Вошла Лина и остановилась на своем постоянном месте. С недавних пор она начала одеваться несколько наряднее, сменила сапоги на туфли и только волосы по-прежнему гладко причесывала и стягивала на затылке яркой лентой. И еще он заметил — Лина иногда улыбалась, и тогда выражение ее трагически расширенных глаз делалось наивным, как у ребенка, и она казалась красивой.

Покончив со всеми канцелярскими делами, он ушел на биржу, где срочно монтировали кабель-краны, потом на катере отправился осматривать запонь и только к концу дня вернулся к себе в контору. Лина сразу набросилась на него:

— Я вас везде искала. Звонил Факт.

— Ну что? — торопливо спросил Виталий Осипович, сбрасывая плащ на спинку садового дивана. — Привез?

— Да, сегодня вечером обещают дать паровоз, — бесстрастно и четко сообщила Лина. Она помолчала и как-то особенно осуждающе договорила:

— И еще Факт просил передать вам: с этим же поездом приедет ваша жена.

— Что он там еще выдумал? — ворчливо спросил Корнев.

Отступая на всякий случай от стола, Лина совершенно официально отчеканила:

— Не могу знать. Сказал: жена. Если бы сказал Женя, я бы знала. Разрешите идти?

И, как прежде, щелкнув каблуками, она ушла.

Что еще там выдумал этот Факт? Какие-то новые махинации. Месяца не прошло, как он вместе с цементом привез несколько скульптур. Говорит, «в нагрузку» к цементу дали. Венеры какие-то и, кажется, Гераклы. Стоят теперь на складе, приводя в игривое настроение грузчиков да экспедиторов. Нагрузка! А теперь чья-то жена в нагрузку к электрокабелю. Хотя Лина, кажется, прямо сказала, чья жена. Факт еще и не то выдумает. Снабженец старой школы. Толкач. Он, рассказывают, и женился как-то по-толкачески. Ну это уж его дело. Венер еще можно в парке поставить, а с женой, которая при электрокабеле, пускай сам разделывается.

В это время Женя в сопровождении Факта шла по темной дороге к поселку.

— Прикажете проводить? — осведомился Факт.

— Сама дойду, — порывисто дыша, ответила Женя. — Я знаю, где он живет.

— Значит, бывали в наших краях. Как же это я не приметил вас?

Женя счастливо засмеялась в темноте:

— Бывала, бывала. Еще тут и вас не было, еще ничего не было, а я уже была. Раньше всех вас! Ну, всего. Спасибо…

И она, уверенно свернув вправо, исчезла в темноте.

Факт поспешил в контору. Как он и предполагал, Корнев очень обрадовался его прибытию. Доложив о долгожданном грузе. Факт, деликатно пощипывая усики, сказал доверительно:

— Супруга вас дожидается.

— Какая супруга?

— Евгения Федоровна.

— Женя! Где она?

— На квартиру к вам проследовала. Я хотел проводить, а они ручкой — так… Дескать, сама найду…

Корнев медленно поднялся. Лина счастливо ахнула и впервые увидела улыбку на обветренном лице своего начальника. Изменяя своим привычкам и нарушая субординацию, она бабьим жалостливым тоном посоветовала:

— Да идите же к ней, Виталий Осипович. Я тут все доделаю. Идите.

Когда торопливые шаги начальника затихли в коридоре, она сказала:

— Вот ведь как любит-то? Ну как она?

— Фигуристая бабочка, — напористо ответил Факт. — Молодая, а такая… не подходи близко.

— Ах, да я не про то, — перебила Лина.

Факт догадался:

— Вам про душу узнать желательно, про мысли и сердечную направленность…

Он умиленно склонил голову к плечу:

— Так ведь я не гадалка. Я, Линочка, человек практический.

Упруго подрыгивая толстенькими ляжками, он прошел к столу и сел против Лины. Сквозь золотистую щетинку на выпуклых щеках просвечивали густые банные румянцы. Редкие золотистые же завитки дымились над сияющим куполом головы.

Опершись короткими руками о стол, он скорбно прикрыл глаза:

— Себя не цените, Линочка. Годы идут, красота вянет.

— Характер плохой, — засмеялась Лина, — кавалеры боятся.

— Вы имеете право на любой характер при своей наружности, — пылко заверил Факт.

— Знаете что. Факт? Надоели вы мне.

