Вместе с тем в Л. 17 — 18 вв. намечается сильная тенденция антинормативности в понимании видов и жанров литературы. На примере У. Шекспира смешение жанров обосновывал С. Джонсон («Жизнеописания наиболее выдающихся английских поэтов», 1779—1881); за промежуточный между трагедией и комедией жанр — мещанскую драму выступил Д. Дидро. Наконец, у Э. Юнга («Характеристика оригинальных произведений», 1759), Г. Э. Лессинга («Гамбургская драматургия», 1767—69) эта тенденция приобрела характер решительного выступления против нормативной поэтики в целом, что подготовило эстетические и литературоведческие теории романтиков. На почве просветительства возникают также попытки обосновать развитие литературы местными условиями, в частности средой и климатом (Ж. Дюбо «Критические размышления о поэзии и живописи», 1719, а также Ш. Л. Монтескьё, И. И. Винкельман), что уже предвосхищало позднейшие теории детерминизма. 18 в. — время создания первых историко-литературных курсов: «История итальянской литературы» (1772—82) Дж. Тирабоски, «История английской поэзии» (1774—81) Т. Уортона, а также построенный на историческом рассмотрении родов поэзии «Лицей, или Курс древней и новой литературы» (1799—1805) Ж. Лагарпа. Более трудно хронологически приурочить возникновение литературной критики, формирование которой заняло более столетия — от Ф. Малерба, Буало, Дж. Драйдена (названного С. Джонсоном «отцом английской критики») до Лессинга, Дидро, Ж. Мармонтеля, Н. М. Карамзина (который впервые в России ввёл в журнал обстоятельный отдел критики и библиографии).
На исходе 18 в. наблюдается важнейший сдвиг в европейском литературном сознании, поколебавший устойчивую иерархию художественных ценностей. Включение в научный кругозор средневековых европейских, а также восточных литератур, памятников фольклора поставило под сомнение категорию образца, будь то античное искусство или Возрождение. В сильной степени развивается ощущение самоценности и несоизмеримости художественных критериев разных эпох, полнее всего выраженное И. Г. Гердером(«Шекспир», 1773; «Идеи к философии истории человечества», 1784—91, и др.). Входит в свои права категория особенного в Л. — самоценной литературы данного народа или данного периода, несущих в себе свой собственный масштаб совершенства. Изучая вслед за И. Гаманомвосточные источники древнегреческой литературы, обосновывая подход к Библии как к художественному произведению определенной эпохи, Гердер создавал предпосылки сравнительно-исторического метода. У романтиков ощущение различия критериев вылилось в концепцию различных культурных эпох, выражающих дух народа и времени. Продолжая классификацию форм искусств, предложенную И. Ф. Шиллером («О наивной и сентиментальной поэзии», 1795), они обосновывали противоположность классической (античной) и новой (возникшей с христианством) художественных форм. Говоря о невозможности восстановить классическую форму, романтики подчёркивали вечную изменчивость и обновляемость искусства (Ф. Шлегель во «Фрагментах», 1798; в применении к истории литературы — А. Шлегель в берлинском курсе лекций о литературе и искусстве, 1801—03, и «Лекциях о драматическом искусстве и литературе», 1809—11). Однако обосновывая современное искусство как романтическое, пронизанное христианской символикой духовного и бесконечного, романтики незаметно, вопреки диалектическому духу их учения, восстанавливали категорию образца (в историческом аспекте — искусство средневековья, в региональном — восточное искусство). С другой стороны, в собственно философских идеалистических системах, венцом которых была философия Гегеля, идея развития искусства воплощалась в феноменологию художественных форм с диалектической необходимостью сменяющих друг друга (у Гегеля — это символические, классические и романтические формы); философски обосновывалась природа эстетического и его отличие от нравственного и познавательного (И. Кант); философски постигалась неисчерпаемая — «символическая» — природа художественного образа (Ф. Шеллинг). У Гегеля существенным было также противополагаемое интуитивистским тенденциям (в частности, у романтиков) право опосредствованного (дискурсивно-научного) знания адекватно судить о художественных явлениях, поскольку «...нет в искусстве такого беспорядочного произвола, вследствие которого оно не поддавалось бы философскому освещению» («Эстетика», т. 1, М., 1968, с. 19). Философский период Л. — это время масштабных систем, задуманных как универсальное знание об искусстве (и, конечно, шире — о всём бытии) и «подминающих» под себя и историю литературы, и поэтику, и стилистику и т. д. Ведущим моментом спекулятивной конструкции было понимание теории как знания законов развития конкретного, вследствие чего исторический аспект Л. часто совпадал с теоретическим (это точно отмечено в отзыве Н. Станкевича о Гегеле: «...история искусства, рассматриваемая разумно, есть вместе и его теория» («Стихотворения. Трагедия. Проза», М., 1890, с. 179).
В России в 20—30-е гг. 19 в., испытывая влияние немецких философских систем и отталкиваясь от них, сложилось течение «философской критики» (Д. В. Веневитинов, Н. И. Надеждин, отчасти В. Г. Белинский и др.). Оно также обосновывало специфическую природу искусства и движение его форм, но при этом, отвечая на живые запросы русской литературы, особое внимание уделяло разработке новейшей, реально и формы. Выйдя из периода философской эстетики, Белинский в 40-е гг. оригинальным образом увязал её идеи с концепциями гражданского служения искусства и историзмом («социальностью»). Цикл статей Белинского о А. С. Пушкине (1843—1846) по существу явился первым курсом истории новой русской литературы. Объяснение явлений прошлого было связано у Белинского с разработкой теоретических проблем реализма в искусстве. В это время в России, в отличие от западноевропейских стран, несмотря на наметившуюся уже дифференциацию дисциплин, основной формой Л., разрабатывавшей наиболее богатое содержание и синтетично совмещавшей в себе др. отрасли, являлась именно философская критика (отмечено позднее Н. Г. Чернышевским: «...люди, особенно занимавшиеся эстетическою критикою, очень много... сделали и для истории литературы» — Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 264).
В 1-й четверти 19 в. в европейских странах расширяется область литературоведческих исследований: возникает новая волна историко-литературных курсов (Ф. Бутервек — Германия, Л. С. Сисмонди — Швейцария, А. Вильмен — Франция, и др.), развиваются дисциплины, комплексно изучающие культуру данной этнической группы (например, славяноведение — И. Добровский, Я. Коллар, П. Шафарик и др.). Рост историко-литературных интересов повсеместно сопровождался переключением внимания с великих художников на всю массу художественных фактов и с мирового литературного процесса на свою национальную литературу (например, «История поэтической национальной литературы немцев», 1835—42, Г. Г. Гервинуса). В русском Л. параллельно с этим утверждалась в правах древняя русская литература (по мнению философской критики, не приобщившаяся ещё к общеевропейской линии развития и потому не включаемая в эстетическую систему). Усиливающимся интересом к допетровской литературе отмечены «История древней русской словесности» (1839) М. А. Максимовича, «Опыт истории русской литературы» (1845) А. В. Никитенко и особенно «История русской словесности, преимущественно древней» (1846) С. П. Шевырёва.
Складываются общеевропейские методологические школы, среди которых одной из первых была мифологическая школа (её философская основа — труды по эстетике Ф. Шеллинга и бр. А. и Ф. Шлегелей). Пробужденный романтизмом интерес к мифологии и фольклорной символике (Ф. Крейцер, «Символика и мифология древних народов, особенно греков», 1810—12) был углублён немецкими мифологами до осознания единой арийской прамифологии («Немецкая мифология», 1835, Я. Гримма). Актуализировалось исследование общности первобытного мышления, запечатленной в языке и преданиях. В России мифолог Ф. И. Буслаев, не ограничиваясь исследованием мифологической основы, прослеживал её историческую судьбу, в том числе взаимодействие народной поэзии с письменными памятниками. Впоследствии «младшие мифологи» (М. Мюллер — Англия, В. Шварц — Германия; в России — А. Н. Афанасьев) поставили вопрос о первоистоках мифа.
