Самым же страшным в этой попытке было то, что Тех-тиек совсем не ощущал хода времени и даже не представлял, сколько дней или ночей он уже прожил в этой пещере, что там, наверху: весна в полном разгаре или лето в ярком цвету?

Сорок девять дней…

Будьте вы прокляты, все эти сорок девять дней!

Вернувшись, отец Капитон более внимательно разобрал все бумаги покойного священника из Горбунков и пришел к выводу, что по ним можно было бы составить неплохой донос на покойника… Да только кому тот донос будет нужен? Вот если бы раньше, еще до опалы Широкова!.. Но опять-таки вопрос: какая выгода от подобных стараний? Куда вернее дело с Лапердиными! Сами головой в петлю лезут, друг дружку от очереди отпихивая…

Совсем было собрался берестовский иерей засунуть в дальний ящик стола добытые им бумаги, как пришла депеша из миссии, присланная с полицейской оказией. Пакет был огромен, а в нем всего одна бумажка в четвертушку листа: «Сообщите свои сведения о брожении среди местного населения, связанные со слухами о хане Ойроте и Белом Бурхане. Что вами примечается нового, не беспокоятся ли вновь обращенные в православие».

— Зело борзо! — хмыкнул отец Капитон удовлетворенно и снова потянулся к бумагам покойного Широкова. — Может, что и выскоблю?

Взял чистый лист, снял колпачок с чернильницы, обмакнул перо, вывел первую фразу, поморщился:

— Не совсем складно, да сойдет!..

«По разумению моему, — шло перо, выводя закрученные завитушки на букве „у“, — а также по имеющимся разного сорта сведениям, священнослужитель о. Лаврентий был умерщвлен и подвергнут унижению со снятием и возможным уничтожением священнических одежд фанатиками из местных язычников, поклоняющихся своему новому богу Ак-Бурхану…»

Остановился, покрутил головой. Отложил перо, удовлетворенно потер руки:

— Сострою я вам, благодетели мои, веселый кураж на сей прискорбной истории! Выложитесь сотенными, чтобы очиститься!.. Как только бы Игнашку сюда поаккуратнее вляпать?..

Снова взял перо, весело щелкнул пальцами и застрочил:

«Предполагаемым убийцей мог стать работник местного купца из раскольников Игнатия Лапердина некий Торкош Тондоков, крещенный мною в православие, но осквернивший храм своим полнейшим равнодушием… При осмотре тела названного Торкоша были обнаружены клейма буддийского происхождения… До того тот Торкош угнал табун племенных коней купца и продал оный людям хана Ойрота… Деньги им были пропиты в скором времени, и потому на убийство священнослужителя о. Лаврентия оный Торкош мог пойти свободно за малую мзду за сие прегнуснейшее дело…»

— Недурственно складывается все! — отец Капитон перечел написанное. Теперь прибавить надо про Игнатовых перекрестов пару гнедых, або вороные уже ускакали! Хе-хе!

Сумбурный донос отца Капитона обескуражил начальника духовной миссии, но с полицией он все же нашел нужным связаться, чтобы находящийся по делам в Бийске купец Игнатий Лапердин был вызван и допрошен с должным пристрастием по всем пунктам, помеченным в бумаге берестянского иерея…

А на следующий день в миссии послышался звон шпор, и полицмейстер Богомолов предстал перед отцом Макарием.

— По вашей просьбе, преосвященный, купец Лапердин мною допрошен лично… — Пристроив форменную фуражку на подоконник, полицмейстер раскрыл папку с государственным орлом и зашуршал бумагами. — Выяснено, что упоминаемый язычник Тондоков был взят купцом на службу для исполнения личных поручений и кучером, как знающий русский язык. Своими обязанностями манкировал, пьянствовал напропалую. Деньгами его снабжал Техтиек, которому язычник Тондоков продал племенных коней. Лаперднн не исключает вины этого язычника и в смерти иерея из Горбунков о. Лаврентия…

— И что же? — нахмурился отец Макарий. — Вы послали полицейских чинов для ареста этого язычника?

