— Нет, леди, — Джейм попятилась. — Это всего лишь я.

— Ты! — Тон сам по себе звучал ругательством. — Шарлатанка Норф.

— Осторожней, — мягко произнесла капитан, обращаясь то ли к одной из них, то ли к обеим сразу.

Все умные вопросы, которые Джейм хотела задать, мигом вылетели из головы.

— Я п-пришла просить прощения, — заикаясь, пролепетала она.

— А какой от этого толк? — хрипло ответила Брендан. — Этим ее не вернешь.

— К-кого? Эрулан? Н-но, матрона, она мертва.

Бренвир яростно метнулась к девушке и сильно ударилась о стол. Джейм и сама не заметила, как подалась назад, поближе к капитану. За спиной Жур неистово царапался у дверей. Матрона нагнулась над столом, изо всех сил в дикой борьбе стараясь держать себя в руках, красные искры вспыхивали в ее слепых, налитых кровью глазах. Сквозь стиснутые зубы прорвался сдавленный звук, полупроглоченное проклятие.

— Мертва, — повторила она и страшно рассмеялась — хохот, смешанный с рыданиями. — А ты думаешь, я не знаю? Убирайся, Норф. Немедленно. Прежде чем я наврежу тебе. — Кулак со стуком обрушился на стол. — Чтоб ты сгнил! — закричала она со всей подавленной, но неистребимой болью и яростью.

Стол осел. Пылью посыпалась сухая труха, словно ножки начали крошиться.

Джейм слышала, что позади открылась дверь и Жур вырвался наружу. В следующую секунду и она сама пролетела сквозь проем — капитан так толкнула ее, что девушка впечаталась в противоположную стену коридора. Капитан захлопнула дверь в кабинет. Ее короткие рыжеватые волосы поднялись дыбом, как шерсть на хвосте барса. Внутри раздавался необычайно мягкий, шуршащий звук — это рассыпался мгновенно сгнивший стол.

«А ведь это могла быть я», — подумала Джейм.

Кадеты уставились на них. Они наверняка никогда раньше не видели, чтобы кендар так грубо обращался с высокорожденной.

— Держитесь подальше, — сказала им капитан. — Если она позовет, туда войду я, и больше никто. Понятно?

Когда она повернулась, Джейм увидела тревогу, более того, страх в голубых глазах. Она не знала, кто такая ее матрона. Она и сейчас не уверена. Проклинающий с кровью берсерка стоит так высоко у власти своего Дома. Одно только подозрение о подобном страшнее кошмарного сна.

— Она остановилась на столе, — выдавила Джейм.

— В следующий раз этого может не произойти. Тебе стоит уйти, леди. Сейчас же.

Лучшего ответа, чем отдать честь и удалиться, Джейм придумать не смогла, что и сделала.

Виновата ли она в состоянии Бренвир? Трудно понять чем, принимая во внимание то, что Эрулан умерла, когда до рождения Джейм оставалось почти столько лет, сколько ей сейчас… Девушка чувствовала себя так, словно забрела в древнюю песню о страстях и потерях, только вот конца у нее нет. Это могло свести Бренвир с ума. Если так, она будет сеять вокруг ужасающие разрушения, и остановить ее может дорого стоить. Но разве это дело Джейм? И вправду, чем может один шанир-разрушитель помочь другому? Неведенье заставляло чувствовать себя глупой и слабой. И хуже всего мысль: а не суждено ли и ей вот так же вот окончить свои дни, проклиная всех, кого любишь? Тори уже так считает.

Ошибка, слишком опасная, чтобы жить.

Ладно, довольно. Она и так натворила предостаточно, пытаясь принести извинения за что-то, в чем не было ее вины; лучше найти Шип и попытаться опять, на этот раз имея все основания.

Только теперь она осознала, что Жур пропал. Леди Бренвир оказалось слишком много для него. Исчезновение барса не слишком обеспокоило Джейм: хоть и слепой, он отлично находил дорогу в местах, которые однажды видел ее глазами. Она поищет и его, и кадета.

Однако утро прошло, а никто так и не попался на глаза. Уже и день пошел на убыль.

Верхний замок Горы Албан плыл по морю тумана, а его обитатели проводили эксперименты, стараясь направить свой блуждающий дом хоть куда-нибудь. Певцы и летописцы, как обычно, спорили. Первые обосновались на западном конце обзорной площадки и хором тянули все приходящие на ум песни, в которых упоминалось Западное море. (Будет очень мило, если Гора Албан приземлится там прямо посередке.) Ученые же предпочитали пытаться в одиночку, намереваясь посадить свое жилище во множестве различных мест, от Котифира до Островов Мертвых, пользуясь всяческими методами: начиная с торжественных молитв и кончая игрой в уголке одного дряхлого старца в классики.

Джейм побродила с Индексом, суетливо шаркающим вокруг верхнего и остатков нижнего замков, распределяя информацию и с тихой радостью скупца подсчитывая прибыль от свершенных сделок. Хотя иногда он запинался, спотыкаясь. Старик опять бормотал нескладные вирши — те, которые мог вспомнить, или те, которые Джейм выуживала из подслушанных в полудреме у травяной хижины. Очевидно, Индекс использовал банки с травами в качестве шифрованной записной книжки, ключом к которой служила рифмованная чушь, — умное решение для старца со слабеющей памятью, — только вот он начал забывать ключ. Джейм подсказывала, когда могла, и вела собственный счет, — в дальнейшем она еще поспрашивает обо всем.

Но, приберегая вопросы для Индекса, она не скупилась на них, натыкаясь на кадетов Норфа. Детей — они были куда моложе охранников Брендана — раскидали по всему замку, то ли чтобы они ощущали свою полезность, то ли просто чтобы не вертелись под ногами. Никто из них уже несколько часов не видел Шип, и все находили предлоги, чтобы не говорить о ней.

— Приказы отдает Вант, — сердито сказала Рута. — Он говорит, у нас у всех неприятности.

— Какие?

Рута теребила мешок с куриными перьями, который она несла, одни предки знают для какого таинственного эксперимента. Вант, хоть он ей и совершенно не нравился, был командиром пятерки, непосредственным начальником, стоящим куда ближе, чем беглянка-сестра их лорда. Вдруг девочка замерла, прислушиваясь.

— Что это, кто-то крикнул «Там мысок!»?

— Не меняй тему, — разозлилась Джейм, но тут крик повторился. — Не «мысок». «Песок!»

Рута уронила свою ношу и кинулась к ближайшей ведущей наверх лестнице, Джейм едва поспевала за ней.

Им навстречу полился горячий малиновый свет. На обзорной площадке фигуры выстроились в ряд у западных перил, певцы и летописцы вперемешку, все превратились в темные силуэты на фоне этого сияния. Раздувшееся заходящее солнце висело очень низко. Джейм опустила глаза, моргая, отгоняя от ужаленных красными лучами глаз черные пятна. А неподалеку стоит Железный Шип, рыжие волосы тускло полыхают. Как обычно, ее смуглое лицо обращено на север, но тело так напряжено, словно кто-то держит ее на коротком поводке. Джейм снова посмотрела на запад, следуя за взглядом кендара. Перед ними расстилалась бескрайняя равнина, настолько плоская, что казалась нереальной. Лицо опалило жаркое дыхание ветра. Порыв принес оглушающий вопль пустоты и сухой запах пустыни.

— Чудесно, — прервал кто-то благоговейное молчание. — И какой же уродец избрал целью Южные Пустоши?

Директор сказал:

— Это серьезно.

Вокруг него собралась кучка подавленных ученых, отделившихся от все еще облепивших перила старцев, щебечущих, как взволнованные детишки. Кирен и Зола (певица не снимала капюшона и сжимала в руке железный посох) присоединились к кружку. Джейм слушала поодаль, стараясь остаться незамеченной, и вздрогнула, когда Директор повернул к ней свое изборожденное шрамами лицо; однако он не мигая смотрел поверх ее головы, прямо на солнце, и девушка внезапно поняла, что он слеп.

— Зола говорит, что мы посредине Сухого Соленого моря, — продолжил он. — За горизонтом, к западу от нас, Уракарн. Но все-таки он слишком близко. Не стоит напоминать, что произошло, когда в последний раз кенциры попали в руки карнидов.

Группка поежилась — люди не забыли. В конце концов, прошло всего каких-нибудь двенадцать лет долгого замешательства после разгрома Ганса. Без наследника Норфа Каинрон сохранил пост командира Южного Войска для своего любимого сына, Генжера, который, в свою очередь, стремясь удовлетворить собственное честолюбие и продвинуться еще на ступеньку выше, напал на цитадель карнидов.