— А в водоемах?

— Река и озеро около базы мертвы, как…

— Я имел в виду моря, океаны.

— Их будут изучать будущие переселенцы, — резко сказала Элия.

— Хорошо, а как ты думаешь, это естественная растительность Эйрены или она была сюда привнесена юсами? По моему мнению, эти идеально правильные площади и полное отсутствие перехода между отдельными видами свидетельствуют о разумной деятельности, а не об игре природы.

— О, почему же? И на Земле встречаются подобные вещи.

— Такие именно встречаются только благодаря вмешательству человека, — возразил я. — Однако, здесь не Земля, Элия! И я настаиваю, чтобы ты отвечала мне более ясно и исчерпывающе…

— Вот именно, что здесь не Земля! И если там в качестве комиссара МБР ты имел право «настаивать», теперь тебе придется опираться только на добровольное сотрудничество тех, кого ты будешь допрашивать.

— А на твою добрую волю я явно не мог бы опереться, — дополнил я ее реплику.

— Да, это так, — согласилась Элия.

Скоро мы добрались до пресловутой базы. Приютившееся среди леса из уродливых пятиствольных деревьев, облицованное деревом, здание причудливой архитектуры было скорее похоже на охотничий домик, чем на жилье. Оно было трехэтажным, с широкой террасой впереди на первом этаже были французские окна, а на втором и третьем — кокетливые балкончики с перилами в виде летящих птиц, сделанных из блестящего металла типа бронзы. На оранжевой крыше здания торчал флюгер. Над центральным взводом висела голова оленя с мощными ветвистыми рогами!

— А это… это… — показал я пальцем, почти лишившись дара речи. — Это юсы построили?

Элия порывисто пожала плечами, показывая всю нелепость моего вопроса.

— О, Боже мой! — простонал я, забыв о всякой сдержанности. — Они что, издеваются над нами?

Элия опять пожала плечами. Остановила джип, подождала, пока мы с Джеки вышли, и отвела машину к небольшому, украшенному сложной деревянной резьбой гаражу. Я тупо смотрел ей вслед.

— Добро пожаловать! — раздался хриплый голос у меня за спиной.

Я обернулся. На террасе стоял мужчина в светлом костюме и жадно курил уже почти исчезнувшую между пальцев сигарету.

— Ого, Фил, значит, собрался с силами! — крикнула из гаража Элия. — Давай тогда, принимай комиссара! Я едва держусь на ногах. Это — Филипп Вернье, Тери, можешь на него рассчитывать во всем, кроме важных для тебя вещей и всего, что касается его работы.

Вернье нервно швырнул окурок, подошел и пожал мне руку. Молча мы вошли в дом. Прошли через широкое, облицованное, деревянными панелями фойе и по элегантной витой лестнице поднялись на третий этаж. Пошли по устланному толстым ковром коридору. Направо были двери квартир с балкончиками, а с левой стороны — окна, сквозь которые был виден пейзаж за зданием. Оно стояло на холме у края леса, так что взору открывалась прекрасная панорама.

Мы остановились перед одним из окон, Вернье распахнул его и, сев на подоконник, вдруг стал объяснять мне, беспорядочно размахивая руками:

— Там — лаборатории. Их только три. Напротив — медицинский корпус, в стороне — спортивная площадка, рядом с ней плавательный бассейн и гимнастический зал. Как видите, юсы посчитали, что все это должно занимать больше места, нежели лаборатории. Сиречь: «Налегайте на физическую подготовку, ребята! А до науки вы еще не доросли…» Там вот, дальше, гаражи. Внушительные, а? Они нас снабдили грузовыми, летательными и… всякими другими чудесами. Не на что жаловаться, не так ли? А те, сводчатые здания, назовем их корпусами — в сущности склады. В половине из них мы хранили наши материалы, но сейчас они почти пусты. Все использовали! А вот эти, с другой стороны, налево от гаражей, и сейчас переполнены разными материалами, но не земными, понимаешь? Но мы, однако, туда не входим. Туда входят только роботы. У нас их много, целый рой! Да здравствует фирма ЭССИКО, а? Все ее! Но лаборатории, как ты сам видишь, небольшие. Правда, неплохо оборудованы, но…

Филипп Вернье слез с подоконника, с треском захлопнул окно и пошел вперед — низенький, слегка располневший человек с короткими конечностями и неуклюжей неравномерной походкой. Костюм его был помят, сидел на нем неважно, его рыжевато-каштановые волосы были еще влажными и причесаными совсем недавно.

