То же самое в предыдущем месяце говорил военному атташе США, Реймонду Э.Ли, Дезмонд Ли, осуществлявший связь Черчилля с разведкой: Гесс, сообщил он, сказал герцогу Гамильтону, что Германия "собирается напасть на Россию", и Киркпатрику, что знает, что "герцог немедленно поймет, что Англии продолжать войну с Германией нелепо и страшно…". Можно возразить, что это была дезинформация; конечно, слух об этом дошел до Москвы также от шефа чешской разведки, Моравеца; конечно, он сопровождался ложью о том, что Гесс живет в особняке близ Глазго, снятом для немецких офицеров, что явно напоминает сведения, полученные агентом Гейдриха в мае 1942 года о том, "что Гесс размещен на вилле в Шотландии". Но могла ли история Мортона настолько одурачить Бивербрука, по меньшей мере однажды допрашивавшего Гесса во время его пребывания в английском плену, чтобы спустя двадцать лет он повторил ее Джеймсу Лизору?
Теперь, когда для публичного ознакомления открыты все дела министерства иностранных дел (кроме одного), становятся ясными несоответствия между тем, что называется версией полета Гесса Киркпатрика/Гамильтона, вырисовывающейся из документов, и версией Бивербрука/Мортона, уже 18 мая переданной Филби в Москву, которой, кстати, придерживаются большинство разведывательных агентств. Либо Гамильтон и Киркпатрик умышленно скрыли от министерства иностранных дел главную цель миссии Гесса, либо Бивербрук и Мортон распространяли намеренную дезинформацию, адресованную США, союзнику во всем, кроме имени, и Советскому Союзу, который к тому времени являлся союзником официальным. Так как обе они совершенно несовместимы.
Ключ к тайне, окружающей полет, дает Джон Хауэлл, один из стародавних друзей которого, благодаря беглому владению немецким языком, принимал личное участие в деле. Он пожелал, чтобы его имя и должность остались нераскрытыми, поэтому он будет фигурировать под именем «информатор». Но Хауэлл совершенно уверен в правдивости его информации; более того, его рассказ согласуется с открытиями, сделанными Андрэ Гербером на руинах Канцелярии, и объясняет несоответствия, существующие в двух версиях, авторитетными источниками которых являются официальные бумаги, с одной стороны, и доверенные лица Черчилля, Бивербрук и Мортон, — с другой.
Ключом служат документы, привезенные Гессом и, несомненно, переданные Гамильтону во время их первой встречи. Они включали пронумерованные по пунктам предложения для мирного договора, изложенные официальным языком и напечатанные на бумаге канцелярии, сопровожденные переводом на английский язык. Являясь, по словам «информатора», "предложением, которое не может быть отвергнуто, от человека, которому нельзя доверять", они ставили Черчилля перед исторической дилеммой. Если бы Черчилль позволил просочиться хотя бы намеку на их истинное содержание, он никогда бы не смог вывести страну на тот курс, к которому стремился. Помешали бы ему в этом либо влиятельные тори, магнаты Сити, реалисты государственных служб и колеблющиеся политики, которые в этот решающий момент, когда Британия проигрывала войну (и шансов на победу не было, даже шансы выжить были ничтожны), ухватились бы за любую возможность, тем более что эта сулила им такие блага, на которые они и не надеялись; либо лейбористская половина коалиционного правительства и управляемые коммунистами профсоюзы промышленной сферы, которые возмутились бы сделке с фашистами. Черчилль не мог позволить, чтобы хоть намек на серьезные мирные предложения достиг ушей нового посла США, Джона Дж. Уайнента, или эмиссара Рузвельта, Эверелла Харримена.
Эту же идею в 1961 году высказал Джеймсу Лизору Бивербрук, не упомянув, правда, официальные предложения: Черчилль, писал он, не имел намерений проводить с Германией мирные переговоры, полагая, что это поставит Германию в господствующее положение; "поэтому было так важно, чтобы выступающая за мир группировка не высунула свою уродливую голову… он с должным упорством осуждал миссию Гесса и делал все возможное, чтобы воспрепятствовать серьезному к ней отношению".
Вскоре после прибытия Гесса «информатора» пригласили принять участие в изучении проекта мирного договора; даты он не помнит, знает только, что это было примерно сразу после того, как Киркпатрик вернулся в Лондон после встречи с Гессом в Шотландии. Кирпатрик пригласил в штаб-квартиру Би-Би-Си, Портленд-Плейс, ряд лиц, владеющих немецким языком, среди них был и «информатор». Он коротко осветил важность документов, которые собирался передать им, и подчеркнул необходимость соблюдать абсолютную секретность; нельзя было говорить ни слова. После чего каждый из них получил отдельную часть с перепечатанными предложениями проекта мирного договора с просьбой дать точный перевод на английский; перевод, привезенный Гессом, был ходульным, словно был сделан с помощью словаря. Перед ними стояла цель уточнить термины и сложные слова немецкого языка, составленные из нескольких корней, поскольку немецкий не переводится на английский дословно. «Информатор» видел оригинал только раз. Все остальное время он, как и остальные, работал над порученным ему разделом. Рабочую группу он называет комитетом под председательством Киркпатрика. Комитет всегда собирался на Би-Би-Си в Портленд-Плейс. По количеству их встреч и подробных обсуждений можно судить, насколько серьезным было отношение к предложениям, иначе и быть не могло. На данном этапе войны Британия вела борьбу в одиночестве. Если Гитлер не двинется на восток и Америка не вступит в войну, подписать договор придется. «Информатор» вспоминает фразу, вызвавшую споры — "wohlwollende Neutralitat" ("великодушный нейтралитет"); в конце концов комитет перевел ее как "благожелательный нейтралитет". Стоит вспомнить, что часть «D» плана, обнаруженного Андрэ Гербером, призывала Британию придерживаться во время германо-русской войны благожелательного нейтралитета.
Первые две страницы предложений перечисляли цели Гитлера в России, определяли его план завоеваний на востоке и уничтожения большевизма; в остальных разделах оговаривались условия невмешательства Великобритании в дела континента, в обмен на которые она сохраняла свою независимость, империю и вооруженные силы. Поскольку у Франции и других западно-европейских государств также имелись колонии, которые служили потенциальной угрозой для возникновения трений с Британской империей, специально оговаривалось количество вооруженных сил, сосредоточенных в этих местах; «информатор» хорошо помнит пункт 12, в котором давалась детальная характеристика военной силы для сосредоточения в районе Суэцкого канала. Как это ни удивительно, но ни слова не было сказано о еврейской «проблеме». По прошествии пятидесяти лет «информатор» не помнит, имелось ли упоминание об альянсе, предложенном в части «С» документа, найденного Гербером, тем не менее "благожелательный нейтралитет" во время германорусской войны, как говорилось в части «D», в предложениях в качестве непременного условия фигурировал. Что касается даты грядущей атаки Гитлера, «информатор» уверен, что Гесс назвал ее.
Доверенным лицом Черчилля, которого премьер назначил для наблюдения и контроля над комитетом Киркпатрика, был Джок Колвилл; машинописную работу, несомненно, выполняла та или иная из секретарей-машинисток Черчилля. Вероятно, причастностью Колвилла можно объяснить невероятную путаницу, возникшую, когда он и Гамильтон предприняли попытку согласовать свои версии событий.
Мирные предложения, привезенные Гессом, а также их многочисленные копии и переводы, напечатанные для «комитета» Кирпатрика, остаются государственной тайной и, вероятно, погребены в Регистратуре МИ-5 или МИ-6, или королевском архиве в Виндзоре, или, возможно, уничтожены. Однако зная, что ищешь, их слабые следы можно обнаружить между строк и в пробелах официальных документов и существующих свидетельств.
Первое, в Нюрнберге Эрнст Боль и Геринг без подсказки извне, а с целью оживить память Гесса, напомнили ему о «письме» для Гамильтона, с переводом которого на английский помогал ему Боль. Следов этого «письма» найдено не было. Вопрос о передаче Гессом письма Гамильтону возник сразу после его приземления и тотчас увяз в "паутине полуправды", опутавшей официальные заявления, связанные с письмом Альбрехта Хаусхофера, датированным сентябрем 1940 года. Это можно было бы объяснить попыткой очистить имя Гамильтона от подозрений в сговоре с врагом, если бы не лорд Суинтон, тогдашний глава координационного комитета безопасности, игравший в этом деле ведущую партию. Более значимо в этом вопросе отсутствие перечня личных вещей Гесса в папках, где он должен был находиться. Неофициальный список из современных свидетельств Джеймса Лизора содержит "письмо, адресованное герцогу Гамильтону".
