагерей для женщин и детей, как было у вас с бурами…"
Его повествование представляло собой стандартную версию истории в представлении нацистов. Причину углубления в нее Гесс объяснил следующим образом: следует забыть о взаимных упреках и "поговорить честно, по-мужски". Однако он тотчас коснулся английских бомбардировок немецких городов. Фюрер бесконечно долго откладывал месть, но был вынужден действовать, и ему большого труда стоило отдать приказ об ответных бомбардировках; после чего у него болело сердце.
Возможно, что именно так свое решение объяснил Гессу Гитлер, знавший, что тот обладает мягким сердцем и порицает сражение не с тем противником. Однако не приходится сомневаться в том, что Гесс осознавал, что самый опустошительный налет Люфтваффе на Лондон совпал по времени с его прибытием в Шотландию. Это угадывалось в его последующих замечаниях, сделанных после того, как Саймон, не в силах сдержать свое нетерпение (Гесс к этому времени говорил уже около часа), сказал, что готов выслушать его предложения.
— Мой полет — результат обдуманных действий, — ответил Гесс, — решение совершить его я принял под влиянием того факта, что окружение фюрера целиком и полностью убеждено, что положение Англии безнадежно…
Они задаются вопросом, продолжил он, за счет чего Британия может продолжать войну. Их собственное производство самолетов так велико, что зимой они были вынуждены искать место для всех этих машин, а персонал, обслуживающий Люфтваффе, равен по численности экспедиционному корпусу, снаряженному Британией во Францию. Саймон сделал попытку выудить у него конкретные цифры, но Гесс только сказал, что летный состав измеряется не десятками, а сотнями тысяч.
Ущерб, причиненный Британии во время предыдущих воздушных налетов, — цветочки по сравнению с тем, что ждет ее дальше. В этом и состояла причина, подчеркнул он, почему он прибыл сюда. Их ждет невообразимый ужас. Воздушная война в тех масштабах, которые она примет…
— Что-то невероятное, формы, которые воздушная война примет… — перевел «Барнес».
— Я чувствую себя обязанным, так сказать, как человек, прибывший сюда со своевременным предупреждением, выдвинуть предложение, ради которого я здесь.
Гесс, должно быть, знал о беззащитном положении Лондона и других британских городов перед воздушными атаками. Мрачные прогнозы, сделанные штабом ВВС относительно результатов бомбардировок, были, вероятно, главным фактором, на который опиралась политика «умиротворения» Чемберлена 1938 года.
Тогда Саймон спросил, почему же Германия, имея возможность расправиться с Британией, продолжает нести потери в живой силе на Крите, в Ираке и других районах. Гесс ответил, что не говорил, что этими средствами они уже владеют, это дело скорого будущего. Саймон снова попросил выдвинуть их предложения. Гесс сказал, что есть еще один момент, на котором он хотел бы остановиться, а именно — на подводной войне; однако вместо этого он вернулся к воздушным налетам и потерям среди гражданского населения, неоднократно подчеркивая, что немцы не менее упрямы, чем британцы. Это было продемонстрировано во время последней войны, сказал он, когда падение Германии произошло в результате поражения не на фронте, а в тылу— "и этот внутренний враг был в основном уничтожен".
— И этот враг за линией фронта был ликвидирован, — перевел «Барнес».
Саймон ничего не ответил, вероятно, его утомили бесконечные объяснения Гесса; возможно, обращение с евреями и коммунистами внутри Рейха был не тот вопрос, зондировать который он получил задание. Тем не менее вызывает удивление тот факт, что после упоминания Гесса о британских концентрационных лагерях для бурских женщин и детей, Саймон, еще до войны осуждавший отношение немцев к евреям и знавший о том, что творили с ними во время польской кампании, пропустил замечание мимо ушей. Но это действительно так, и Гесс тем временем продолжал:
— С другой стороны, любовь к фюреру немецкого народа никогда не была так велика.
Дав поговорить ему несколько минут, Саймон снова перебил его; он сказал, что ждет уже два часа, но так и не услышал ни слова о миссии, ради чего, собственно, и явился. Гесс рассмеялся; он собирался вкратце осветить подводную войну. В этом заключалось главное. В окружении Гитлера считали, что для Британии это был решающий момент. Точно так же, как он описывал производство самолетов, он углубился в описание производства подводных лодок, рассказал о децентрализации выпуска комплектующих частей, заявив, что многие заводы даже не знают, что производят детали подводных лодок. Сборка кораблей осуществлялась на реках в глубине континента. Тогда Саймон, согласно полученным инструкциям, попытался проверить его на предмет ущерба, нанесенного производству подводных лодок в Киле и Бремене британскими бомбардировками. Гесс от прямого ответа ушел, сказав, что аэрофотосъемка не позволяет оценить картину ущерба достаточно точно, что касается отчета агентов, то у них на этот счет собственное мнение. Он продолжил распространяться на тему подводной войны, упомянув, что в 1917 году подводные лодки поставили Британские острова на грань катастрофы, в то время когда у Германии для ведения операций имелся лишь узкий клочок земли для базы в Гелиголанд Байт; теперь же в их распоряжении находится все Атлантическое побережье Франции. Более того, они убеждены, что американское судостроение картины не изменит; Британия как несла потери, так и будет продолжать их нести. Упоминание об Америке позволило ему перейти к вопросу о том, что идея ведения Британией войны с территории Империи абсурдна; в таком случае Германия осуществит морскую блокаду Британских островов и заморит население страны голодом; оккупировать острова они не станут, поскольку это будет включать обеспечение людей продуктами питания; почувствовав, что сболтнул лишнее, Гесс тотчас быстро добавил: "при условии, что ранее она не была оккупирована".
Саймон снова попросил его объяснить цель миссии.
— Об условиях, при которых Германия будет готова найти точки соприкосновения с Англией, — ответил Гесс, — я узнал от фюрера во время многочисленных наших с ним дискуссий… — после чего Гесс замял вопрос, сказав, что откладывал осуществление своего плана с начала января и решился на полет только после успеха Британии в Северной Африке и побед греков над итальянцами.
Саймон перебил его, напомнив о его прежнем заявлении, что план пришел ему в голову годом раньше во время французской кампании.