Фактически исчезли оба кумира. Но Ойрот-хан еще имеет живую плоть: ради него мужчины носят косичку, не моют тела и не меняют одежд, объясняя все это очень просто — мы не должны быть похожими на других людей, чтобы хан Ойрот, когда он вторично придет в наши горы, легко узнал своих подданных! Хана Ойрота они примут. Но примут не как мессию новой веры, а как героя-законодателя, спасителя гибнущего народа…
Куулар мотнул головой: «Надо было выслушать таши-ламу до конца! Кто же тот белый бурхан, что поедет на Алтай?»
Не скоро успокоился и Панчен Ринпоче. Он столько вложил в свою идею Шамбалы на Алтае, столько возлагал надежд на умного и энергичного жреца Бонпо, а тот не нашел терпения даже выслушать его. Но так просто он не вернется в Шаругене, чтобы занять место Темного Владыки у его алтаря! Он слишком много знает и не в меру своеволен, чтобы отпустить его с миром…
Да и кем заменишь его? Гонгор — глуп, нетороплив и чересчур исполнителен; Мунко — стар и немощен, излишне долго жил в удалении; на урянхайских лам вообще нет надежд… Остается Куулар, единственный, кому по плечу тяжесть миссии белого бурханизма! Надо поговорить с ним еще раз, но пока надо дать ему время подумать… Может, провозгласить его хубилганом, чтобы оракул далай-ламы назвал его имя на весь Тибет? Нет! Тайна миссии должна быть сохранена! Раскрыв связь, раскроешь смысл… Назвав миссию белым бурханизмом, таши-лама и так многим рискует. Этот риск будет оправдан, если в основе его — большая политика не сегодняшнего дня, а завтрашнего! А то, что устремлено в будущее, всегда имеет шанс выжить и утвердиться!
В пантеоне алтайских шаманистских божеств есть несколько имен, на которые можно было бы опереться; Ульген, Юч-Курбустан, серебряный бог Бурхан, хан Алтай… Все они олицетворяли доброту и мудрость. Пожалуй, одно божество с разными именами… Добрый бог, мудрый седой бог, серебряный бог…
Белый цвет только здесь, на юге, траурный. Там, на севере, он — цвет чистоты, свежести, святости! Так и сложилось имя нового божества — Белый Бурхан…
Солнце только взошло, а трубы Юм-Бейсе уже затребовали лам монастыря на молитву. Таши-лама нахмурился: подозрительно упорно Дондог убеждает высокого гостя в святости своего дацана! Конечно, три моления для лам обязательны, прославление трех сокровищ ламаизма необходимо, но ведь сегодня не середина и не конец месяца, чтобы так усердствовать![89]
Панчен Ринпоче поднялся с ложа, прошел в умывальню, плеснул розовой ароматной водой в лицо. Вздохнул: надо готовиться к отъезду. Но предварительно завершить начатое.
Осушив лицо и руки о поданную ему простыню, таши-лама вежливо поблагодарил прислуживавшего ламу, попросил тихо:
— Сообщите хубилгану Дондогу, что я жду его.
— Хубилган на молитве, бодисатва.
— Его усердие похвально, но он мне нужен.
Лама ушел с ненужной поспешностью, огорчив взглядом недоумения. Вот и близкие люди уже с трудом понимают его… Может, он действительно делает что-то не так?
Дондог вошел, вытирая пот со лба. Молитва только началась, а он уже изнемог?
— Прости меня, хубилган, но ты не доложил о готовности золотого каравана! — Таши-лама покосился на массивную золотую цепь на груди хамбо-ламы, поморщился: — Я уйду вместе с ним.
— Какой караван, бодисатва? — спросил Дондог плачущим голосом. — В дацане есть золото, но его мало!
— Если его мало, то почему ты, хамбо-лама, позволяешь себе носить золотое гау, мыть грешное тело в чане с золотыми обручами и есть только на золотом подносе? Лам украшают лохмотья, а не роскошь!
Панчен Ринпоче сорвал цепь с Дондога и бросил ее на пол. Потом хлопнул в ладоши, вызывая сопровождающих его в поездках лам. Но вместо них на пороге появился жрец Бонпо.
— Я слышал ваш разговор с хубилганом, бог Амитаба, и хочу вам помочь. Мне нужен хороший габал, разрешите я сделаю его из головы Дондога!
— Я еще не умер! — вздрогнул тот.
— Этому легко помочь, хубилган.
— Но тогда моя голова не подойдет для габала![90]
— Не беспокойтесь. Вы умрете естественной смертью. Дондог умоляюще взглянул на таши-ламу. Тот улыбнулся:
— Ты что-то решил, архат?
— Да. Я согласен.
