Казалось бы, мелькнул и снова нет

(в свинцовых тучах безвозвратно скрылся),

но страшен бесам неотмирный свет,

что на тебя хоть каплею пролился.

О, Русь, ты заслужила этот миг, оплаченный веками слёз и горя!… С тобою Михаил Архистратиг, Илья-пророк, Георгий Змееборец…

Омыта светом, станешь вновь собой. И луч, как меч, разгонит бесов ада… И не проигран с тьмою смертный бой, пока с тобой небесный полк засадный.

/Г/ГУ/

ГЛАВЫ ИЗ ЧЕТВЕРТОЙ КНИГИ РОМАНА "ЖИЗНЬ МОЯ, ИЛЬ ТЫ ПРИСНИЛАСЬ МНЕ?…"

Решением Ставки ВГК от 4 сентября 1945 года 2-й Дальневосточный фронт расформирован и на его базе создан Дальневосточный военный округ. Командующим ДВВО назначен генерал армии Пуркаев.

Директивой ВС ДВВО на основании приказа т. Сталина и Постановления СНК СССР № 2358 от 14 сентября 1945 года 126-му легкому горнострелковому Краснознаменному ордена Богдана Хмельницкого корпусу определена задача: создать на крайнем северо-востоке страны - полуострове Чукотка - оборонительные форпосты, прикрыть основные морские базы на побережье Анадырского залива и бухты Провидения и обеспечить с суши их противодесантную оборону.

Личный состав частей и подразделений корпуса численностью 10000 человек вместе с матчастью, транспортом, запасами продовольствия, топлива и стройматериалов на 14 крупнотоннажных судах убыли из Владивостокского порта на Чукотский полуостров и к концу навигации выгрузились в Анадырском порту и бухте Провидения.

Продолжение. Начало в №№ 6-12 за 2008 год.

С момента прибытия на Чукотку личный состав частей и соединений корпуса в тяжелых климатических условиях рано начавшейся зимы с сильными морозами и пургами хорошо справился со всеми поставленными задачами: обустроился на зимовку, полностью обеспечив свою жизнедеятельность и функционирование всех видов материально-технических служб, создал в кратчайшие сроки оборонительные районы на побережье Анадырского залива и в бухте Провидения и приступил к несению службы.

Все части и соединения корпуса боеспособны и готовы выполнить любое задание Партии, Правительства и лично товарища Сталина.

Если бы человек мог знать свою судьбу! Я не знал и не предполагал, мне даже в голову не могло прийти, что тогда, в июне сорок пятого, в самые славные недели моей жизни, наступит мой черед, настанет день, вернее ночь и час, и судьба моя резко изменится - колесо истории пройдется по мне всей своей тяжестью, и я вместе с Володькой и Мишутой добровольно поеду из Южной Германии на Дальний Восток навстречу неведомому, все еще не ощущая того рокового, что ждало меня за крутым поворотом.

Там, на Дальнем Востоке, ценой жизни самых дорогих мне друзей - Володьки и Мишуты, - мы поставим на колени империалистическую Японию, а мою судьбу определят в отделе кадров Дальневосточного округа.

Позднее, осмысливая случившееся, ругая себя и многажды возвращаясь к ключевому моменту - моменту принятия решения там, в кригере, - я пытался понять, почему жизнь в очередной раз так жестоко и несправедливо вмешалась в мою судьбу: вместо того, чтобы отправиться в Москву на учебу в академию имени Фрунзе, я оказался на другом конце света - у черта на куличках.

Там, в кригере, мои убеждения, совесть и честь офицера не позволили мне отказаться от назначения, а однорукий подполковник, воспользовавшись моей неосведомленностью, обыграл, обманул меня, недоумка, и вместо гвардейского стрелкового корпуса я с медицинским заключением "Годен к строевой службе без ограничений" загремел в горно-стрелковый корпус, а точнее, в 56-ю горно-стрелковую бригаду, в которой, как убеждал меня подполковник, "служить - высокая честь", и я должен "гордиться и благодарить судьбу за представленную возможность до конца с честью выполнить свой воинский долг в мирное время".

