Клэр с Майклом мчались сквозь ночь. Лицо Майкла было мертвенно-бледным. Клэр попыталась разговорить его, но он не слушал. Они остановились выпить по чашечке кофе. Но даже и после этого Майкл упорно молчал. Клэр поняла, что он уже предчувствует смерть матери. Она снова ощутила свою беспомощность. Они прибыли на место почти на рассвете. Мглистые тени, окружавшие изысканный Григорианский дом, начинали таять, уступая место утреннему свету. Машина подъехала к парадному, и на дорожку тут же выскочила сиделка.

– Поторопитесь, господин Сванн. Она так быстро угасает.

Майкл бросился из машины. Он опрометью побежал в спальню матери. Клэр – следом за ним. Едва она добежала до спальни, дверь с резким стуком захлопнулась у нее перед носом. Лучше оставить его в покое, подумала она. Спустившись в библиотеку, она принялась смиренно ждать. Майкл подошел к спальне. Дежурная медсестра сидела возле кровати Глории. Все огни в спальне были выключены, за исключением бра, которым освещалась картина Шагала, висевшая на стене напротив кровати. Глория называла ее «Моя волшебная картина». Даже, когда тело Глории терзала боль, ей нравилось лежать, устремив взор на мирно пасущихся коров и петушков, изображенных на фоне лазурно-голубого неба.

– Я чувствую на лице ласковое прикосновение солнца, когда смотрю на эту картину, – восторженно говорила она Майклу.

Он улыбался ей и нежно отводил пряди ее длинных волос со сморщившегося впалого лица. Он наклонялся и осторожно целовал ее в сухие, потрескавшиеся губы.

– Когда тебе станет немного получше, любимая, мы с тобой найдем солнце.

В глазах Глории появлялся яркий блеск, и она уносилась в мечтах к неизведанным голубым далям. Вместе они придумывали приключения и захватывающие истории: то на аудиенции Папы Римского, то на завтраке, накрытом на крыше отеля «Форум» в Риме, то на консультации у Оракула Дельфийского.

– Мы поедем на Крит паромом?

Майкл мягко поднимал ее и усаживался в кресло-качалку.

– Думаю, к этому времени мы немножко устанем. Давай лучше туда полетим самолетом.

Она зарывалась лицом на его груди.

– Хорошо, дорогой. Тебе лучше знать. Сегодня вечером до его сознания дошла тяжелая реальность того, что приключений и путешествий больше не будет. Он поднял Глорию на руки. Дежурная сиделка попыталась слабо возразить.

– Отстань, – одернул он ее. Едва прикасаясь к истощенному маленькому тельцу, Майкл нежно завернул Глорию в голубое кашемировое покрывало и понес в стоявшее у окна кресло-качалку. Деревянные ставни были открыты. В окно струился серый свет хмурого утра. Майкл тихонько позвал Глорию. – Мама. Мама.

На мгновение глаза Глории широко распахнулись.

– Майкл. Мой Майкл… – шепнула она. Слезы покатились по его лицу.

– О, мама, не оставляй меня. Пожалуйста, не оставляй меня. – Его тело содрогалось от рыданий.

– Никогда не оставлю тебя, мой Майкл. Никогда… – Она погрузилась в абсолютную темноту.

Около часа спустя ее дыхание участилось. Затем на какое-то мгновение лицо просветлело. Она открыла глаза и посмотрела в глаза Майкла.

– Я всегда буду здесь, Майкл. Всегда. – Перед ним вновь оказалась юная и трепетная девочка.

Майкл крепко прижал ее к себе.

– Во веки веков, мама, – произнес он. Она глубоко вздохнула.

– Синее море, – пробормотала она. – Глубокое синее море. – Дыхание прекратилось.

Рыдания Майкла были слышны по всему дому.

– Не покидай меня! Боже, не покидай меня!

Слуги замерли на месте: некоторые – в кухне, некоторые – в столовой. Старшая медсестра бросилась к телефону.

– Доктор, скорее! Госпожа Сванн умирает.

Клэр сидела в кресле в библиотеке. Она обхватила руками свое тело, чтобы успокоиться. Слезы боли за Майкла лились по ее лицу. «Я не в силах помочь тебе, Майкл». Клэр молилась.

– Господи, не оставь его. Пожалуйста, помоги мне, не дай ему потерять рассудок. – Она молилась горячо и страстно впервые за многие годы.

Весь дом сотрясался от агонии человека, потерявшего единственное существо, ради которого он жил. Боль была похожа на ураган, с ревом сметавший все на своем пути. Зазвенели люстры. Боль вырвалась в коридор, промчалась в узкие чердачные проемы. Она хлопала дверями и скрипела окнами. Затем, когда боль свершила свою скорбную тризну, то все, что осталось от нее, – был человек с бескровным лицом, сидевший в кресле-качалке и безутешно плакавший над маленькой, скорчившейся женщиной, чье бездыханное мертвое тело он держал в своих объятиях.

– Позвольте мне взять ее. – Доктор Розен положил руку на плечо Майкла. – Крепись, Майкл.

Они выросли вместе. Майкл изводил Джона Розена в школе.

Джон поднял Глорию, осторожно взяв ее тело из рук Майкла.

– Пойдем, помоги мне. – Майкл безропотно пошел за Джоном к кровати. Джон бережно опустил неподвижное тело на постель. – Там. Смотри, Майкл. Она обрела вечный покой. – Майкл послушно посмотрел на свою мать. Глория и в самом деле была похожа на маленького ребенка. Морщины на ее лице разгладились, руки были сложены так, словно она ожидала очередного подарка от Майкла. – Ты видишь, Майкл? Боль больше не терзает ее. В некоторых случаях смерть бывает единственным избавлением.

Майкл отрешенно кивнул.

– Майкл? – Голос Джона стал пронзительным и резким. – Майкл! – Клэр услышала возгласы доктора. Он уже кричал на Майкла в полный голос. – Ради Бога, Майкл, вернись. – Когда Клэр стремительно влетела в комнату, доктор изо всех сил колотил Майкла по щекам, пытаясь привести его в чувство. Джон посмотрел на Клэр и в отчаянии сказал: – Лучше пригласить психиатра.

Но оказалось уже слишком поздно. Та часть Майкла, которая делала его человеческим существом, ушла. Умчавшаяся вдаль, недосягаемая и свободная частичка его человеческой души путешествовала в неведомых сферах и волшебных мирах вместе с матерью. Взявшись за руки, они ожили в шагаловской лазури и осенних дымках пейзажа Тернера. Все, что досталось Клэр, была вежливая функциональная оболочка.

– В любом случае, это все, что у меня, собственно говоря, и было всегда, – сказала она Рейчел по телефону и заплакала.

– Мне отказаться от Нью-Йорка и приехать? – встревоженно спросила Рейчел.

– Нет, лучше нам справиться одним. Возможно, это просто шок. Но, Рейчел, его глаза… Они абсолютно пустые. Кажется, ты заглядываешь в темную комнату, за окном которой – глухая кирпичная стена.

– Клэр, не принимай так близко к сердцу. Это пройдет. Вспомни, сколько времени я не могла прийти в себя. Любой теряет себя, если переживает такие душевные потрясения.

– В том-то и проблема, Рейчел. Как только Джон Розен ушел, с Майклом было все вроде бы нормально. Он сейчас разговаривает по другому телефону, договариваясь с похоронным бюро. Может показаться, что он говорит о ком-то абсолютно чужом.

– Бедняжка, Клэр. Уверена, что он полностью войдет в нормальное жизненное русло через какое-то время.

– Рейчел, не сочти за труд, позвони, пожалуйста, Скотт-Монтрифам. Попроси их обзвонить всех наших друзей. Пусть лучше они узнают о случившемся по телефону, нежели прочтут некролог в «Таймс».

– Хорошо, Клэр. Я сделаю это прямо сейчас.

– Благодарю.

– Жаль, что я сейчас не рядом с тобой, – взволнованно говорила Рейчел. – Позвоню завтра, чтобы попрощаться перед отъездом. Береги себя, Клэр. Крепко обнимаю тебя. – Рейчел положила телефонную трубку и грустно покачала головой. – Надеюсь, Майкл вернется к нам.

Она вспомнила картины потустороннего мира. Затем вспомнила тигрицу.

– Прочь, – гневно сказала она вслух.

Она заглянула в шкаф. «Пожалуй, надену-ка я свое черное платье, – подумала она и улыбнулась. – Никогда бы не подумала, что придет день, когда я буду одеваться ради того, чтобы произвести впечатление». – Она налила себе полную горячую ванну. Аромат масла для ванн «Савой» наполнил помещение приятным запахом. Рейчел расслабленно лежала, глядя на ногти на ногах. «Даже мои ножищи стали выглядеть куда более привлекательно с ухоженными и накрашенными ногтями». Она посмотрела на пушистый островок между ног, наполовину залитый водой и подумала о Лиаме. Но сначала Антея… Интересно, чего она хочет?