— Верю, — вздохнул Факт, — я говорю с вами как с Венерой.

— О, по Венерам вы специалист!

Факт горячо прошептал:

— Линочка, если вас на пьедестал поставить, все кругом побледнеют от зависти. Хотите, все для вас будет…

Он схватил ее руку и, тяжело дыша, приблизил к ней свое пылающее лицо с маленькими глазками, похожими на две елочные лампочки.

Сделав отчаянное лицо, Лина ударила его по колючей щеке. И тут же Факт почувствовал, как его схватили за плечи чьи-то крепкие руки.

Он быстро обернулся. Совершенно незнакомый парень с темным лицом и диким взглядом горячих черных глаз взял его за грудки и, медленно поворачивая кулак, навертывал на него прочную материю. Факт понял: дело плохо. Золотистые колечки потемнели от пота и скорбно прильнули к куполу головы. Глядя в страшные глаза неизвестно откуда взявшегося парня, он прохрипел:

— Нанесение оскорбления действием карается законом. Не угрожаю, но предупреждаю.

— Эх ты, гадина, — с пугающим спокойствием сказал парень и бросил Факта в закрытую дверь, потом небрежным пинком отправил туда же его грязную брезентовую сумку.

Закрыв дверь. Мишка подошел к Лине.

— Добрый вечер, — хмуровато сказал он. — Здорово он надоел тебе?

— Добрый вечер, — ответила Лина без прежней жесткости в голосе. — Нет. С ним весело.

— Может, мне уйти? — помрачнел Мишка.

Лина улыбнулась. Что означала ее улыбка, этого Мишка не мог понять. Улыбнулась и неопределенно сказала:

— А это дело хозяйское…

Обрадованный уже одной этой неопределенностью, Мишка продолжал стоять против Лины. Она задумчиво улыбалась, сидя за своим столом.

— Смеешься, — осторожно заметил он.

Она вдруг спросила, ошеломив Мишку подозрительной задушевностью тона:

— Скажи, а ты Виталия Осиповича давно знаешь?

Мишка невесело усмехнулся:

— Понятно. Начальника на мушку берешь.

— Ты дурак, — с прежней задушевностью сказала Лина, — к нему сегодня жена приехала. Женя. Ее ты знаешь?

— Женька! — с непонятной для Лины радостью воскликнул Мишка.

Лина строго перебила:

— Евгения Федоровна. Знаешь?

Бросив кубанку на стол, Мишка оживленно заговорил:

— Так бы и сказала… Женя. Она диспетчером работала. Росомаха. Ну как же. Они тогда еще крутили… Она его знаешь, как любила! Под сосну кинулась…

— Все знаю, — перебила его Лина. И вдруг разрешила: — Ну, пойдем проводи меня.

Конечно, Женя сразу же, с первых шагов, заблудилась. Она давно не была здесь, но знала, что Виталий Осипович по-прежнему живет в своей избушке, в двух шагах от будущей лесобиржи.

Корнев в прошлом году пообещал: «Перееду отсюда, только когда женюсь». Жене показалось: сказал так, словно и не собирался жениться, вроде «когда рак свистнет».

Тогда здесь было пустынно и тоскливо, как бывает _ всегда на вырубленной лесосеке: торчали пни среди мшистых кочек и журчала холодная северная река.

Теперь неподалеку высились черные громады заводских корпусов, скупо освещенных редкими фонарями. Иногда вдруг откуда-то вырывался такой яркий луч, что Женя, ослепленная его холодным светом, долго брела сама не зная куда, только бы уйти в спасительную темноту.

Она натыкалась на штабели досок и бревен, проваливалась в канавы и никак не могла добраться до реки, смутно белевшей в черных берегах.

Она не знала, что Виталий Осипович так же блуждает вокруг своей избушки. Не застав Женю около дома, он начал искать ее. Так же, как и она, он не замечал ничего вокруг, гонимый одним стремлением — найти ее.

Он знал, что Женя здесь, недалеко, что он все равно найдет ее, и страшно злился на ненужную оттяжку.

— Женя! — крикнул он в темноту.

И она сейчас же отозвалась:

— Я здесь! Скорее!

Ничего не видя, они бросились друг к другу. Он обнял ее и повел. Прижимаясь к нему. Женя закрыла глаза. Зачем ей всматриваться в темноту, когда с ней рядом он, единственный, которого не спрашивают, куда он ведет.