Из дословных записей встреч, найденных Гербером, видно, что уверенность Гесса в благополучном исходе своей миссии основывалась на сводках разведки о бомбардировках и условиях жизни в Англии. В делах германского министерства иностранных дел таких примеров имеется множество. 4 января 1941 года агент из Лиссабона сообщал, что немецкие воздушные обстрелы Британии оказывают действие: "Несмотря на все попытки отрицать это, британское население деморализовано настолько, что о продолжительном сопротивлении не может быть и речи". В сообщении в конце месяца, исходившем, несомненно, от друга «Си», Душко Попова, говорилось о введении в Великобритании карточного распределения продуктов и больших нехватках: "апельсины практически недоступны, масла мало и оно плохого качества… мясо— по карточкам… свежих овощей не хватает, почти нет яиц… сахар отпускается по карточкам… положение с кофе неважное и продолжает ухудшаться…". Далее говорилось о городе Бристоле, который "полностью разрушен и безжизнен. Центр практически выгорел…". Большой воздушный налет на Лондон в воскресенье, 29 декабря, описывался как "самое ужасное испытание" в жизни агента, "адский обвал огня, взрывов, шрапнели. Пожары после бомбардировки продолжались до середины следующего дня". Он [агент] назвал город разрушенным. Дать подробности он не мог, потому что ущерб был настолько великим и полным… Люди, 100000—150000, живут в ужасных условиях, в подземке, говорилось в отчете; "по ночам… стоит ужасная вонь, и в течение дня приходится переступать через людей, спящих на платформах станций, у них ничего нет, кроме одежды, в которую они одеты. Поскольку существует опасность возникновения эпидемий и последующей деморализации живущего под землей населения, были приняты меры для удовлетворения элементарных гигиенических потребностей (т. е. туалеты)…" Это, если читатель помнит, был рапорт, в котором говорилось, что три благородных лорда, Брокет, Лондондерри и Лимингтон, готовы согласиться на мир на любых условиях.
Докладная венгерского военного атташе в Лондоне от 22 апреля, то есть вскоре после возвращения Гесса из командировки в Мадрид, описывает воздушный налет на Лондон 16 апреля как превзошедший все предыдущие:
"Хотя моральный дух населения еще не сломлен, все же повторяющиеся разрушения таких важных коммуникаций, как вода, свет, ремонт которых день ото дня делается сложнее из-за нехватки материалов и сырья, должны в конце концов остановить в городе жизнь…"
Хотя ряд сводок сообщал о пока еще высоком моральном духе населения, Гесс, несомненно, имел разведывательные данные, поддерживавшие его точку зрения, что сопротивляться вечно Британия не сможет.
Теперь стоит вернуться к его разговору с герцогом Гамильтоном, происшедшим в утро его прибытия в Шотландию, в воскресенье, 11 мая. Они остались вдвоем. Единственный рапорт о том, что произошло между ними, был написан Гамильтоном. Миссис Пайн, бывшая Айрис Пальмер, одна из двух женщин, служивших на командном пункте базы Тернхаус, вспоминает, что герцог появился после обеда — следует вспомнить, что он совершил поездку в Иглшем, чтобы взглянуть на разбившийся самолет Гесса. Он тотчас приказал ей вызвать на линию группу. Обычно, когда он появлялся, он первым делом просил связать его с Гренуэллом или Престуиком, где служили его братья. В тот день он показался ей "разбитым, чрезвычайно взвинченным", в отличие от его нормального состояния спокойствия. О чем он говорил со штабом 13-й группы, она не знает, так как его кабинет от операторской был отделен стеной, как не знает, куда потом еще звонил. Зато она помнит, что он вызвал вторую девушку из женского добровольного отряда, Перл Хайетт, и продиктовал ей отчет о событиях. Перл печатала за своим столом в операторской. Его содержание миссис Пайн неизвестно; но обе девушки и так знали, что это дело чрезвычайной важности — "первый герцог Шотландии встречался с заместителем фюрера!" — и что это не тема для разговоров.
Примерно в 4 часа дня он вернулся в свой дом близ базы. Вдова герцога Гамильтона насчет времени уверена, так как они пригласили на чай майора авиации Сайрила Лонгдена и двух его детей. Они прибыли вскоре после прихода герцога, который по возвращению тотчас поднялся к ней в комнату, располагавшуюся на парадным входом. С ночи она видела его впервые. Он показал ей фотографию, которую принес с допроса пилота и сказал: "Думаю, что это Гесс. Мне нужно немедленно ехать в Лондон. Я никому не говорил об этом, и ты молчи". Позже он сказал ей, что хотел объяснить суть дела на случай, если по пути на юг его самолет собьют, и он погибнет. Но в этот момент в окно она увидела приближающихся гостей и воскликнула: "Вот и Сайрил!" Потом это стало шуткой, что, услышав, что на встречу с ним прилетел заместитель фюрера, она только и сказала: "Вот и Сайрил!"
Настало время исправить ошибку, допущенную ранее, — что герцог являлся членом Англо-германского товарищества; его сын, лорд Джеймс Дуглас-Гамильтон, проверил списки членов и выяснил, что в товарищество входили только его братья, Малькольм и Дэвид; Клайдсдейлу прислали форму заявления, но он не вернул ее.
Когда Гамильтон вечером того дня достиг Дичли-Холла и увиделся с Черчиллем, с собой, кроме фотографий Гесса и, вероятно, мирных предложений, он имел докладную записку о беседе с ним, отпечатанную Перл Хайетт. Этой докладной нет ни в делах премьер-министра, ни в других рассекреченных папках. Не приходится сомневаться, что если в отчете имелись ссылки на проект мирного договора и слова Гесса о предстоящем нападении на Россию, Черчилль вернул документ и попросил переписать, убрав опасные моменты. Тот факт, что Гамильтона попросили о переделке, засвидетельствован в сопроводительном письме, приложенном ко второму рапорту о его беседе с Гессом, отправленном из министерства авиации личному секретарю Черчилля, Джону Мартину, 18 мая:
"Уважаемый личный секретарь!
Как Вам известно, премьер-министр видел мои черновые записи о первой встрече с господином Гессом.
Теперь я посылаю более подробный и точный отчет, составленный на основе этих записей, на который, я думаю, будет интересно взглянуть премьер-министру".
Поступивший с письмом отчет, до сих пор соседствующий с ним в деле премьер-министра, не имеет даты и известен под названием "Отчет о беседе с господином Гессом, проведенной полковником авиации герцогом Гамильтоном в воскресенье, 11 мая 1941 года". Его копия, в свое время, фигурировала на Нюрнбергском процессе. Миссис Пайн помнит, что Перл Хайетт, чтобы после возвращения Гамильтона из Лондона напечатать ему второй отчет, взяла машинку в его кабинет.
Это свидетельствует о большой секретности работы. Она помнит, как Перл воскликнула: "О, мне придется тащить эту проклятую штуковину в кабинет старикана!" Работа над вторым, исправленным, вариантом рапорта заняла у нее гораздо больше времени, но не исключена возможность, что Перл печатала также отчет Киркпатрика. После встречи с Гессом Киркпатрик вернулся с Гамильтоном в Тернхаус. В своих воспоминаниях он пишет о привлекательной молодой особе из женских вспомогательных вооруженных сил, которая печатала на базе докладные о его беседах. Оригинал, или "черновые записи" отчета, напечатанный Перл во второй половине дня 11 мая, перед полетом Гамильтона в Лондон для встречи с Черчиллем, как и перевод письма Боля, адресованного Гамильтону, исчез.
Как уже упоминалось, когда Киркпатрик позвонил Кадогану и поделился впечатлениями от первой встречи с Гессом, имевшей место в то утро, он внес предложение, что, "в силу сдержанного отношения Германии к переговорам с настоящим правительством", убедить Гесса раскрыться можно было бы попробовать, представив ему "кого-то из членов консервативной партии, кто произведет на него впечатление человека, снедаемого желанием избавиться от настоящего правительства". Было предложено попробовать это позже, послав к нему в Тауэр Бивербрука. Любопытную историю поведал отставной майор авиации Фрэнк Дей. Из нее следует, что Бивербрук или кто другой из подставных «парламентариев» мог посетить его уже вечером того же дня, вторника 13 мая. Дей, в то время молодой офицер, учился летать на «Спитфайрах» в Гренджмауте, близ Тернхауса. 12 мая он совершил свой первый самостоятельный полет на «Спитфайре». Гордый достижением, он записал о нем в летном журнале. На другой день, 13 мая, он и еще пятеро молодых пилотов с его курса получили распоряжение явиться в Тернхаус, где им сказали, что им предстоит стоять в карауле; после чего (не выдав оружия) их отвезли на небольшое расстояние в большой дом в викторианском стиле. За парадной дверью была винтовая лестница. Они поднялись на первый этаж. Там его и еще одного курсанта попросили встать у средней из трех дверей, выходивших на площадку. Вскоре по лестнице в сопровождении двух мужчин в защитной форме поднялся высокий немецкий офицер, одетый в мундир и летную кожаную куртку, и скрылся за дверью, у которой стоял Дей. Один из сопровождавших его людей тоже вошел вместе с немцем. За дверью Дей увидел прихожую, из которой открывался вид на просторную гостиную с мягкими креслами и тахтой. Второй сопровождающий остался снаружи с бумажным пакетом. Как выяснил Дей, в нем были «пилюли», привезенные немцем. Минут через пять по лестнице поднялся высший чин ВВС. С ним был человек в штатском. Оба они тоже скрылись за дверью. От прислуги Дей узнал, что офицера ВВС называют «герцог»; теперь он понимает, что это был герцог Гамильтон. Поздно вечером Дея отвезли назад в Тернхаус. Когда на другой день в офицерской столовой, гудевшей от слухов, Дея спросили, не видел ли он Гесса, он ответил: "Секунд тридцать".
