Томас смотрел на него, испытывая смятение.

– Ты снова с нами, Джастин! – сказал он бодро. Перед смертью это существо заслуживало хотя бы нескольких мгновений доброты.

Репортер захрипел. Его лицо начало чернеть, а тело – синеть. Он бился в агонии.

– Я здесь, Джастин, с тобой, – приговаривал Томас, взяв его за запястье. – Я с тобой.

Джастин Флауэринг бился в агонии полных две минуты. Его глаза вылезали из орбит, он издавал высокие гортанные звуки. Затем он затих. Томас продолжал держать его запястье еще минуту после того, как исчез пульс.

Теперь надо подготовить репортера и отнести его к месту упокоения, где уже находилась Тина Маккей. Томасу очень не хотелось заниматься сейчас грязной тяжелой работой, но он знал, что нужно сделать это до того, как он забудет о Джастине, до того, как тот начнет разлагаться.

Но вначале он отнесет поднос с пиццей обратно на кухню. Ей незачем пропадать. Мать учила его бережно относиться к еде.

Спустя три часа, выдохшийся, но довольный проделанной работой, Томас с подносом, на котором лежало четыре куска пиццы, вошел в комнату матери («Теперь незачем стучать», – с радостью подумал он) и сел на ее кровать, затем лег на нее, намеренно не сняв ботинок. Поднос едва держался у него на коленях.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале, вмонтированном в балдахин. Затем в зеркале на противоположной стене. И на боковых стенах. С подушек поднимался запах его матери, смешиваясь с запахом пиццы. Он взял кусок пиццы, и с него потек растаявший сыр, словно лава со склона вулкана. На покрывало посыпались крошки. Он улыбнулся своему отражению самоуверенной улыбкой. Затем закрыл глаза и попытался воспроизвести в памяти лицо матери, но вместо этого увидел дешевый парик и куст черных лобковых волос той женщины, Дивайны.

Надеюсь, ты видишь это, мамочка!

Надеюсь, ты видишь, что я лежу на твоей кровати, разбрасывая кругом крошки и думая о других женщинах!

Надеюсь, ты сходишь с ума от злости.

Его руки пахли резиной, а в одежду и волосы въелся неприятный запах дезинфицирующей жидкости. Он надел защитный костюм, но запах проник сквозь него. Как и запах бальзамирующего состава. Он не привык работать руками, но этого нельзя было избежать – ведь у него в доме остались гости.

Надо заменить лампу на кухне.

Его мать каждую неделю диктовала список покупок. Раньше по магазинам ездил Даннинг или кто-нибудь из прислуги, но в последние несколько лет, когда они жили только вдвоем, он делал это сам.

Томас любил ходить за покупками. Ему нравилось видеть, что те вещи, которые он видел в телевизионной рекламе, существуют в действительности. Их можно было купить! Его до сих пор охватывало смешанное с чувством вины волнение, когда он брал с магазинной полки то, что всего полдня назад видел по телевизору.

Он попытался припомнить недельный список своих обязанностей. Страница была на месте, но она была не такой четкой, как электронные схемы компьютерных плат.

Постричь траву.

Пропылесосить ковры.

Помыть посуду.

Постирать белье.

Покормить рыб.

Он помнил о том, что надо покормить рыб, но у него кончился корм. Не было никакого смысла в том, чтобы разводить рыб в садовом пруду. Его мать никогда не выходила в сад, поэтому не видела их. Зачем в таком случае они ей были нужны?

Надо купить корм для рыб.

«Здесь все изменится, как только… – Его мысли застопорились, будто автомобили под красным светом. Он подождал, пока свет сменится на зеленый. – Как только…» Он не мог сдвинуть мысль с места. Он потерял нить и стал вспоминать, какая мощность у лампы, которую нужно купить для кухни.

Он сосредоточился на списке. Список – это очень важно. Нужно вычистить дом, подготовить его. Скоро у него будет новый гость.

Только монета точно знала – когда.

Но у него было чувство, что это случится сегодня вечером.

– Сорок пять, – сказала Аманда.

Ответ Майкла потонул в реве колонок громкоговорителя.

– Я тебя не слышу! – прокричала она.

Солнце нещадно палило. Их окружало жалящее глаза облако пыли. Рев колонок сменил разрывающий барабанные перепонки рев двигателей пятнадцати больших, уже пыльных гоночных машин. Толпа, раздавшаяся подобно губке, теперь снова притекла к трассе, зажимая их со всех сторон. Майкл вытянул шею, но увидел только опустевшую трассу. Стадион весь провонял отработанным топливом и жареным луком.

– Значит, Брайан на пятнадцать лет тебя старше, – сказал он.

Она, прикрыв уши ладонями, ответила:

– Может, я без ума от старичков!

Он посмотрел на нее и улыбнулся. Она шутила, но это вполне могло оказаться правдой. После ухода отца у ее матери было несколько мужчин, неудавшихся творцов, представителей разных творческих профессий. У нее не было брата, только сестра. Получается, что в детстве рядом с ней не было сильного мужчины, у которого она могла бы перенимать опыт. В своем бывшем дружке, Брайане, она определенно нашла образ отца. А может, и в нем самом тоже.

Комментатор, голос которого из-за колонок казался гласом Божьим, объявил:

– Ждем только машину под номером двенадцать. – Затем уже более человеческим голосом он прибавил: – Мы рады приветствовать среди участников Дэйва Сполла, вернувшегося на трассу после пятилетнего перерыва. Двенадцатый номер готов. Лидирующая машина пошла! Старт гонок имени Лена Уордла состоялся!

Майкл видел приближающийся блеск металла. Промелькнул блестящий красный корпус лидирующей машины, преследуемой пятнадцатью машинами, выстроившимися в плотную, но бессистемную формацию, похожую на косяк рыбы.

Лицо Аманды горело от возбуждения.

– Давай, Дэйв Сполл! – кричала она. – Давай, четыреста тридцать второй!

Майкл с беспокойством вытянул шею, стараясь через проволочную сетку ограждения увидеть желтую «тойоту» Дэйва Сполла. В гонке участвовало четыре желтые машины, и было нелегко определить, какую из них пилотировал его пациент.

Он консультировал Дэйва в течение четырех лет. Когда-то тот был чемпионом Великобритании в гонках тюнингованных серийных машин, а в обычной жизни разрабатывал механические станки. Он страдал от тяжелой депрессии после ужасной катастрофы, произошедшей пять лет назад в одном из заездов гонок на выживание, когда ремни его соперника не выдержали нагрузки и он вылетел через проем лобового окна (стекла в нем не было) прямо под колеса машины Дэйва Сполла. Дэйв убил его – семнадцатилетнего паренька, только недавно начавшего участвовать в таких гонках.

Когда Дэйв пришел к Майклу на первый прием, он не мог ездить даже по обычным дорогам. Майкл медленно вернул его психику к нормальному состоянию, и сегодня Дэйв снова принял участие в гонках. Он попросил Майкла прийти, сказав, что будет увереннее себя чувствовать, если будет знать, что его доктор находится на трибунах.

Майклу нравился Дэйв, он был тронут его просьбой. Аманда с радостью приняла приглашение поехать на гонки вместе. Истборнская гоночная трасса находилась всего в получасе езды от дома ее сестры, куда она собиралась отправиться вечером того же дня, чтобы отпраздновать четвертый день рождения ее маленькой племянницы Леоноры.

Лидирующая машина достигла стартовой линии и свернула с трассы на боковую дорожку. За ней тут же разверзся ад. На первом повороте две машины столкнулись, одна из них перевернулась, и ей в бок въехала третья машина, которая, в свою очередь, пострадала от удара в задний бампер четвертой машины. Дэйв Сполл объехал место аварии и на первом круге держался на пятом месте.

Аманда взволнованно тискала руку Майкла. Он сжал ее в ответ, испытывая чудесное чувство тайного слияния с ней посреди бушующей толпы, под нещадно палящими лучами солнца. Она сногсшибательно выглядела в обыкновенных голубых джинсах и белой футболке, и Майкл гордился восхищенными взглядами, которыми одаривали ее мужчины.