— Ладно. Пошли ко мне. Это недалеко.
Леонардо шел медленно, опираясь на Нину. Их пара выглядела похожей на участников «бега на трех ногах» (правая нога одного привязана к левой ноге другого), идти было очень неудобно, но они довольно быстро, хоть и прихрамывая, миновали пару переулков, пересекли большую улицу, которая была незнакома Леонардо, и окунулись в лабиринт обветшалых многоквартирных домов. В этой части города не было лифтов, как приводимых в движение пони, так и других, поэтому Леонардо ожидало мучительное восхождение на верхний этаж. В конце концов волшебник тяжело опустился в продавленное кресло напротив шипящей газовой плиты в передней обшарпанной квартиры Нины. Он окинул взглядом груду потертой мебели, небрежные кучи книг и свитков, все это обвивалось буйной листвой многочисленных растений в горшках. Большая кошка ходила вокруг кресла, подозрительно изучая его, наконец прыгнула к нему на колени и удобно устроилась там.
— Тебе оказана честь, — заметила Нина, появляясь из кухни с двумя дымящимися кружками пунша. — Чучело не слишком жалует моих гостей. Ну, так ты расскажешь мне, что привело тебя в Трущобы?
Леонардо задумчиво погладил кошку. На этот вопрос сложно было ответить лаконично.
— Я шел следом за одним человеком, — объяснил он после долгого молчания. — Элис. Я шел за Элис. А потом на меня напали. Они выглядели как дикие животные. Как ты думаешь, это были Волчата?
— Возможно, — сказала Нина. — Ребят вроде них можно запросто встретить в нашем районе. Здесь хорошо тем, что арендная плата очень низкая, но зато полно всякого сброда. Так как же тебя угораздило следить за нашей малюткой Элис?
Мало-помалу Леонардо поведал добродушной хозяйке всю свою историю. Умиротворенный мерным сопением кошки, убаюканный теплым пламенем пунша, он рассказал Нине о том, как был очарован девушкой из Конторы Герольда, о том, как придумал заманить ее в мастерскую, о расформировании его конторы, о неутихающем горе, когда она ушла. Увлекшись, Леонардо упомянул даже о графике, который начал чертить. Единственное, о чем он предпочел умолчать, был тот случай, когда он вошел в приемную во время обеда и увидел, как Элис исполняет свой тайный танец. Почему-то ему казалось, что здесь он прикоснулся к какой-то сокровенной тайне Элис и не вправе рассказывать о ней кому бы то ни было.
Пока Леонардо говорил, он обнаружил, что не в состоянии больше сдерживать свои чувства. И он с благодарностью позволил слезам катиться по щекам. Сидя на потертом ковре у его ног, Нина внимательно слушала Леонардо, изредка вставляя краткие реплики, передавала ему носовой платок, когда тот был нужен, и время от времени пополняла кружки.
— Так каковы твои чувства к Элис после всего, что произошло? — наконец спросила она.
— Странно… — Леонардо так сжал подлокотники кресла, что костяшки его пальцев побелели. — Как будто она привела меня туда. И Вероника. Она тоже всячески меня подзуживала. И даже Король… Если бы не он, ничего бы этого не случилось.
Нина посмотрела на него взглядом, в котором в равных долях смешивались насмешка и упрек.
— Давай-ка разберемся! Ты что, хочешь сказать, что тебя побили из-за Короля?
Ярость Леонардо внезапно утихла.
— Да нет… Конечно нет! Хотя я не знаю. — Волшебник зевнул. Он вдруг понял, что сказать ему больше нечего, и заметил, что Нина тоже зевает. Он понятия не имел, который сейчас час, и снова зевнул.
— Ой, прости! Наверное, мне нужно пойти спать.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответила Нина. Он заметил, что она уже давно гладит его запястье. — Еще бы, у тебя сегодня был такой ужасный день. Но суть в том, дорогуша, что у меня только одна кровать. Правда, довольно большая…
С этими словами она начала расстегивать пуговицы на рубашке Леонардо.
Из дневника Виктора Лазаруса
Оставляю эту запись без даты, ибо начинаю терять всякое чувство времени. Ночью и днем злодей преследует меня, и я теперь плохо понимаю, сплю я или бодрствую. Я не могу заставить себя ни пить, ни есть, худею и слабею на глазах, а главное — теряю надежду когда-нибудь настигнуть своего врага. Посетители и рабочие разбегаются, завидя меня, когда я крадусь по коридорам, их лица бледнеют от ужаса. Ночью я ворочаюсь на своей узкой кровати и держусь до последнего, чтобы не уснуть. Потому что в моих снах это мерзкое создание преследует меня в тысяче обличий: то набрасывается как волк, то как убийца, скрытый плащом, то как безликий и безжалостный посланник ужаса, иногда огромный и угрожающий, иногда неуловимый и иллюзорный.
Вчера ночью мне приснилось (по крайней мере, я молюсь, чтобы это было сном), что наш дом уничтожен. Полосы черепицы одна за другой скользили с крыши, шум становился все сильнее и сильнее, пока наконец не превратился в оглушительный грохот. Кирпичная кладка гнулась и раскалывалась в облаках удушливой пыли и осколках бьющегося стекла. Полы, потолки, лестницы, даже балки с крыши стонали, трескались и расщеплялись, и внезапно, в отдающейся эхом какофонии демонического смеха, дом превратился в гору пыли. От него ничего не осталось!
Вокруг было темно. Я, пошатываясь, брел среди обломков, слабо зовя на помощь. Сначала мне казалось, что я здесь один, но издали до меня донеслись глухие крики Гарольда и Сэма. Никогда еще я не был так счастлив слышать человеческий голос! С первым слабым лучом рассвета они появились: сначала Сэм в своей спецовке, с молотком в руке, затем Гарольд, все еще сжимая в руках свой гроссбух, словно от этих бумаг зависела его жизнь, а может быть, так оно и было. Окруженные осколками руин, мы разожгли огонь и сгрудились вокруг него, в ожидании дня. Было страшно холодно. Сэм на скорую руку соорудил что-то вроде сарая из обломков. Мы забрались внутрь и стали ждать. Меня вдруг охватило такое чувство, словно мы готовимся встретить посетителя.
Когда я проснулся, то обнаружил, что лежу на жестком полу, окруженный остовами обуглившейся древесины. На мгновение мне показалось, что кошмар продолжается, пока позднее я не понял, где нахожусь. Я лежал на обугленной от огня кухне. Должно быть, я ходил во сне и без чувств упал на пол. В ушах все еще раздавался далекий издевательский смех, но злодея по-прежнему нигде не было видно. Я в отчаянии. Неужели это безумие продлится еще долго?
Итак, ты начал бояться меня, Лазарус. Ты обходишь коридоры дома с револьвером, ты мстительно клянешься уничтожить меня, когда мы встречаемся. А я теперь тоже боюсь, прячу лицо, даже когда пытаюсь показаться тебе, убегаю в ужасе, когда ты подходишь ближе. Однажды ты увидел меня в коридоре, но, преданный собственной неуклюжестью, ты застрял, попавшись в ловушку, и к тому времени, когда ты выпрямился, моя сила воли покинула меня, у меня не хватило сил оставаться там дольше.
И вот теперь я навещаю тебя в твоих снах. Чистой и изящной девочкой я пришла к тебе, исполняя танец самого Великого, и я смотрела, как пробуждаются твои чувства. Ты стонешь и вытягиваешь руки во сне, и мне становится ясно, что даже в своих снах ты видишь меня только как посланника ужаса, хватающего твое сердце костлявыми руками.
И теперь, когда было столько разных попыток добраться до тебя, я чувствую усталость. Итак, я горюю, худею, слабею и отчаиваюсь когда-либо обрести тебя.
Но глубоко в моем доме обитает еще кое-кто, некто, кто понимает все, что здесь происходит. В далеком углу, куда почти никто не заглядывает, в глубоком кресле дремлет старая дама. Именно она протянет мне руку утешения, она знает, что мне необходимо сделать, когда все возможности будут исчерпаны.
И теперь я тоже знаю это.