— Сейчас я замещаю начальника базы, — заявил он, резко повернувшись ко мне. — Ларсен поехал на полигон. Один, конечно! — подмигнул он многозначительно. Потом продолжил: — Так что ты появился во время моего начальствования! Какой сюрприз, а? Я решил поселить тебя в квартире Фаулера. Она ничего. То есть как позиция. Это здесь, — он жестом пригласил меня в настежь открытую дверь, — как только Элия поехала тебя встречать, я сразу приказал роботам приготовить ее для тебя. Прошу! Располагайся!

Он вновь сделал приглашающий жест. И вообще, вел себя как хозяин гостиницы, а когда мы вошли в холл, плюхнулся в первое попавшееся кресло и шумно потер руки. Джеки появился следом за нами в сопроЕождении робота, который нес мои чемоданы.

— Оставь багаж в спальне и исчезай, — крикнул Вернье.

Робот бросился выполнять приказ.

— Тут проходу нет от роботов, — счел необходимым подчеркнуть Вернье. — Когда нам надо, так мы можем всегда их позвать. Но когда не надо, чего они тут шляются? Не прав ли я?

Я кивнул в знак согласия, одновременно насторожившись, не намек ли это на уничтоженного мною робота?

— Впрочем, — добавил он, — ты, наверное, не привык к ним. Откуда же на Земле взять такую роскошь!

— Привыкну, — сказал я. — Думаю, что скоро привыкну.

Я подождал, давая ему возможность как-то прокомментировать мой ответ, но так как Вернье воздержался, я пошел осмотреть квартиру. Вскоре стало ясно, что она почти ничем не отличается от той, что была в звездолете. И расположение помещений было такое же и меблировка в том же стиле. Особым воображением, видимо, негуманоиды не отличались.

Я снова вышел в холл.

— Э? Не выйти ли нам на воздух? — спросил я Вернье.

— Нет, — ответил мне он. — Мы можем поговорить и тут. К счастью, вся база построена только из земных материалов, так что мы сумели принять необходимые меры против подслушивания и в «Хижине», так мы этот дом называем, и во всех узловых местах комплекса.

Наконец-то я услышал что-то приятное.

— Ну ладно! Хотя бы в этом отношении нашей технике можно просто позавидовать. Знаешь, в этом мы достигли большого прогресса, особенно за последний десяток лет.

Мы посмотрели друг на друга каклюди, с полуслова понимающие, о чем речь.

— Эй, даты, наверное, голоден, — предположил в дружеском порыве Вернье. — Давай-ка спустимся в столовую.

Я отказался и сел напротив него в надежде, что мы сразу же углубимся в деловой разговор. Однако он вскочил и, пробормотав «одну минуту», побежал на кухню. И вскоре вернулся оттуда с подносом, на котором стояли три тарелки с бутербродами, рюмки и бутылка вина. Поставил поднос на столик передо мной, взял одну из тарелок и поставил ее перед Джеки.

— Люблю животных, — Вернье со вздохом уселся на прежнее место. — Люблю всяких животных, но больше всего собак. А из собак, больше всего кокер-спаниелей. Этот чистых кровей, гарантирую! Кто тебе его дал?

— Один знакомый…

— Ха-ха… Видимо, хороший знакомый был.

— Может быть.

— Именно так — «может быть»! Человек не должен быть уверен ни в чем. Доверишься кому-нибудь и… конец. С тобой покончено! Как было кончено со мной. Потому что доверился самому себе! Переоценил себя и поэтому приехал сюда. А знаешь ли, каким я был раньше? Как ты, был. Вот каким. Э, конечно, и тогда был ниже ростом, но во всем остальном был как ты. Молодой, здоровый, красивый, сильный… Э-э-эх! А сейчас! Всего через несколько месяцев! Видишь, до чего доводит переоценка собственных сил! Посмотри!

Я послушно всмотрелся в его лицо. Действительно, оно не выглядело ни молодым, ни красивым, а последний эпитет, думаю, ему никогда не подходил. Лоб у него был более выпуклым, нос более приплюснутым, а рот — более широким, чем нужно, чтобы они вместились в рамки принятых эстетических требований. И все же в этом лице было и что-то очень приятное. Приятное и в то же время трагичное. Может быть, такое впечатление производили глаза, большие, тепло-карие, с неожиданно детским выражением, несмотря на покрасневшие веки и отечность вокруг них. Может быть… Не знаю. Но мое первое впечатление о Вернье было, что он из тех досадных болтунов, которых невозможно слушать и терпеть, чтобы тебя не держало за горло какое-то чувство, исполненное смутных угрызений.