Сам владелец «Челтнемского центра бизнес-коммуникаций» выглядел так, будто его давным-давно посадили за смехотворно маленький и захламленный стол, а затем расставили вокруг него всю остальную мебель. Среди горой наваленного на столе мусора Томас заметил билет национальной лотереи с двумя цифрами, обведенными кружком.

Согласно деревянной табличке, стоявшей на том же столе, владельца фирмы звали Николас Р. Лаббингс, он имел степени бакалавра коммерции и магистра управления бизнесом. Рядом с табличкой в круглой металлической пепельнице с выбитой на боку эмблемой «Мартини» тлела порядком пожеванная сигара. Не вставая с кресла, Лаббингс мог дотянуться до коммутатора, компьютера и шкафа, заполненного толстыми папками.

Это был очень полный человек лет сорока пяти, которому, как считал Томас, не помешала бы ванна и немного свежего воздуха. У него была большая квадратная голова с отвисшими брылами щек, увенчанная короткими аккуратными, набриолиненными, старомодно постриженными волосами. Его пивной живот вываливался из рубашки так, что казалось, будто пуговицы на ней вот-вот оторвутся.

Лаббингс долго смотрел на Томаса равнодушным взглядом, затем его глаза сверкнули – он узнал его. Томас как-то видел по телевизору документальный фильм, в котором с корабля с помощью портового крана сгружали слона. Поднимающийся с кресла Лаббингс напомнил ему этого слона.

– Доброе утро, доктор Джоэль! Рад видеть вас снова! – Он схватил руку Томаса с таким воодушевлением, будто после многолетней разлуки встретил дядюшку-миллионера, сильно сжал ее и улыбнулся широчайшей улыбкой, несмотря на ранний час распространяя вокруг себя запах бренди.

– Доброе утро, мистер Лаббингс, – сухо ответил Томас.

– Ну как, мир добр к вам в это прекрасное утро? – Очередной шквал алкогольного перегара. Лаббингс выпустил руку Томаса, с трудом вылез из-за стола и пригласил его сесть на круглый обшарпанный кожаный табурет.

Томас не счел нужным ответить на вопрос. Вместо этого он сказал:

– У вас для меня посылка.

Зазвонил телефон. Лаббингс втиснулся обратно за стол и дважды щелкнул по клавиатуре. На экране возникла надпись. Прочитав ее, Лаббингс поднял трубку и сказал:

– «Импорт-экспорт лимитед». Доброе утро.

Томас молчал и смотрел.

– Нет, боюсь, его нет в офисе. Может быть, вы оставите сообщение? – Прижав трубку плечом к уху, он напечатал сообщение с поразившей Томаса скоростью.

Лаббингс повесил трубку, и телефон тут же зазвонил снова. Толстяк извиняющимся жестом поднял палец, снова щелкнул по клавиатуре и, читая с экрана, сказал:

– «Спортивные автомобили Челтнема». Доброе утро.

Томас остановил взгляд на рядах полок. Во многих из них были письма и посылки. На полу возле стола стоял серый мешок «Королевской почты», из него на ковер высыпалось множество конвертов. Рядом выстроились несколько стопок корреспонденции. Похоже, Лаббингс сортировал почту по различным компаниям, которые арендовали у него адрес и телефон.

– «Форд-гранада-скорпио», пробег не больше пятидесяти тысяч миль? – переспросил Лаббингс. – Боюсь, что никого из наших продавцов сейчас нет на месте. Я могу записать ваш номер, и вам перезвонят через несколько минут. – Лаббингс с ужасающей скоростью напечатал номер, преувеличенно вежливо поблагодарил звонящего и обратил внимание на Томаса. – Обычно в такую рань звонков меньше. Так, посылка… да, действительно. Прибыла вчера. Вы ведь звонили, доктор Джоэль? Могу я предложить вам чаю? Кофе?

– Просто отдайте посылку.

– У меня есть новая брошюра. Дополнительные услуги, которые вас могут заинтересовать. Ее можно просмотреть за минуту.

Он сунул Томасу грязно-серый листок, подошел к полкам и секунду в раздумье смотрел на них.

– Ах да!

Он нырнул за свой стол и вытащил большую квадратную коробку с надписью «Хрупкое» на боку. Она была адресована доктору Теренсу Джоэлю, почтовый ящик номер 2876, Челтнем, Глостершир GL78 RS.

– Теперь мы можем обрабатывать вашу электронную корреспонденцию, доктор Джоэль. И голосовую почту. По-моему, мы раньше не предлагали услугу голосовой почты, верно?

– А по-моему, предлагали, – сказал Томас. – Но я должен идти. Меня ждут.

– Конечно! Рад был встретиться с вами, доктор Джоэль. Если вам понадобится провести конференцию, вы также можете обратиться к нам. Если желаете, я покажу наш зал для конференций.

– В другой раз.

– Конечно. Естественно. Заглядывайте в любое время – мы всегда вам рады. В конце концов, это ведь ваш офис! – Лаббингс издал отрывистый глупый смешок.

Томас вернулся в машину. Коробка была тяжелее, чем он ожидал. Ему ужасно хотелось открыть ее. Но на улице нельзя. Он положил коробку в багажник, закрыл его и проверил надежность замка. Потом сел в машину, опять вышел из нее и еще раз удостоверился, что багажник закрыт.

Прежде чем двинуться, он снова проверил багажник.

– Вас что-то гнетет сегодня, доктор Теннент, – сказал старик. – Я вижу, что вам трудно сосредоточиться.

Майкл сидел в удобном кресле в своем кабинете в Шин-Парк-Хоспитал. Напротив него на диване, с негнущейся спиной, сидел бывший надсмотрщик концентрационного лагеря. Сходство с мумией стало больше, чем две недели назад.

Майкл и без Германа Дортмунда знал это. Сегодня ему совсем не хотелось видеть этого пациента в своем кабинете. Он вообще не хотел никого видеть. И меньше всего это омерзительное существо.

Он хотел, чтобы консультация поскорей закончилась и Дортмунд ушел. Он взглянул на часы. Девять тридцать. Еще пятнадцать минут – и у него будет передышка. Он сможет позвонить в офис Аманды, чтобы узнать, нет ли каких известий. А если их нет, он уже знал, что будет делать. У него щипало глаза от усталости, но из-за высокого уровня адреналина он функционировал на все сто процентов.

– Давайте поговорим о вас, – не желая отвлекаться, сказал Майкл.

Дортмунд был одет как обычно – как провинциальный английский джентльмен. На нем был костюм из твида, явно слишком теплый для этого солнечного летнего утра, рубашка в клетку, перехваченный скромной золотой булавкой галстук, свидетельствующий о членстве в Национальном тресте,[5] и коричневые замшевые ботинки.

Он смотрел на Майкла маленькими холодными глазами.

– В прошлый раз, когда я был здесь, – сказал Дортмунд своим гортанным высокомерным голосом, – я рассказал вам о своей способности предчувствовать несчастье. Я сказал вам, что вы потеряете любимую женщину. – В углах его змеиных губ застыли две капельки слюны. В его голосе сквозило самодовольство. Даже удовлетворение. – Это о ней вы сейчас беспокоитесь, доктор Теннент.

Майкл молча смотрел на него. Как и в прошлый раз, он не хотел оживлять извращенные фантазии старика, расспрашивая его о подробностях, но в то же время не мог просто отмахнуться от его замечания, поэтому спросил:

– Вы что-нибудь хотите добавить к сказанному?

Не шелохнувшись и не отведя взгляда, Дортмунд ответил:

– Нет.

Майкл подумал, что старик играет в игры.

– Почему вы считаете, будто я беспокоюсь о ком-то?

– Я думал, что плачу вам, чтобы вы помогали мне, доктор Теннент.

– Так и есть, но на нашей первой консультации вы говорили, что пришли ко мне в надежде искупить вину за то, что вы делали в Белсене. И это вы, а не я предложили новую тему. Итак?

– Это не имеет для меня большого значения. Это просто наблюдение, не больше.

Майкл разорвал зрительный контакт, взглянув в карту Дортмунда, – он давал старику возможность продолжить.

Пауза затягивалась. Майкл посмотрел на часы. Оставалось десять минут.

– Я прочел в «Таймс», что умерла Глория Ламарк, – наконец сказал Дортмунд. – Актриса. Она была вашей пациенткой – как-то я вместе с ней сидел в приемной. Я помню ее по фильму «Два нуля» с Майклом Редгрейвом.

Майкл вскинул глаза. Во взгляде старика был упрек – или это ему только показалось? Он не втянет его в обсуждение смерти Глории Ламарк.