— Вот как я тебя поцеловала. Имею на это право.

Мишка Баринов спрыгнул с площадки товарного вагона. Стояла черная северная ночь. Неподалеку безнадежно, сами для себя тлели желтоватые фонари на столбах. Мишка, ничего не видя, прыгнул в темноту. Под его сапогами захрустели примороженные к ночи мховые болотные кочки. Это ободрило его — мох да болото, тайга и аспидное небо. Север, дом родной.

Мишка уверен: север примет его злую на работу цыганскую душу. Примут лучшего шофера-лесовозчика.

Он пошел вдоль недлинного состава. На открытых платформах стояли автомашины, какие-то ящики, тупорылые, знающие себе цену могучие тракторы и снова автомашины.

В новом, но уже испачканном и помятом полушубке, Мишка не спеша прошел весь состав. Около паровоза ярко горел нефтяной факел, освещая красные колеса. Черный человек работал, сверкая гаечным ключом в свете дымного зарева.

Услышав таги, он показал свое закоптелое лицо и красные от факела глаза.

— Куда тут идти?

По Мишкиному добротному, в машинных пятнах полушубку машинист определил рабочего человека.

— На работу? — спросил он.

— Лекции читать.

Машинист вытер руки паклей и вытянул из кармана помятую зеленую папиросную пачку, пошутил:

— «Прибой» курят у кого в деньгах перебой.

— «Ракету» — у кого денег нету. Закуривай, механик. — Мишка звонко щелкнул жестяным портсигаром. — «Беломор»…

Машинист, выпуская дым, убежденно сказал:

— Значит, ты шофер. — И спросил: — На заработки?

Глотая дым. Мишка блеснул горячими глазами:

— Вопросы еще будут?

— Так ты сказал — лектор. Я и задаю вопросы.

Мишка одобрительно засмеялся, постучал пальцем по лбу машиниста.

— Подшипники не заржавели, соображение работает. Скажи, кореш, в какую сторону идти, чтоб до утра шею не сломать?

Узнав дорогу к ближайшей деревне с необычным названием Край-бора, Мишка пошел по невидимой дороге. Глаза привыкли к темноте, но все равно кругом нечего было рассматривать, кроме побелевшего от ночного инея мха, редких чахлых березок да неглубоких луж, наполненных черной водой.

Север, а жить надо. Он шел в темноте, спотыкаясь и проваливаясь. Так можно кружить целую ночь и никуда не прийти, никого не встретить.

Он огляделся и услыхал торопливые уверенные шаги. Мишка догадался — идет женщина, знающая дорогу. Он прокричал спокойно и просительно:

— Гражданочка! Я не вор и не разбойник, а просто сирота, потерявший маму, и я очень пугаюсь темноты.

Женщина остановилась, сунула правую руку в карман шинели. Четко выговаривая каждое слово, сказала:

— Проходите вперед, гражданин, и не оборачивайтесь.

— Руки поднять? — деловито спросил Мишка, соображая, что, кажется, напоролся на милицию.

— Это не обязательно, — послышался за его спиной спокойный голос. — Левее берите, туда, где кривая сосна. — Мишка послушно свернул влево.

— Разговаривать можно? — спросил он.

— Еще будет время, поговорим, — послышался за его спиной не обещающий ничего хорошего ответ.

«Влип», — подумал Мишка, но сейчас же успокоился. Паспорт у него с собой, военный билет тоже. И где-то здесь должен быть Виталий Осипович Корнев, к которому, собственно говоря, он и направлялся.

Подошли к кривой сосне. Дорога пошла книзу. В долине мелькнул огонек, другой. Там была деревня.

На деревенской улице, длинной и черной, как тоннель, редкие рдели огоньки. Мишка замедлил шаги, но за спиной сейчас же раздался сухой, как выстрел, голос:

— Прибавь шагу.

Мишка пошел быстрее. Он уже не пытался разговаривать и боялся повернуть голову: баба ведь. Вообразит еще, чего Мишка и не думает, да выпалит в спину, потом разбирайся…

Вот и улица кончилась. На мягкой мховой тропке не слыхать шагов. Сразу за околицей начиналась тайга. Куда она его ведет? Если бы не пистолет, дал бы он ей копоти, не сразу бы прочихалась. Однако идти ночью по тайге под угрозой выстрела занятие не веселое.

