Движимый самыми мрачными предчувствиями, я совершил ошибку, обогнав Чикса, и скоро оказался в непосредственной близости к «отклоненному в представлениях» негуманоиду. Мы добежали до восточного флигеля — закругленной низкой постройки, так что, будучи припертым к стене, он был вынужден остановиться. Он только отчасти вернул себе свой традиционный облик. Сквозь ставший тонким и прозрачным его скафандр с лихорадочной непоследовательностью вспыхивали снопы разноцветных, злобно потрескивающих молний. Не знаю почему, но именно в этот момент Странный юс стал похож на испуганного ребенка. Впрочем, и я, давно уже не ребенок, тоже впал в панику. Просто не соображал, что делать сейчас, когда мы стояли «лицом к лицу». А юс уловил мое состояние и сейчасже им воспользовался. Отпрянул в сторону, проскользнул в сантиметре от меня, причем я ощутил слабый удар током и двинулся вдоль стены. Он не открыл глаз, пользуясь для ориентации другими органами чувств, и они безошибочно направили его к входу во флигель, где он и скрылся. Я наконец-то дождался Чикса.
— Что происходит? — все еще задыхаясь, спросил я.
— Он нас понимает! — Чикс обошел меня и юркнул во флигель.
Я выругался про себя, однако последовал за ним. Внутри не было совсем уж темно. Царило что-то близкое к сумеркам, в которых угадывались силуэты машин неизвестного назначения. Странный юс уже пересек флигель и сейчас переходил в основное здание. Через секунду и мы с Чик-сом были там. Через все здание шел загнутый к центру серпантин шириной около шести метров, так что при нашем дальнейшем движении Странный юс то исчезал, то ниоткуда появлялся у нас перед глазами, то есть у меня, потому что и Чикс, вероятно, предпочел задействовать другие, вероятно, более надежные органы чувств.
Внутри серпантин представлял собой конвейерную металлическую ленту с различными металлическими сооружениями. Среди них я смог различить только поднятые в высоту биофлотационные мембраны и агрегаты, соединяющие двигательный блок, — слава богу выключенные. Остановившись возле одного из узлов питания, я нашел рубильник и включил освещение. Нас залил белый неоновый свет, но это не разрядило обстановку, а наоборот, добавило напряжения. Мне пришло в голову, что было бы в порядке вещей, если бы, по крайней мере, здесь я чувствовал себя как дома, так как хотя и непонятная, но вся техника была земная. Однако это не развеяло охватившее меня предчувствие нависшей над нами непоправимой беды.
— Эй, Чикс! — позвал я потерявшегося где-то впереди юса.
Ответа не последовало. Я побежал по грохочущей у меня под ногами ленте и увидел, как он пробирается между двумя мобильными терморегуляционными панелями, спущенными под углом с потолка. Добравшись до них, я замедлил ход: дальше спешить не было смысла, потому что, по моей оценке, серпантин приближался к концу. Я, наконец, начал понимать, каково его предназначение — по существу он представлял собой своеобразный цех для обработки органического материала. Тогда я различил и системы для облучения, и барабаны с дюзами для экспериментальных добавок, и выходы газовых охладителей. Мне показалось, что в этой биоисследовательской конструкции есть известная нерациональность, даже расточительность, но я не стал углубляться в рассуждения по этому вопросу — момент был уж очень неподходящий, да и создана она была людьми с несравнимо большими познаниями в этой области, чем мои.
Серпантин действительно кончился. Странный юс и Чикс уже достигли последнего участка, который был абсолютно прямым, и так как они резко ускорили темп, то стали похожи на двух спринтеров, устремившихся к финальной линии блестящего металлического листа. В конце его виднелось что-то вроде поднятого на стойки плота, а рядом с ним — кабина лифта: очевидно, там была шахта, продолжающаяся под землей. Сейчас, имея возможность наблюдать их более спокойно и с удобного расстояния, я был удивлен их невероятным бегом. Нижние части их туловищ сильно сплющились, и вопреки логике, увеличивали площадь соприкосновения с полом и обеспечивали наиболее плотный контакт с его поверхностью. При этом не было видно, чтобы они двигались, и казалось, что они просто стоят на каком-то невидимом, летящем вперед слое. Эту иллюзию нарушало только спазматическое сжатие гипертрофированных мускулов, пересекающих вдоль их спины, да ощетинившиеся контурные усики, которые в неподвижном состоянии всегда прилегали к туловищу. Мне было нужно приложить немалые усилия, чтобы понять, что в действительности юсы осуществляют такое быстрое передвижение благодаря непрерывной телесной вибрации.
Странный юс, который несся в потоке собственных молний, скользнул по поднимающейся ленте и, рассыпая за собой электрический фейерверк, оказался на плоту. Чикс попытался остановиться, но не смог, покачнулся, ударился о край плота, и его передние напластования разделились. Пока он их связывал, Странный юс снова вернулся на ленту. В это время Чикс уже повернулся и стал быстро догонять юса. Я беспомощно опустил руки и отступил в Сторону, чтобы дать им дорогу. Но они до меня не добрались. Лента сильно задрожала, задергалась. Неподвижные Тще секунду назад машины ожили. Стали сгибать свои металлические суставы, их плоскости уродливо и угрожающе искривились, раздался страшный грохот, скрип и вой. Из охладителей на свободу с оглушительным свистом вырвалась струя замораживающего газа. Наступил хаос. Все вокруг тряслось. Я скорчился от боли — в моем теле дрожала каждая клеточка. Странный юс в судорогах свалился на пол вблизи меня. От его «молниеносных представлений» не осталось и следа. Позади мучительно старался сохранить равновесие Чикс, предпринимая отчаянные попытки добраться до юса. Потом вдруг начал подскакивать вверх и вниз, дважды падал, но как-то снова поднимался, возобновлял свое безумное действо. Я в недоумении смотрел на него, но потом, повинуясь какому-то неясному импульсу, тоже начал подпрыгивать, стараясь приземляться с наибольшей тяжестью. Лишь большая эластичность металла под нами давала нам шанс погасить бешеную вибрацию ленты таким первобытным способом.
Через некоторое время все утихло, и постепенно я сообразил, что же собственно произошло. Юсы передали вибрацию своих тел ленте конвейера, которая, двигаясь, вибрировала сама по себе. А потом, когда они бросились бежать обратно, частота ее вибраций и вибраций, снова создаваемых юсами, совпали, и быстро нарастающая амплитуда в конце концов вызвала критический резонанс. И если бы Чикс с его почти полутонным весом, а в какой-то мере и я, не приняли бы своевременно мер, по всей вероятности, дело могло бы иметь роковые последствия.
Ноги у меня подкашивались, но я подошел к лежащему Странному юсу. Чикс уже был около него и осторожно поднимал. Я помогал ему, как мог, и это мое первое прикосновение к негуманоиду, может быть, обошлось бы без каких-либо отрицательных эмоций, если бы позднее, когда мы уже вышли из здания, я бы не задумался об этом. Мне мерещилось, что на руках у меня осталось что-то скользкое, что кожу что-то пощипывает, что пальцы мои сковало. Впрочем, я очень хорошо понимал, что все мои ощущения надуманны, но… Меня тошнило и трясло.
— Я немного встревожился, — заявил Чикс, когда мы удалялись отДефрактора вместе сусмиренным Странным юсом.
А я, несмотря на свое состояние, не мог не улыбнуться такому по-человечески скромному определению «немного встревожен». Ничего себе! Да Чикс почти обезумел от страха, уж я-то видел. Потом вспомнил, как смешно подскакивали мы на обезумевшей ленте, и мне стало легче на душе. «Да этот юс очень похож на человека, черт его побери! И тоже, наверно, часто бывает дураком. Как, например, я».
— Что он хотел сделать? — указал я сдержанным жестом на Странного юса.
— То, что и все мы. Только он и сейчас еще это делает, — сказал Чикс серьезным тоном, совсем отличным от его обычного фальшивого любезничания. — Изливает свою категоричность. Не соображая.
Я вздохнул, до известной степени примирившись с нашей взаимной непроницаемостью. Было очевидно, что я должен отказаться и от своих предварительно подготовленных вопросов — в самом лучшем случае задал бы их напрасно. Молчаливо я проводил юсовдо того места, где мы встретились, но прежде чем расстаться, я все же не сдержался и тихонько спросил:
