А лхрамба Самдан и не подозревал даже, что так напугал гостя. В общем-то Бабый ему понравился, и, судя по первому впечатлению, со стороны нового лхрамбы ему никакая опасность не грозила. Выполнив поручение, он уедет. А вот Гонгор останется. И останутся их натянутые отношения, медленно, но неуклонно переходящие во вражду.

Хамбо-лама стоял у окна и о чем-то мучительно думал, держа в левой руке, бессильно опущенной вниз, длинный лист из книги Цзонхавы. Гость сказал правду: Гонгор, действительно, зачем-то читал знаменитую книгу реформатора буддизма! Кивнув на вежливое приветствие лхрамбы, он вяло поинтересовался его самочувствием и снова кивнул, не выслушав ответа до конца. Потом оживился, прошел к столику, положил прочитанный лист на стопку других, пригласил сесть и тихо заговорил о Цзонхаве:

— Великий учитель сумел использовать догматику буддизма для построения ламаизма — в тогдашних условиях совершенно нового религиозного течения[82] — и избежал при этом участи других богохульников. Как и почему это случилось, лхрамба?

Самдан нахмурился, побарабанил пальцами по шелковому переплету своей книги, лежащей у него на коленях, заговорил не спеша, обдуманно, зная по опыту коварство Гонгора:

— В то время, когда Цзонхава взялся за обновление буддизма, он почти не исповедывался даже в Индии. Больше того, зарождались другие религии, где Будде отводилась довольно скромная роль. В частности, индуизм, набравший силу уже на основе брахманизма,[83] вводил свой пантеон божеств: Брахму, Вишну и Шиву. Эта новая троица имела свои законы и своих богов-помощников. И ламаизм хорошо ложился на буддизм, который уже был растворен в индуизме и не имел своих фанатичных поклонников. Цзонхава больше рисковал, когда обряжал статую Большого Будды, чем вводя институт лам, хубилганов и ботисатв… Тем более, что первые богослужения по новому образцу отличались вызывающей пышностью, красочностью, массовостью… Буддисты, какие еще оставались, были убеждены, что Цзонхава возвеличивает их угасающую религию, а индуисты верили, что Цзонхава делает поклонения их богам более удобными и понятными для тибетцев, где прочно сидели секты Бонпо и не поддавались никаким влияниям…

— Так просто все? — удивился Гонгор.

Самдан ответил уклончиво:

— Не совсем просто, были свои трудности и у Цзонхавы, но само время помогло ему — время брожения умов и непокорства черни, разногласий между сильными мира, неопределенность и бесформенность государственных границ, войны…

Удовлетворенный Гонгор опустился на сиденье, отыскивая ногой скамеечку.

— Нового лхрамбу видели, Самдан? — Гонгор заглянул своему мудрецу в глаза и рассмеялся. — Можете попросить его помочь вам в лаборатории с лекарствами, чтобы не скучал!

— У меня есть хорошие помощники, — отказался Самдан. — Да и не совсем удобно загружать гостя работой…

Тем более, что у него, наверное, есть и более важные дела в дацане?

Сейчас Гонгор или скажет правду или опять уйдет от ответа. Если второе, то Нанжину придется потрудиться на совесть, чтобы все разнюхать!

— Он ждет, когда я выполню поручение таши-ламы, чтобы уехать с нужными бумагами в Таши-Лумпо. Думаю, дня через три-четыре его не будет в дацане! Гонгор покосился на книгу, лежащую у Самдана на коленях, и почти весело закончил: — И вы сможете пользоваться библиотекой, лхрамба, когда хотите и сколько хотите!

Вечером Нанжин пришел сам.

— Ну? — спросил его Самдан строго. — Что ты узнал? Соглядатай слегка замялся:

— Вы же сами, гэлун, говорили с ним сегодня… Самдан схватил его за ухо, притянул к себе, спросил свистящим шепотом, не забывая одновременно выворачивать ухо своего соглядатая:

— Ты и за мной шпионишь, подлый? Для кого?

— Помилуйте, гэлун! — взвыл Нанжин. — Что вы такое говорите мне?! Да разве бы я, ничтожный, посмел?! Самдан неохотно отпустил ухо баньди:

— Пока ты не доказал обратного! Ты ничего не узнал, даже его имени! Говори, не сопи, как теленок!

— Он не выходит из библиотеки и почти не говорит со своими ховраками Монгушем и Шаиром, которых ему дал хубилган… Но они думают, что он не гэлун, как вы, а гэцул, даже — баньди…

— Баньди?! — удивился Самдан. — Где ты видел баньди, который читает книги, а не крутит хурдэ? Но Нанжин-уже понял, что угодил:

— Он молится как баньди! И ест как баньди! И ведет себя с ховраками как баньди!

Самдан рассмеялся:

— Не дает затрещин и не выгоняет их пинками из библиотеки? Он же гость, чужой человек! Какой чужой лама будет обижать чужих ховраков? А добрый — не беда, многие высокие ламы отличаются добротой и скромностью, не то, что ты…

— Виноват, — потупился Нанжин. — Я думал…

— Ты не выполнил моего поручения! — строго сказал Самдан, хотя мысленно и отметил наблюдательность своего соглядатая. — Ты плетешь всякую нелепицу и хочешь меня убедить, что заслужил награду? Придется тебя отправить к Чижону… Уж он-то знает, что приказать своим стражникам-головорезам!

Нанжин побледнел:

— Дайте мне еще день, гэлун! Только день!

— Я тебе даю два дня. Два! Потому, что через три дня гость уезжает из дацана! Два дня и две ночи, понял?

Нанжин попятился к выходу, но у самого порога споткнулся о железную кочергу и едва не упал. Когда за ним закрылась дверь, Самдан задумчиво щелкнул пальцами и пробормотал:

— Баньди… Но если он баньди, то он не может быть лхрамбой, а только сричжанге! Что-то тут не то и не так…

И тут же вспомнил вопрос Гонгора о Цзонхаве. Хубилган, а — неуч! Мало ли их, скороспелок? Может, и этот Бабый — настоящий лхрамба из выскочек… Впрочем, какое ему, Самдану, дело до всего этого? Ему нужен Гонгор и только Гонгор!

В дверь робко постучали. Вошли Байыр и Монгул — ученики и помощники Самдана. Хорошие, знающие парни, которым давно пора носить не только коричневые и красные, но и желтые одежды лам. Но Гонгор и тут не торопится нет, говорит, знатоков, которые могли бы проверить их, а ты, лхрамба, их наставник, потому не можешь задавать свои вопросы. Для чего он учил тогда их своему мастерству? Чтобы Гонгор или другой высокий лама дацана отправил их чистить конюшни?

Байыр и Монгул втащили два больших мешка, вытряхнули их содержимое в сушильный шкаф, составленный из крупных и мелких решет с подогревом горячей водой и раскаленным воздухом от специального рукава, соединенного с печью. Повернулись, чтобы уйти на склад за новым грузом, но Самдан остановил их:

— Садитесь, я хочу поговорить с вами…

Ховраки переглянулись — грозный и требовательный Самдан не очень-то баловал их своим вниманием в последнее время, занятый тяжбой с хубилганом. Но он их по-своему любил, и они об этом знали, отвечая ему привязанностью и терпением. Они робко присели на скамью, потупились, не зная, куда девать не отмытые от грязи ладони.

— Вы умеете делать лекарства от смерти, — начал Самдан сухо и негромко. — Теперь я вас буду учить делать лекарства от жизни. Мы привезли достаточно трав, собранных в горах и степях, для изготовления этого лекарства. Оно делается только из весенних и осенних трав, а также кореньев, переживших зиму и накопивших достаточное количество лечебных веществ. Лекарство от жизни не менее ценное, чем и лекарство от смерти…

И Самдан рассказал своим ученикам, что в Тибете есть целые семьи, знающие тайны ядов и считающие отравление людей и животных своей профессией, которая передается по наследству. Эти мастера достигли многого в своем искусстве — они умеют отравлять не только пищей и чаем, но и дорогими подношениями — кинжалами, кольцами, четками, тканями… Предосудительной эта профессия не считается, поскольку отравить человека высокого положения даже выгодно… И хотя сама по себе эта профессия опасна, она нужна многим людям, а значит, она — полезна!

У Байыра и Монгула сами собой распахнулись рты от удивления и радости: если они овладеют искусством изготовления хороших лекарств от жизни, то они станут всесильными!