— Никак нет! Неделю назад этот язычник был схвачен работниками старшего сына купца Лапердина во время поджога его собственного дома и самосудом ими убит!.. Виновные в самосуде оштрафованы, акт о поджоге составлен, протокол дознания в деле имеется…

Отец Макарий снял очки и начал играть ими, смотря на полицмейстера из-под мохнатых бровей, надвинутых на самые глаза, насмешливо и сердито. Он вспомнил донос берестянского иерея, от которого вчера еще небрежно отмахнулся, как от мешанины нелепиц и домыслов… А полицмейстер с завидным усердием все по-своему переставил с ног на голову… Уж не за самоваром ли он снимал тот допрос с купца Лапердина?

— Отчего же вы этого Тондокова язычником понужаете, Кирилл Аркадьевич? Сам священник из Берестов в своем письме признает, что крестил этого Тондокова добровольно… Вы лучше бы прознали у своего купца, как это случилось, что он дозволил своему работнику креститься в православном храме, хотя всех остальных крестил сам в корабле? Заранее готовил работника к преступному действу?.. Не хотел своей ложной веры пачкать, а на истинно православную легко и просто покусился?..

Полицмейстер перебрал ногами, покраснел, как рак, вынутый из кипятка, гулко кашлянул в кулак:

— Я так думаю, ваше преосвященство, что все это Техтиек и подстроил!

— Что именно? — удивился отец Макарий. — Помогать православным миссионерам?.. Ну знаете!.. Всему есть мера… Ступайте с богом, а то и до полнейших нелепиц договоритесь!

Поспелов ждал подтверждений отсюда и про то повторял многократно, когда собирался ехать в столицу:

— Я уж постараюсь, ваше преосвященство, для вас! Владыку в митрополиты московские прочат, а свято место пусто не бывает… Отчего бы вам его и не занять?

Хитер… В точку попал, была такая думка у отца Макария. Ладно уж, коли обещал!

Он затребовал все бумаги по назревающему бунту, просмотрел их. Многое совпадало с донесениями других иереев и сведенное вместе выглядело убедительным. Во всяком случае, для маркониграммы Поспелову фактов хватит.

Отец Макарий признавал несомненную заслугу архимандрита в том, что тот понял опасность назревающих волнений раньше других и к словам чулышманского изгнанника отнесся с полной серьезностью, не отмахнулся. И сейчас, обивая пороги Синода, делает себе карьеру при Победоносцеве. Пусть делает! Из его столичных далей многое видится по-другому… Горы тоже хороши и пригожи, когда на них смотришь издали. А подойдешь поближе, присмотришься — и горы самой нет, а есть только невзрачные камни и грязный песок, из которого лишь кое-где и кое-как торчат изжеванные и растоптанные травы…

Потому и не до высоких материй пастырям, бродящим с крестом по горам, лесам, солончакам и болотам; говорящим с людьми, которые их не понимают и понимать не хотят; ночующим где попало и как попало; насыщающим живот свой тем, что и скотская утроба не потерпит… Высокие материи хороши, когда нет низких, когда живешь духовностью и благочестием, а не добычей хлеба насущного, когда уют и тишина в твоей келье, а не бурный и клокочущий дикий край, где всего в достатке и ничего нужного нет!

Пусть взлетает на те выси Поспелов! Только — поднимет ли орлиные крылья свои, если епархия и миссия не помогут?

Вот не сообщи ему сейчас двух-трех фактов, подкрепляющих его словеса, и все! В Синоде не только не станут говорить с ним, но еще и накажут за своеволие и непотребное усердие в архипустом деле, выеденного яйца не стоящем… Победоносцев не глуп, но и не отличается ангельским терпением дела с ним вести, быть около, команды исполнять — тяжко, хуже каторги его гнев и лютость! Да и неизвестно еще, подпустит ли до себя Константин Петрович обычного в его понимании консисторского чиновника? По лености или небрежности может отмахнуться: «Мне государем поручено решать наиглавнейшие задачи государственной религии, а вы, преосвященный, провинциальные пустячки, высосанные с великим старанием из пальца, изволите подносить!»

Да и резолюцию на доклад или донос может такую наложить, что и себя забудешь! Почерк у Победоносцева мелкий, плохо читаемый и во всем похожий на своего хозяина. А читает он только те бумаги, что выписаны крупно, каллиграфично!.. Учтет ли все эти мелочи осчастливленный временной удачей архимандрит?