- Мам, да развелся я, развелся! Тебе только это интересно?

- А как же Валерка?

- А что Валерка… Ему-то, собственно, какое дело. Мы с женой по-прежнему при нем, и не бросим никогда своего ребенка, хотя он и не ребенок давно, но у нас и своя личная жизнь должна быть! Правда, пап? - посмотрел Геннадий на отца, словно искал у него поддержки.

- Вам виднее, - отговорился старший Бунтов, до конца не осознав слова сына о разводе. - Хотя мог бы и заранее сообщить. Что-нибудь посоветовали бы. Где теперь жить-то будешь, угол снимать?

Квартиру по ипотеке куплю… Шеф обещал помочь. Да чего я вам пережевываю. Маринка разве не говорила?

- Говорила, говорила… - тихо сказала Валентина, побоявшись взглянуть на мужа. И тот понял ее замешательство, но при сыне не стал ни укорять, ни допытываться. Промолчал.

- Так что, дорогие родители, я вам все рассказал, можно сказать, покаялся. Как у вас-то дела?

Валентина сразу оживилась, не без гордости сказав:

- Мы тут с отцом на такое дело замахнулись! Почти всю свою землю в поле картошкой засадили!

Геннадий улыбнулся:

- Молодец, бать, всем слободским мужикам пример подал, - продолжал улыбаться Бунтов-младший.

Попив чаю, отец с сыном через сад вышли за огороды, где среди моря зеленеющего разнотравья выделялся выгоревшим на солнце черноземом большой клин взбуробанной земли. Геннадий присвистнул:

- Я-то думал, у вас клочок, а тут настоящая поднятая целина, как в романе Шолохова! Молодцы, ничего не скажешь. А другие-то чего же ждут?

- Кто чего… - вздохнул старший Бунтов. - У кого нет сил, кому вообще все до лампочки. Есть такие, что даже налог не платят и готовы свой пай кому-нибудь продать. В общем, у каждого свое.

- Пап, а хочешь всем покупателя найду?

- Ловкий выискался!

- А что - запросто. Я как-то разговорился с шефом, и он спросил, когда услышал, что у нас чуть ли не половина пахотной, черноземной земли зарастает бурьяном да березами: "Нельзя ли в вашей местности землицы прикупить?" Я-то сперва и не знал, что сказать, а как услышал от Маринки, что ты опять к трактору прилепился, то подумал, что шефу как раз и нужны такие люди. Сказал ему об этом, а он сразу ухватился за идею. Я и приехал-то, чтобы разузнать.

- Ну и чего хочет твой олигарх?

- Никакой он не олигарх… Поменьше телевизор-то смотри и слушай… А Герасимович нормальный бизнесмен, за родину душой болеет, за страну. Ему по-настоящему и земля-то не нужна - ему и газа хватает. Ему, как говорил таможенник Верещагин, за державу обидно! Понял суть?

- Он что же, все паи скупит?

- Только у тех, у кого есть такое желание.

- Да-да… Сперва по желанию, а если желания не будет, то нож к горлу!

- Бать, насмотрелся боевиков, и знать ничего не знаешь, что в мире творится!

А я и без боевиков ваших знаю, что простой человек никому не нужен, и всякий прощелыга спит и видит, как провести его вокруг своего слюнявого пальца. У нас тут в соседнем селе прошлым летом появились двое черных, паи начали скупать. За пай давали по семь тысяч. Ну и народ побежал к ним, особенно старухи да те, кому все по барабану. Говорят, сто паев скупили. А после под залог этой земли взяли в банке кредит. Весна подходит, надо землю пахать да сеять, а их и след простыл. Вместе с деньгами. Стали разбираться. А чего разбираться, когда, оказывается, все по закону было.

- Значит, такие у нас законы. Кто-то их под себя настрогал, а теперь и пользуется этим!

- Вот я и подумал сейчас: может, и твой олигарх хочет по той же тропинке пойти, простой народ провести?

- Пап, ты достал простым народом! Мой олигарх, как ты говоришь, нормальный русский мужик, уж поверь мне. Он художникам помогает, писателям, ездит по детдомам с подарками, а ты выдумываешь неизвестно что. Так что, считай, я тебя сагитировал. Вот вернусь и доложу Герасимовичу, что есть человек, желающий работать на земле.

- Тогда уж прибавь и еще одного - Коляню Фролова. Вот только как работать будем на развалюхе. Надо трактор иметь поприличнее.

- Будет вам и трактор новый, - если нужно, то и не один, и всякое оборудование к нему, - было бы желание работать и люди в наличии.

- Хорошо сказанул… Сами по городам разъехались, а теперь вам наличие подавай! Ладно, это мы как-нибудь утрясем, а кто всем этим будет заниматься: покупать, оформлять?

- Пап, это тебя не должно волновать. Если у людей есть деньги, то и головы найдутся. Только свистни: приедут наши юристы, и не только, весь район на ноги поднимут. Понял?

Они поговорили о названии будущего предприятия и договорились, что Андрей начнет помаленьку составлять списки тех, кто желает продать пай. Геннадий, заглянув домой и переписав паспортные данные родителей, попрощавшись с матерью, сразу укатил на своем черном джипе. Сын уехал, а Андрей остался в совершенном смятении. Пришлось все рассказать Валентине, и та неожиданно поддержала:

- И не сомневайся. Если Генка говорит, значит, надо делать по его. Наутро он нашел в комоде тетрадку, вырвал из нее листок и нацарапал:

"Список желающих". Начал обход со своего порядка и чуть позже, переговорив с Петровичем, записал и первую строчку: "Круглов Алексей Петрович". Дальше пошел травянистым порядком, вспомнил об Авдотьихе. Говорить с ней не хотелось, но ради дела пришлось заглянуть, постучаться в окно. А хозяйка, как увидела его, так и заулыбалась, выскочила на веранду в опорках, хотя о зиме давно остались лишь воспоминания:

- Никак старую вспомнил?! Давно, Андрей Николаевич, не заходил!

- Я по другому вопросу, - нахмурился Бунтов, не зная, как половчее объяснить, чтобы старуха поняла с первого раза, что не за выпивкой он пришел. - В общем, появился человек, желающий купить наши земельные паи. Хорошие деньги обещает…

- А не обманет? - сразу засомневалась Авдотьиха. - А то летось в Пустотине черные мужики старух ободрали и были таковы.

- Никто их не обдирал - самим не надо было варежку разевать. А теперь обмана не будет. Серьезные люди за дело взялись! - Андрея так и подмывало сказать, что знает об этом от собственного сына.

- И сколько же обещают?

- Тысяч по тридцать-пятьдесят… В общем, решай. Надумаешь, дай знать.

- Тогда чего уж думать. Записывай, коли пришел. Я согласная, а то помру и этих-то денег не увижу, а мне внучке помогать надо.

Авдотьиха начала рассказывать о внучке-девятикласснице, о ее беспутной матери, словно Бунтов ничего этого не знал, и поэтому остановил хозяйку.

- Ладно, Ивановна, с тобой все ясно, - сказал он, давая понять, что спешит. - В общем, записываю, что согласная. - И коряво нацарапал следующую фамилию: "Фирсова Евдокия Ивановна".

После Авдотьихи пошел к Коляне. И тому все объяснил, а когда распрощался, то решил никому ничего более не объяснять, потому что, когда начинал объяснять, неизменно приходилось врать, а врать ему не хотелось. Возвращаясь назад, Андрей чуть не остановился около избы Петуха, стоявшей с некрашеными наличниками, и сразу вспомнился разговор с ним. Уж недели две прошло, а морда его, как живая, предстала перед глазами… И Бунтов заставил себя не говорить с его матерью, у которой, он знал, имелся пай, тогда как у самого Петуха, никогда не работавшего в совхозе, тако-

го пая и в помине не было. "Нужно будет - сами придут! Не переломятся", - решил Бунтов и пошел далее, вдруг почувствовав облегчение.

Зато, увидев у следующего крыльца Розу, Бунтов невольно остановился, хотя и знал, что у нее нет пая и быть не может. Но почему бы не перекинуться словечком-другим с женщиной, которая нездешней, смуглой красотой будоражила душу. К тому же он знал, что Роза живет одна, а обе ее девки - кто где: одна замужем в Электрике, а другая, младшая, укатила в Москву на заработки. Поэтому и остановился с умыслом, попросил водички. И Роза сразу откликнулась, назвав Бунтова по имени, как сверстника:

- Андрей, а может, кваску? Молодой, вчера сварила!

Вынесла она кружку пенистого хлебного кваса, настоянного на мяте, и смотрит, как Бунтов, дергая кадыком, пьет. А как выпил, то с готовностью спросила: