– Думаете, это Джейсон Хьюлетт?

– Хочешь поискать у него удостоверение?

Гленн сглотнул.

– Пойду надену комбинезон и перчатки.

– Хорошенько посмотри на него, парень, – тихо сказал Дигби. – Обязательно вспомни его в следующий раз, когда почувствуешь, что жизнь к тебе несправедлива.

Гленн непонимающе посмотрел на сержанта:

– Вспомнить его, сэр?

Дигби кивнул:

– Да, вспомни его. Ты сейчас в расстроенных чувствах из-за того, что считаешь, что я несправедливо обошелся с тобой насчет Коры Барстридж. В следующий раз, когда подумаешь, что жизнь – дерьмо, вспомни, как тебе повезло, что это не тебя объели крабы, а кого-то другого.

«Коре Барстридж тоже не очень-то повезло, сэр», – хотел сказать Гленн, но не стал.

Вместо этого он молча направился к фургону криминалистов за оставленными специально для него защитным комбинезоном и маской.

После обхода Майкл, стоя в приемной, просматривал список пациентов на день. Взглянув на секретаршу, печатавшую на компьютере, он удивленно вскинул брови:

– Опять Теренс Джоэль? Сегодня же четверг, а он приходит по вторникам. Какого черта он записался на второй прием за неделю, Тельма?

Чуть нервно, будто защищаясь, секретарша ответила:

– Но у вас же есть пациенты, которым вы назначаете по две консультации в неделю. – Она без враждебности смотрела на доктора Теннента. – Я уверена, он нуждается в вас. Все ваши пациенты нуждаются в вас.

Майкл так вымотался, что готов был расплакаться, и отвернулся, чтобы секретарша не видела его лица.

– Минут двадцать назад звонила Тереза Кэпстик, мать мисс Кэпстик. Она спрашивала, нет ли каких новостей.

Майкл моргнул, смахивая слезу, и сказал:

– Я перезвоню ей.

Он уже вышел из приемной в коридор, когда Тельма позвала его:

– Доктор Теннент?

Он остановился:

– Да?

– Я уверена, что мисс Кэпстик скоро появится и все будет хорошо.

– Надеюсь на это.

– Я могу пригласить миссис Гордон?

Его первая сегодняшняя пациентка Энн Гордон имела критически низкую самооценку. Было уже девять тридцать, и он на пятнадцать минут опоздал на консультацию из-за лондонских пробок, когда возвращался от детектива-констебля Ройбака, и затянувшегося обхода. Теперь она будет думать, что ничего для него не значит.

– Извинитесь перед ней. Дайте мне две минуты – я позвоню матери Аманды. И позвоните Лулу – я не успел сам дозвониться. Попросите у нее телефон Максины Бентам. Хорошо?

– Максина Бентам. Хорошо, доктор Теннент.

Намокшая от пота рубашка прилипала к спине. Майкл вошел в кабинет, закрыл за собой дверь, снял пиджак и открыл окно, желая ощутить намек на прохладу и неуничтожимый запах свежескошенной травы. Он проверил электронную почту, взял трубку, чтобы позвонить Терезе Кэпстик, и положил ее на место. Он не знал, о чем с ней говорить. Знает ли она, что Аманда звонила ему во время радиошоу? В этом случае ей придется сказать правду.

Вот только правда была неутешительной.

Он все же позвонил ей и рассказал часть истории. Аманда звонила, пленку проанализировали, есть свидетельства того, что это запись. Он обещал связаться с ней, как только у него появятся известия, затем включил внутреннюю связь и попросил Тельму пригласить миссис Гордон.

Первые пять минут консультации принесли облегчение – посредством работы Майкл вернулся в нормальный мир. Энн Гордон затянула свою литанию, описывая события последней недели своей печальной жизни. За эту неделю она была унижена девушкой-кассиршей в магазине, несколькими телефонными операторами, водителем такси, соседом и даже сборщиком пожертвований для христианского благотворительного общества, который явно с презрением отнесся к пожертвованной ею сумме в пять фунтов.

Вскоре, однако, мысли Майкла стали все чаще и чаще возвращаться к Аманде, он начал нетерпеливо поглядывать на часы, желая, чтобы консультация поскорее окончилась и он смог спросить у Тельмы, не звонил ли кто-нибудь.

– Вы также не заинтересованы во мне, верно, доктор Теннент? – наконец сказала Энн Гордон.

Последние десять минут приема он приходил в себя после этого ее замечания.

– Вы читали труды Махатмы Ганди, доктор Теннент?

В противоположность жалкому, потеющему Майклу, доктор Джоэль, расположившийся на диване в вольготной позе, являл собой образец спокойствия и расслабленности. На нем был легкий костюм черного цвета, белая рубашка без ворота, черные туфли из нубука. Он выглядел как голограмма из магазина модной одежды.

– Ну, вы-то наверняка читали, – отозвался Майкл. Он был намерен выдержать эту консультацию от начала до конца. – Что он написал?

– На самом деле мне больше нравятся сочинения его внука Аруна. Махатма перечислил семь главных ошибок этого мира: богатство без труда; удовольствие без совести; знания без цели; торговля без нравственности; наука без человечности; поклонение без жертвы; политика без принципов. Арун добавил восьмую ошибку, которая серьезнее всех остальных, вместе взятых: права без ответственности. Как думаете, это можно отнести на счет психиатров? Вы ведь забираете себе большую власть над людьми, но не несете за это никакой ответственности.

– Почему вы так считаете? – Майкл настороженно смотрел на Джоэля. Тот, казалось, едва справлялся с клокотавшим внутри его гневом, хотя и говорил спокойным, размеренным голосом.

– Почему я так считаю? Я не считаю, доктор Теннент, я знаю.

– Может быть, вы объясните, что вы имеете в виду?

– Да ладно, будто вы не знаете. Вы с высокомерным видом сидите в своем кресле, говорите людям, что не так в их восприятии мира, в их жизни, бездумно советуете им, что они должны делать, чтобы исправить положение. Но как только они переступают порог вашего кабинета, вы сразу забываете о них. Вам глубоко плевать, куда они пойдут и что сделают. Вы не несете ответственности за их действия. Ни малейшей. Вы кормите их тем, чем вам заблагорассудится, и вам это никогда не аукается. Ведь это и есть права без ответственности, не так ли?

Майкл ответил, тщательно подбирая слова:

– Психиатры являются специалистами-медиками и делают все возможное ради блага своих пациентов. Мы относимся к своей работе со всей возможной серьезностью и отлично понимаем цену своих слов и их влияние на чужую жизнь. Я не согласен с вами, но давайте продолжим рассуждение. Как, по-вашему, сделать так, чтобы психиатры чувствовали большую ответственность за своих пациентов?

Томас Ламарк наблюдал, как докторишка ерзает в своем кресле. Ему жарко, неудобно, он не выспался.

– Вы когда-нибудь теряли любимого человека, доктор Теннент?

Майкл подался вперед, не сводя глаз с лица Джоэля:

– Вы говорите так, будто сами пережили подобную потерю. Как это случилось?

– Это случилось на сельской дороге. Я ехал на машине с женой, и мы врезались в грузовик. Она погибла.

Неожиданно ужасающе яркие воспоминания затопили мозг Майкла. Февраль, воскресное утро. Крапает дождь. Они опаздывают на крестины. Он ведет свой красный БМВ по проселочной дороге. Слишком большая скорость. Кэти сидит рядом и плачет. Вчера вечером он сказал ей, что больше не любит ее, что уже три года встречается с другой женщиной – медсестрой Николой Ройс. Ему было жаль Кэти, но их брак изжил себя, и пора было расставаться.

Кэти ни в чем не была виновата. Она не сделала ему ничего плохого. Просто такой уж она была – хорошей, но холодной и полностью поглощенной своей работой. Они перестали понимать друг друга. Он женился на ней из-за любви к ее красоте и таланту. Это был престижный союз: успешный художник и успешный психиатр. Но они не были любящей парой – почти никогда, кроме самых первых месяцев знакомства. У них было мало общего. Она не любила секс, всегда была чертовски серьезна и озабочена своим внешним видом, здоровьем, карьерой.

Никола, медсестра, с которой он встретился на вечеринке, привнесла в его жизнь тепло. Им было хорошо вместе, с ней секс был замечательный, они даже несколько раз напивались вместе. С ней он чувствовал себя молодым – он даже завел себе мотоцикл. Никола любила мотоциклы. Жизнь с ней была праздником. Он обожал ее. Они хотели в дальнейшем пожениться.