— Хорошо, архат. Я сегодня покидаю Юм-Бейсе и возьму тебя с собой… Да, кстати! Как ты думаешь, сколько золота в Юм-Бейсе?
— Много, бог Амитаба. Очень много!
— А Дондог говорит, что он — нищ.
— Он лжет! — Куулар резко повернулся к хамбо-ламе монастыря, строго и медленно сказал: — Грузи караван за воротами. После молитвы мы с таши-ламой покинем дацан.
Дондог вздрогнул и распростерся у ног жреца Бонпо.
Глава одиннадцатая
ТЕНЬ ЦЗОНХАВЫ
После отъезда Бабыя лхрамба Самдан почувствовал, что он начал проигрывать Гонгору по всем позициям. И хотя внешне их отношения как бы уравновесились, слежка усилилась: бумаги оказывались перепутанными, вещи в сундуках перерытыми, а сосуды и коробки с готовыми лекарствами наполовину опустошенными. Вряд ли со всем этим мог справляться один Нанжин, служивший лхрамбе и хамбо-ламе одновременно. К тому же, у кого-то был еще один ключ от лаборатории. Уж не включился ли в опасную игру еще и дарга Чижон, постоянно преследующий ховраков Самдана? А сегодня хубилган вызвал своего лхрамбу через ховрака Монгуша (можно ли оскорбить больше!) и сказал, не скрывая угрозы:
— Ты плохо работаешь, лхрамба! Уже зенит лета, а у тебя не готов товар! Не отправлять же мне обязательный караван в Лхасу только с мешками четок!
— Для созревания лекарства нужно время. Я не могу ни ускорить, ни замедлить процесс. Это вам скажет любой знающий лама.
— Отправляй то, что уже готово. А травы дозреют в пути.
— Для трав тоже нужны определенные условия, хубилган. В пути их не будет, и мы привезем лекарям Лхасы негодный товар.
— Мне кажется, что ты просто тянешь время, Самдан, — вздохнул Гонгор и неожиданно проболтался: — а сейчас занялся ядами. Зачем они тебе в таком количестве и разнообразии? Кого ты собираешься травить в дацане?
Воры прячут краденое, а вор Гонгор не стеснялся им хвастаться! Самдан опустил глаза:
— Вы никогда не интересовались моей работой. Я делал лекарства те, какие считал необходимыми: летом от малярии, зимой от простуды… Лекарства от жизни нужны, как и лекарства от смерти… К тому же, на них можно хорошо заработать, хубилган!
Раньше, когда дело касалось дохода дацана, Гонгор был покладист и снисходителен. Но не на этот раз.
— Согласен, что и за яды нам будут платить золотом. Но не они — главный товар! Если хочешь, занимайся ядами сам, а другие лекарства пусть делают Байыр и Монгул! Если же тебе нечем занять своих ховраков, то я сам найду им работу.
От кого Гонгор все знает? Байыр и Монгул умеют молчать… Значит, есть кто-то еще, кроме дурака Нанжина и тупицы Чижона? Кто же? Ховраки мало разбираются в травах и лекарствах, выходит, в лаборатории побывал кто-то из знающих лам-лекарей?
— Я жду еще четверть луны, Самдан.
В голосе Гонгора была угроза, но Самдан только улыбнулся. Что он сделает с ним, если приказ не будет выполнен? Лишит сана, отлучит от дацана? Не так уж и велика утрата! Обидно, что Байыру и Монгулу ничем не помог…
— Я свободен, хубилган?
— Да, я все сказал.
А может, и нет таинственного умного соглядатая, а все гораздо проще? Гонгор вызвал к себе его ховраков, пообещал им первые ступени святости, и те, по простоте душевной, все ему рассказали, показав записи и рецептуру, образцы лекарств?
Вернувшись, Самдан сел за рабочий стол, заставленный весами, склянками, микроскопами. Обхватил голову руками, крепко и серьезно задумался…
Когда-то эту лабораторию открыл при дацане сам лхрамба, приняв приглашение Гонгора. Потом изготовил партию лекарств из местных трав. В Тибете их опробовали знатоки, похвалили. Гонгор посоветовал расширить производство, чтобы снабжать лекарствами не только лам дацана, но и продавать их. Самдан отложил свои научные опыты и занялся этим: дацан нуждался в деньгах, и просьба хамбо-ламы была понятной — хлеб, мясо и овощи тоже надо было за что-то покупать… Теперь же Гонгор вошел во вкус и требует, чтобы он окончательно забросил все свои дела и занялся только лекарствами, на которые хороший спрос!.. Фабрикантом решил заделаться? Мастерских ему мало, нужны заводы! А кто будет искать составы для красителей, изучать плесень, которая портит книги и танки, кто будет искать новые лекарства и учить лам распознавать болезни? Может, за это возьмется сам Гонгор?
