Но с Айви стало намного легче жить в эти месяцы, посколь­ку она утоляла жажду крови теперь с той, кого она любит и кто может пережить ее внимание. Она была счастлива — с чувством вины, но счастлива. Да Айви вряд ли может быть счастлива, не разбавляя обильно счастье виной. А пока что мы могли делать вид, будто я не испытала первого соблазна экстаза крови, и во­обще не трогать эту тему, потому что Айви боялась. Мы поме­нялись ролями, а у меня нет той практики, что у Айви — напоминать себе, что есть такое на этом свете, чего я не получу, как бы ни хотела.

Деревянная ложка стукнула в борт кастрюльки, у меня рука дрогнула. Воспоминания о ее зубах, чисто входящих в меня, вызвали прилив адреналина, страха и наслаждения в нереаль­ном ощущении, заполнившем меня экстазом.

И будто это воспоминание ее позвало, тонкая фигура Айви возникла в коридоре. Одетая в тугие джинсы и очень короткую рубашку, открывающую кольцо в пупке, она шла к холодиль­нику за минеральной водой. Ее движения замедлились, когда она ощутила в воздухе аромат и поняла, что я думаю о ней, или  чем-то, во всяком случае, отчего у меня кровь побежала быстрее. Расширяющимися зрачками она посмотрела на меня че­рез всю кухню.

—Эти духи больше не действуют, — сказала она.

Я спрятала улыбку, подумав, что надо было бы просто пре­кратить ими пользоваться, но провоцировать ее снова меня уку­сить — неудачная мысль.

—Это старые, — сказала я. — У меня в ванной других не было.

К моему большому удивлению, она покачала головой и усмехнулась. Она была в хорошем настроении, и мне подумалось, чем же они там со Стриж занимались — кроме как двигали ме­бель. Немое дело у — подумала я и отвернулась к соусу.

Айви замолчала, сделала еще один глоток из бутылки и прислонилась задом к кухонному столу, скрестив лодыжки. Ее гла­за рассеянно оглядели кухню, остановились на тускло сияю­щем чайнике на черной конфорке.

—Кери придет? — спросила она.

Я кивнула, глядя в мокрый сад, погруженный тучами в ран­ние сумерки:

—Она мне поможет рисовать символ вызова. — Я глянула на Айви, не переставая помешивать. Посолонь, посолонь, противо — ни-ни. — А что ты сегодня делаешь?

—Ухожу и вернусь почти на рассвете. Работа есть.

Сильным грациозным движением она оперлась на руку и прыжком села на стол.

—Дженкса берешь с собой? — спросила я, желая, чтобы он остался со мной, но мои страхи все же потом, сперва работа.

—   Нет. — Айви нервно погладила пальцами концы спадаю­щих прядей, и я поняла, что работать она будет на Пискари, а не на свой банковский счет. Она — наследница мастера-вампира, и это имеет приоритет — там, где дело не касается меня. — Ты думаешь, что та безобразная статуэтка — это и есть то, чего хочет демон?

—   Фокус? — Я провела пальцем по ложке, лизнула палец и подождала, чтобы почувствовать вкус. — А что еще может быть? Кери сказала, что если бы Тритон узнала, что он у Дэвида, она бы показалась у него там, а не здесь, но я все равно хочу его сюда вернуть. В Цинциннати кто-то знает, что вещица опять всплыла.

       Я смотрела куда-то вдаль, и в животе у меня было мерзкое чувство предательства. Кроме Айви, Дженкса и Кистена знало о предмете только одно лицо — и это Ник. Я не могла поверить, чтобы он вот так меня предал, но ведь он же продавал сведения обо мне Большому Алу. А теперь он еще и злится на меня.

Вода закипела, и я всыпала туда рожков столько, чтобы хва­тило на троих. Айви потянулась и пододвинула коробку к себе.

—Чего хотел Гленн? — спросила она, хрустя сухим рожком.

Разбивая комки слипшихся рожков в кастрюле, я ответила:

—Моего мнения по поводу убийства одного вервольфа. Секретарши мистера Рея. Тот, кто это сделал, попытался вы­дать убийство за суицид.

Приподняв четко очерченные брови, Айви посмотрела на висящий возле компьютера на стене календарь.

—Спустя неделю от полнолуния? Это точно не суицид. И ОВ это знает.