Самое худшее опасение свершилось: моим краем света оказалась Чукотка, которая, по рассказам бывалых офицеров, из всех мест - Сахалина, Камчатки и даже Курильских островов - была самым гибельным.

О Чукотке рассказывали легенду, что будто бы Господь Бог, сотворив белого медведя и моржа, увидел, что сделал что-то не то, испугался и поэтому ничего больше создавать не стал, оставив эту землю им в первозданной дикости; расписывали все ужасы дьявольского климата, пугали метелями и пургами, во время которых даже белые медведицы зарываются в снег, не позволяя медвежатам нос высунуть из укрытия, сильными морозами, которые убивают вернее пули.

Вообще-то я зиму любил, холода не боялся, хорошо ходил на лыжах и поэтому многие рассказы расценил как детские страшилки. Как всегда в критические моменты жизни, я пытался овладеть ситуацией, повторяя про себя: - Аллес нормалес!… Прорвемся!… Не медведям же там служить, тем более обеспечивать и укреплять обороноспособность страны!

Как я потом убедился, реальность оказалась намного страшнее. Там, на Чукотке, я, может, впервые познал, почем фунт лиха.

В середине октября пароход "Балхаш", последний из грузовых десяти-тысячников, отправившихся на Чукотку из Владивостока, изрядно потрепанный штормами, бросил якорь в Анадырском лимане - кусочке моря в плену бесконечного ряда голых безжизненных сопок с крутыми вершинами, отточенными жесткими морскими ветрами, и выветренных камней - кекуров.

Части бригады, транспорт, оборудование, топливо и грузы с расчетом до следующей навигации - сюда везли все, кроме воды - высадились и разгрузились на пустынном берегу: клочке каменистой земли, где, казалось, со времени открытия ее русскими землепроходцами за три века больше не ступала нога человека.

Над головой мглистое серое небо и на сотни километров до самого горизонта - ни деревца, ни кустика, ни даже пожухлой травинки!

Надо было привыкать к темноте, надо было привыкать к ежедневной изнурительной работе невзирая на погоду: в кирзовых рукавицах, натирая кровавые мозоли, кайлить под толстым слоем льда землю, вгрызаясь в грунт, вбивать сваи, ставить палатки, рыть ямы, котлованы, землянки, чтобы укрыться, заползти, залезть в любую щель до наступления метелей и морозов.

Надо было привыкать к здешнему климату. Зима в 1945 году пришла рано. Начались несусветные пурги: видимости никакой, кругом молочная беснующаяся мгла, острые струи снега бьют, хлещут по глазам, лицу, проникают во все щелки одежды, карманы, обувь. Порывы колотуна-хиуса - самого злого ветра Северного полюса - сбивают с ног: барахтаешься в снегу и все глубже увязаешь в обволакивающей массе, ветер захлестывает дыхание, лепит в глаза. Пурги разыгрываются неожиданно: еще час тому назад небо было безоблачным, лишь где-то у самого горизонта ворошилась одинокая серая тучка, да ветер несмело тянул легкую поземку. И вот полная кутерьма, не видно ни зги, исчезает грань между землей и небом.

Во время пург теряется счет времени, все уползают в свои норы, а каждый день начинается занятиями с личным составом: как вести себя во время пурги. На всю жизнь запомнил некоторые из наставлений и практических советов: "Тундра боится сильных, а пурга - не боится", "Не бойся пурги: если она тебя застала в тундре - вырой ямку, ложись и заройся в снег, экономь энергию, пережди и не паникуй", "Опасайся отстать от группы и остаться в тундре в одиночку", "Стал замерзать - иди быстрее".

Надо было привыкать к тесноте и отсутствию элементарных бытовых удобств. В эту первую зиму даже старшие офицеры жили в норах-землянках и палатках совместно с бойцами и в мороз и пургу отправляли естественные нужды, не выходя из них.