— Далеко еще, гражданка? — тоскуя, спросил Мишка.

Тишина. Он замедлил шаг, чувствуя за спиной неприятный холодок. Остановился, замирая.

— Да ты что издеваешься-то над человеком! — отчаянно завопил Мишка, злобно глядя в темноту.

Тишина.

Он осторожно обернулся. Никого не было. В деревне насмешливо тявкала собачонка.

— Ну, баба! — восхищенно выругался Мишка. — Ну, сыщу же я тебя!.. Ну бедная же ты у меня будешь!..

Он закурил и, шагая обратно в деревню, ругал себя всеми словами, какие только приходили в голову.

Утром он пришел в контору и спросил у вахтера, где занимается Корнев. Ему указали. В маленькой комнатке за столом сидела девушка в синем платье. Она строго посмотрела на него круглыми не то удивленными, не то страдающими глазами и вдруг улыбнулась. Золотые сережки Дрогнули в ее маленьких смуглых ушах.

— Вам кого? — четко и требовательно спросила она.

Мишка снял кубанку с малиновым верхом, обнажив свои крутые с синим отливом цыганские кудри. Его лицо налилось густой кровью, белые желваки тяжело прокатились по сизым скулам. Он узнал ее, свою ночную оплошку, злую насмешку над мужским его достоинством, узнал, но ничем не выдал себя. Поди задень такую голой рукой. В другое бы время, может, и не стерпел. А сейчас нельзя.

— Мне Виталий Осиповича, — с вежливым бешенством ответил Мишка.

— Ну не знаю, придет ли он сегодня. Подождите.

Он вынул жестяной портсигар, примерился присесть тут же на деревянный диванчик, перекурить свой позор, но она, не глянув даже, приказала:

— С папиросой — в коридор.

Он звонко защелкнул портсигар и сел, бросив кубанку рядом.

Сидел. Ждал.

Вдруг она спросила, чуть улыбнувшись:

— Нашел мамку, сирота?

И это Мишка вытерпел. Смолчал.

В это время вошел надменный плотный человек в отличном сером костюме. Он строго посмотрел на секретаршу, и Мишка злорадно подумал: «Этот ей сейчас всыпет».

— Скажите, патрон еще у начальника?

— У начальника, — ответила она, забыв спрятать улыбку.

— О, у вас редкое настроение, — почему-то обрадовался надменный человек.

— А это никого не касается, — вдруг резко ответила она, — что у вас?

— Ну зачем же так строго! — воскликнул он. — Вы скажите: это правда?

— Что?

— Иванищев назначен директором завода? А Корнев…

Лина, глядя на него в упор, сказала:

— Вот придет Виталий Осипович, я скажу ему, что вы просите принять его. Тогда вы и зададите ему эти вопросы. Хотите?..

— Ну что у вас за характер, — вдруг утратив большую часть своей надменности, прошипел тот, отступая к двери.

Мишка подумал: «Ого!» Никаких мыслей у него больше не оказалось. Он вынул портсигар и поднялся, чтобы выйти в коридор, но в это время увидел Виталия Осиповича.

Не замечая Мишку, тот быстро пошел к двери своего кабинета. Взявшись за ручку, он вдруг остановился. Лина поднялась и привычным движением положила руку на зеленую папку.

— Здравствуйте, Лина, — сказал он, оглянувшись на девушку. — Заходите.

Стараясь мягко ступать на носки, она проскользнула вслед за ним и заняла свое обычное место, с левой стороны стола.

— Можно мне подать заявление? — спросила она. — Хочу работать у вас.

Виталий Осипович быстро вскинул на нее глаза. Лина смотрела на зеленую папку, поглаживая ее своими смуглыми пальцами.

— Отлично. Знаете о переменах? Гаврила Гаврилович по совместительству назначен директором комбината. Все строительство ложится на нас с вами. Трудно нам придется! — воскликнул он с таким торжеством, словно поздравлял с праздником.

Мишка постучал и, не дожидаясь приглашения, приоткрыл дверь. Виталий Осипович сразу узнал его:

— Входи, герой, входи — садись.

Мишка решительно сел и посмотрел на Лину. Горячие его глаза блеснули и сузились. Она, спросив: «Можно идти?», исчезла.

— С городом, значит, не поладил? Рассказывай все как есть.

Глядя на свои большие нечистые ладони. Мишка неохотно ответил: