Майкл снял руки с ее талии и дотронулся до ее лица. Он чувствовал, что касается самого ценного из всего, что только есть на земле. Аманда не отрывала от него глаз, в них читалось беспредельное доверие. Она улыбнулась и провела рукой по его волосам. Потом откинула голову, и Майкл начал целовать ее подбородок, шею, краем сознания понимая, что она расстегивает пуговицы его рубашки, стараясь добраться до его обнаженного тела.

Их губы соединились, он почувствовал во рту ее язык, поглаживающий его язык и нёбо за верхними зубами, в то время как ее пальцы нашли его соски и теребили их, дразня и побуждая его к более решительным действиям.

Он засунул руки под ее топ и коснулся ее кожи. Она со вздохом прижалась к нему. Он нащупал застежку бюстгальтера, расстегнул ее, взял в ладони ее груди, большие, тяжелые, шелковистые.

Она сводила его с ума. Он наклонился и нашел губами ее сосок.

Вдруг она отстранилась от него, сделала шаг назад и посмотрела вверх, в небо.

– Мне нужно кое-что сделать, – сказала она. – Две минуты! – И бросилась в дом.

Он в недоумении последовал за ней, но прежде, чем он успел что-либо спросить, она была уже у входной двери.

Ноэль Ковард! Чертов драматург. Томас Ламарк вспоминал это имя уже час и наконец вспомнил. В одной из его пьес был монолог о «могуществе дешевой музыки».

Глория Ламарк любила оперу. Большую оперу. Томас понимал могущество великой музыки – опер, хоралов, церковных песнопений. Музыкальная мысль Вагнера несравненно выше, чем бессмысленный стук по клавишам Рэя Чарльза. То же касается и Берлиоза, Верди, Перголези, Штрауса, Гуно, Малера, Чайковского.

Кассета с Georgia on my Mind все еще торчала из кассетной деки. Томас вынул ее, положил на сиденье рядом и вставил кассету, переписанную с автоответчика, – с записью голоса доктора Майкла Теннента.

Ты любишь дешевую музыку, доктор Майкл Теннент. Она вызывает у тебя эрекцию? Может быть, ты из-за нее глупеешь, доктор Теннент? Я дам тебе послушать дешевую музыку. Всю, что только существует в мире. Но ты не будешь думать о Джорджии. Ты будешь думать только обо мне.

В доме доктора Теннента открылась дверь. Томас замер. Из дома вышла женщина – подстилка психиатра. Вид у нее был растрепанный. Она спешила. «Что происходит?» – подумал Томас.

Женщина добежала до машины, отключила сигнализацию, забралась в салон, оставив дверь открытой. Томас отчетливо видел свет в салоне. Она вставила ключ в замок зажигания, потом нажала какую-то кнопку. Крыша машины поднялась. Раздался звук удара от соприкосновения крыши и корпуса машины. Женщина подняла руку и защелкнула внутренний замок, фиксирующий крышу в поднятом положении. Затем, к его удивлению, она выбралась из машины и закрыла ее.

В дверях появился доктор Теннент: рубашка расстегнута и выправлена. Женщина подошла к нему, он взял ее за руки, и они поцеловались, прямо на улице, перед открытыми дверями.

Томас почувствовал, как все внутри его завязывается узлом. К горлу подкатил комок. Он его сглотнул и, закрыв глаза, преградил путь наворачивающимся слезам.

Зачем ты так со мной поступаешь, доктор Майкл Теннент? Почему ты терзаешь меня? Ты хоть знаешь, какая это для меня мука?

Ни черта ты не знаешь.

Неожиданно Аманда оторвалась от Майкла и прошептала ему на ухо:

– Кто-то за нами наблюдает. Через дорогу.

Майкл бросил взгляд в указанном направлении и увидел свет в нескольких окнах соседних домов. Он не был знаком со своими соседями, и ему было все равно, кто на них смотрит. По правде говоря, он сейчас бы и бровью не повел, даже если бы над ними кружила целая флотилия летающих тарелок и пришельцы толпились у иллюминаторов с биноклями. Эта женщина свела его с ума, он хотел ее, желание жгло его. Кроме нее, для него ничего не существовало во всей вселенной.

Они зашли в дом обнявшись, и он ударом ноги захлопнул дверь.

– Теперь, чтобы нас увидеть, ему понадобится рентгеновское зрение, – сказал он.

Аманда расстегнула последние две пуговицы у него на рубашке. Ее поразило, какая волосатая у него грудь. На теле Брайана не росли волосы, и волосатые мужчины раньше ее пугали, но это было в прошлом. Она прижалась к Майклу, с жадностью поцеловала – в ней просыпалось что-то звериное, дикое. Внизу живота будто разожгли костер. Его мягкие губы отвечали на ее поцелуи с той же первобытной силой.

Она едва могла стоять на ногах. От него будто исходили мощные электрические разряды.

– Люби меня, Майкл, – прошептала она.

Мысли вихрем завертелись у Майкла в голове. Он так давно не занимался любовью. Он отчаянно хотел Аманду, но боялся, что у него ничего не выйдет, что он все испортит. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них доверие, удивительное, невозможное доверие.

Дрожащими пальцами он старался расстегнуть бюстгальтер, забыв, что уже сделал это. Повинуясь движению его руки, бюстгальтер упал на пол. Он хотел снять с нее всю одежду, почувствовать ее обнаженной в своих руках. Она прижималась к нему, терлась бедрами о его восставший член. Он мог проникнуть в нее прямо сейчас, там, где они стояли, но придержал себя. Он хотел по-настоящему заняться любовью с этой женщиной. Он хотел, чтобы их первый раз был полон чувства, хотел, чтобы она проснулась в его объятиях, в его постели.

Он начал беспокоиться, долго ли сможет сдерживаться. Остынь немного. Просто остынь.

На них снизошла удивительная тишина. Они были в вакууме, в каком-то другом мире, где ничего, кроме них, не существовало – только они и магия чувств, движущих ими. Мягкость ее рта, теплота ее плоти, ее запахи: духов, шампуня, кожи, звук ее дыхания, мерцающие синие колодцы ее глаз, текучесть ее светлых волос растревожили Майкла, на глаза у него навернулись слезы. Ничто, ничто на свете не сравнится с этой красотой, этим совершенством, этой естественностью.

Он провел руками по ее телу, сверху вниз, и оказался у нее в трусиках. Опустившись на колени, он нежно освободил от них ее ягодицы, довел их до колен и дал упасть вниз по лодыжкам.

Перед его лицом оказался светло-пушистый лобок. Он прижался к нему лицом, вначале мягко, затем жестче, легкое покалывание волос о кожу было похоже на ласку. Он зарылся лицом еще глубже, языком ощущая сладкую плоть ее бедер, всем существом впитывая дурманящий мускусный запах. Он достиг влажных складок, погрузил в них язык.

Аманда тихонько застонала и выгнулась назад.

Майкл надавил жестче, смакуя ее изысканный тайный вкус и аромат. Этот аромат будто пришел с другого конца вселенной, из другой галактики. На земле не найти ничего столь же сладостного. Он трепетал. Он пил ее, молясь о том, чтобы время остановилось, чтобы это мгновение никогда, никогда не завершались.

Она нежно подняла его с колен и поцеловала в губы, ощущая вкус самой себя. Расстегнула пряжку его ремня и пробралась ему в брюки, чувствуя под пальцами завитки лобковых волос. Ей нравился звук его дыхания, когда она играла языком с его соском.

И вдруг она наткнулась на камень.

Это поразило ее. Она отдернула руки, будто от электрического тока, но сейчас же вернула их обратно, не веря, что он может быть таким твердым, таким большим. Он был чудесен, устрашающ, нереален. Это был он. Это был Майкл. Держа его в руках, она держала в руках Майкла. Она до боли хотела его и в то же время боялась, что просто не сможет, не сможет вместить его в себе.

Внизу живота пылал факел желания.

Не отпуская его, она опустилась на колени, поцеловала пупок Майкла, проследила языком контуры мышц его живота. Его руки ритмичными рывками двигались сквозь ее волосы. Его запах был потрясающим – теплый, животный запах пота и горячей кожи. Она стянула вниз его боксерские трусы и медленно, с наслаждением поднесла огромный, невероятный член ко рту. Его кончик был влажен, она лизнула раз, другой, забираясь языком внутрь, влажность была сладкой, она провела языком вперед и назад, она могла слышать, как ему хорошо, могла ощущать это через его ладони, обхватившие ее плечи, могла определить это по меняющемуся ритму его дыхания. Она доставляла ему наивысшее удовольствие, и ей нравилось знать об этом. Он был в ее руках, в ее власти, она мучила его, она дарила ему счастье.