Я кивнула:

—Кажется, они не ожидали интереса со стороны ФВБ. У нее следы от связывания и уколов на руках. Денон пытался спу­стить дело на тормозах.

Айви задумалась, полезла за новым рожком.

—   Ты думаешь, это как-то связано с фокусом?

—   Почему бы и нет? — отозвалась я сердито.

Черт побери, у меня эта мерзкая статуэтка всего два меся­ца, и уже пошел слух, что она не утонула, упав с макинакского моста. Убирая с глаз прядь волос, я помешала рожки и попыта­лась вспомнить» видела ли я за это время Дэвида и говорила ли ^с ним. Кажется, нет, с той ночи, когда я ему отдала фокус. Он мой альфа, но это не такие отношения, как семейные или что-нибудь в этом роде. Черт, небезопасно получается. Надо у него эту штуку забрать при случае, К примеру, сегодня.

—Могу поспрашивать у народа, если хочешь, — предложи­ла Айви.

Она забросила ноги на столешницу, села, скрестив их, с Пробкой в руках.

—Совсем не хочу. — Мои мысли вернулись к Айви. — Чем  меньше я буду копать, тем безопаснее. И кстати, если ты чего-то накопаешь, нам все равно за это не заплатят.

Она рассмеялась, и настроение у меня несколько поднялось. Айви нечасто смеется, и звук ее смеха мне нравится.

—Потому ты и вспомнила про Ника? — спросила она, и я просто поразилась. — Ты никогда не делаешь рожков в соусе «Альфредо» — только когда его вспоминаешь.

Я разинула было рот — возражать, помолчала и захлопнула его обратно. Черт побери, ведь права она.

—   М-м-м, — сказала я, помешивая рожки. — Гленн мне се­годня дал его досье. Папка толщиной в четыре дюйма.

—   Нет, пра-авда? — протянула она насмешливо, и я нахмурилась. Ника она не любила с самого первого дня.

—Да, правда. — Я помолчала, глядя, как поднимается пар. — Он уже давно этим занимается.

—Извини.

Я заставила себя ничего не выразить на лице. Она ненави­дит Ника, но искренне сочувствует, что он разбил мне сердце.

—Все это в прошлом.

И так оно и было. Кроме одного — осознания, что меня использовали. Он продавал сведения обо мне Алу еще до того, как мы расстались. Сволочь.

NIN негромко запели «Only», и я не удивилась, когда в кух­ню вошла Стриж — наверное, желая узнать, о чем мы тут. Я скорее почувствовала, чем увидела, как Айви изменила выра­жение лица на более замкнутое, когда джинсово-упругое тело вампирши впорхнуло сюда будто на крыльях ветра.

Айви со мной была так же открыта, как со Стриж, но ей некомфортно было бы, если бы Стриж про это знала. У нас троих как-то странно все происходило, я даже не очень пони­мала, как именно. Стриж попросту любила Айви и переехала сюда, заручившись обещанием, что если она вытащит Пискари из тюрьмы, ее примут в его камарилью и позволят остать­ся. Посадила его туда я, и в день, когда его выпустят, моя жизнь будет стоить дешевле газов из троллевой задницы. Основная причина, почему я жива — это Айви, и потому острие ситуа­ции давит на нее все жестче и жестче — с каждым успехом Стриж в суде.

Стриж сделает все, что потребуется, чтобы остаться с Айви. Я сделаю все, что потребуется для удержания собственной души в теле. А Айви просто свихнется, желая успеха нам обеим. И было бы куда проще, если бы Стриж не была так чертовски оба­ятельна.

Проницательная вампирша сразу почуяла, что в чем-то нам помешала, заправила длинную, светлую и очень прямую выбившуюся прядь за ухо и села в кресло Айви. Уголком глаза я видела, как она на секунду скривилась, переглянувшись с Айви, но тут же ее лицо с маленьким носиком и точеным подбород­ком разгладилось и стало приветливым. Мне всегда кажется, что по сравнению с ее тонким личиком мои крупные черты смотрятся неандертальскими. Эта женщина жестка как бич из буйволовой кожи и в своем деле непревзойденный ас, но с эти­ми голубыми глазками и тихоокеанским загаром выглядит бе­зобидно и трогательно — черта, которая наверняка помогает ей в профессии: конкуренты ее недооценивают.

—   Завтракаешь? — спросила она жизнерадостно, но выра­зив своим приятным голосом тщательно отмеренную дозу огор­чения.