— А какая от этого польза? Ведь ваши возможности адаптации значительно-больше, чем у будущих переселенцев. Как ты знаешь, они вовсе не будут принадлежать к элитной части человечества.

— О, будут и из элиты, — уверила меня Одеста. — Будут! И вообще, я верю в спасительную миссию Эйрены!.. А что касается «неэлитных», им эйфория только поможет, она даст им возможность почувствовать себя счастливыми уже с первого дня.

— А если она — средство, созданное юсами для манипулирования человеческой психикой?

— Она — только одно из средств, — коротко уточнила Одеста. — Другие или пока еще не проявились, или мы не ощущаем их. Не исключено, однако, что эти манипуляции по своим целям вполне бескорыстны и почтенны.

— Никакая манипуляция над чужой психикой не может быть почтенной, когда совершается без согласия или даже без ведома того, над кем производится!

— Не будь столь категоричен, Тервел, — ее слова прозвучали нравоучительно. — Юсы намного сильнее нас, они несравнимо дальше ушли вперед в своем развитии, Разве плохо, если окажется, что они хотят приобщить нас к себе? При этом безболезненно, безвредно, умело подобранными способами.

Я посмотрел на нее с удивлением:

— Ты…это серьезно говоришь?

— Может быть, — она безвольно развела руками. — Ты мне скажи, как иначе мы войдем в контакт с этими существами? Десять подготовительных к контакту лет — слишком долгий срок, больше терпеть невозможно!

— Не знаю, как мы достигнем контакта, Одеста, но знаю, каким он должен быть: свободным. Между свободными личностями и на свободных территориях. То есть без угроз, принуждения, махинаций, недоверия и страха… Еще перечислить?

— Свободным, — тихо повторила она. — А осуществимо ли это?

— Пока никто не может сказать, что осуществимо, — вздохнул я.

— Но, слава богу, что никто не может утверждать обратное. Так что работу нужно продолжать. Или точнее, начать с нашей стороны, потому что до сих пор, мы, в сущности, только выжидаем. Выжидаем, и куда юсы нас поведут — а может быть и подведут? — туда и идем. Как будто мы марионетки!

Одеста склонила голову и запустила пальцы в волосы. Откинутые назад этим произвольным движением пряди открыли у нее на висках два неясных бледно-голубоватых пятна. А утром их вроде бы не было…

— Я хотела бы тебе сообщить, что у меня есть алиби, — резко сменила она тему. — Достаточно просмотреть электронный журнал масс-спектрометра, чтобы убедиться, что на нем работали именно в часы убийства двадцать шестого прошлого месяца с семи до двенадцати часов. Дискета с журналом находится у меня, я тебе ее дам прямо сегодня вечером. И второе: сама суть задачи, которой я занималась в то время, делает невозможным ее выполнение роботом, и данные в журнале невозможно фальсифицировать. Просто такого способа нет.

— А как ты его взяла? — спросил я. — И зачем тебе было нужно его скрывать?

— Масс-спектрометр нам прислали недавно, и я случайно оказалась первой, кто им пользовался. Поэтому я и подменила дискету, сохранив предыдущие данные. А скрывала я его, потому что ни у кого, кроме меня, нет алиби… И решила, что, если другие узнают о моем алиби, это помешает моей работе. Потому что, чтобы делать ее как следует, я всегда должна быть как они, иначе мне не будут доверять.

Заговорив о работе, Одеста словно бы потухла. Лицо ее состарилось, морщины около губ углубились и придали ему измученный страдальческий вид.

— У тебя есть здесь с кем-нибудь проблемы? — спросил я.

— Нет. Ни с кем никаких проблем, — ее ответ прозвучал откровенно. — У всех безупречное психическое здоровье. Но для меня важно знать точно, почему оно безупречно. Этот вопрос тесно связан с исследованиями, ради которых я послана на Эйрену. Не говоря уже о том, что в любой момент может произойти какой-нибудь срыв. Я должна быть подготовлена ко всяким неожиданностям, а на практике это невозможно. Потому что здесь на Эйрене, Тервел, возможны любые случаи.

Ее утверждение было настолько бесспорно, что мне даже не было смысла выражать свое согласие.

— Ты только что ограничила предполагаемый час совершения преступления до обеда двадцать шестого. Значит ли это, что ты отвергаешь предположение, что Фаулер — убийца, который потом покончил с собой.

— Конечно, отвергаю! Он мог бы убить только в случае крайней необходимости, когда другого выбора не было, и если он был абсолютно уверен в своей правоте. А в этом случае самоубийство его было бы совершенно необоснованным и как бы это сказать… слишком предвзятым.? А ты не допускаешь, что кто-то убил Фаулера и Штейна по личным мотивам?? — На Эйрене, в ситуации, в которой мы находимся, в принципе не может быть чисто личных мотивов в чем-либо, — без колебаний сказала Одеста. — И я такого же мнения, — признался я. — Я знаю, чтобы добраться до истины, я должен непременно учесть и юсов.

— Увы, по-другому и быть не могло… Только не впадай в искушение видеть в них потенциальных убийц. В основе преступления, несомненно, они, в смысле, как реальность, травмирующий фактор, если хочешь, как невольное побуждение. Но я уверена, что сами они не ожидали подобного инцидента.

— Ты уверена? — улыбнулся я скептически. — Мне тоже было трудно представить кого-то из них с флексором в «руках». Однако, сегодня… иду я себе тихо и мирно через розовое поле около вашего сверхсекретного Дефрактора, как вдруг навстречу мне ниоткуда выскакивает какой-то негу-маноид. И именно с той стороны, где было совершено преступление! Впрочем, если бы выскочил, но он двигался как зачарованный, прошел в двух шагах от меня, «не заметив», и движется, движется…

Мое красочное описание рассмешило Одесту, и мне вдруг стало от этого приятно.

— Да, да! — дополнил я, изобразив комическое негодование. — И что это за квадратные привидения вокруг? — Ой, не надо, — шутливо упрекнула меня она. — Не криви душой. Этот совсем даже не «квадратный». Наоборот, у него формы даже весьма утонченные.

— Ты его тоже видела? — удивился я.

— На базе нет человека, который бы не видел Странного юса. Он появился после начало строительства Дефрактора, и с тех пор каждый день, в час заката Ридона и восхода Шидекса, совершает свою обычную прогулку, причем всегда по одному и тому же маршруту.

— А, может быть, он шатается там, чтобы шпионить?

— О, нет, нет, — беззаботно отбросила мои подозрения Одеста. — Он приходит туда скорее от любопытства. И появляется не со стороны, где было совершено убийство, а со стороны юсианской базы.

— Юсианской базы? Она тоже находится в этом направлении?

— В шестнадцати километрах от нашей.

— Ясно. Потому-то ее нет на карте. Ларсен мне дал карту окрестностей, но радиусом только пятнадцать километров. А я думал, что юсианская база находится в том направлении, откуда я вчера прибыл.

— Ошибаешься. Звездолет приземляется на том месте, где юсы оставляют нам посылки с Земли.

— И после этого опять взлетает, чтобы приземлиться немного в стороне?

— Нет. Он остается там до следующего дня, когда снова направится на Землю.

— Э, значит, и они экономят, — отметил я. — Они не так всемогущи, как мы себе воображаем. Между прочим, успели ли вьгосмотреть их звездолет?

— Зачем? — Одеста вопрошающе посмотрела на меня: — А ты что, его осматривал?

— Нет, нет, — поспешил я отречься. — Просто мне хотелось понять, как прошел ваш полет.

— К счастью, обошлось без происшествий, Тервел, и в течение всего времени у нас не было никаких контактов с юсами. Но несмотря на это, мы чувствовали себя страшно подавленными! Едва скрывали свою фобию… В сущности, только Ларсену и Штейну вроде было все равно, где они находятся, но Ларсена, думаю, ничто не сможет «вывести из себя», а Штейн… У него была способность работать при любых обстоятельствах! Даже в звездолете он продолжал обдумывать какую-то свою теорию, надеялся ее развить дальше и закончить здесь на Эйрене. — Одеста огорченно пожала плечами. — Мы так и не узнали, что это была за теория. Штейн вводил все результаты своей научной деятельности в засекреченный банк данных, а двадцать шестого утром все полностью стер. Но почему? Что заставило его уничтожить собственный труд? Может быть, он посчитал его бесполезным, ошибочным? С возможными опасными последствиями…