М.
Чудесная печать.
До чего мне ее жаль!
Как себя. — Дай ей когда-нибудь мою Поэму конца. Все поймет! (Напишет — изнутри — заново.)
21-го сентября 1928 г.
…Ваш почерк — чудовищен, будь я Волконским, я бы сказала Вам, что такой почерк — непочтение к адресату; нет, просто бы сказала, без «Вам», Вам бы он этого не сказал — потому же, почему не говорю — я. Если мой неразборчив, то — существом своим, замыслом каждой буквы, а не неряшеством. У меня нет недописанных букв… Сосредоточьте руку. Пожалейте букв — этих единиц слова. Каждая — «я».
…У Вас единица начертания не буква, а слово, одно сплошное слово. Но не обижайтесь: Вы так обскакали свой возраст — миновав разум — мудрость, самолюбие — гордость и т. д., что мне досадно видеть в Вас — просто школьническое.
О стихах: Вы еще питаетесь внешним миром (дань полу: мужчины вообще внешнее женщин), тогда как пища поэта: 1) мир внутренний, 2) мир внешний, сквозь внутренний пропущенный. Вы еще не окупаете в себя зримость, даете ее как есть. Оттого Ваши стихи поверхностны. Ваши стихи моложе Вас. Дорасти до самого себя и перерасти — вот ход поэта.
Вы сейчас отстаете (Вы многое знаете, чего еще не умеете сказать — оттого, что недостаточно знаете) — вровень будете лет через семь, а дальше — перерастание, во всей его неизбывности, ибо — чем больше растет поэт, тем больше человек, чем больше растет человек…
Это я о насущном, внутреннем.
О внешнем: Вы еще не умеете работать, в Вас еще нет рабочей жилы, из которой — струна! Слова в Ваших стихах большей частью заместимы, значит — не те. Фразы — реже. Ваша стихотворная единица пока фраза, а не слово. (NB: моя — слог.) Вам многое хочется, кое-что нужно и ничего еще не необходимо сказать…
И чтобы закончить о речах и стихах: Вы еще немножко слишком громки.
Медон, 5-го октября 1928 г., пятница
Дорогой Николай Павлович, я уже успела по Вас соскучиться. Лежу второй день, жар был и сплыл, но нога (прививка) деревянная, а когда не деревянная, то болит. Двигаться не могу, разве что на одной. Лежу в чудной розовой ночной рубашке — новой — подарке Али, жаль, что Вы меня в ней не увидите, — и не только в ней, вообще — лежащей, т. е. самой доброй и кроткой. Завтра вторая прививка, м. б. будет еще третья, во всяком случае встану не раньше вторника. Рука еще болит — видите, как пишу? Вчера у меня был в гостях Товстолес, просидел на сундуке до сумерок, говорили о Балтике (оттуда) и черной магии. Оказывается, мы оба под знаком Сатурна,[804] все приметы совпадают. Очень радовался не-евразийской теме беседы (евразиец). А почему Вы тогда сказали:
«После того как я от Вас тогда ушел, мне уже было все равно — на людях или одному»… Вам было так хорошо? Или так плохо? Или так — как? Ответьте.
Вообще напишите мне — как здоровье, что делаете, что читаете, скучаете ли обо мне. Какая дикая жалость — такое совпадение! (болезней). Вы бы сидели у меня целый день — или Ѕ — или ј — сколько смогли бы и захотели. Нынче с утра налетела А. И. Андреева и забрала у меня Н<овый> М<ир> на два дня. Справляемся с Алей, вернее — справляется одна, я лежу и ничего ускорить не могу. Если придет Ваша мама, передам Вам, через нее «подарочек». До свидания, родной. Вы мне снились, спрашивала Вас о том же (вопрос по середине письма). Пишите про здоровье, как я была бы счастлива, если бы Вы сейчас вошли. — Сидите дома. —
М.
5-го окт<ября> 1928 г.
Я — здесь, а с других хватит и закрыток.
МЦ.
<Ноябрь 1928 г.>
Милый Николай Павлович,
Будьте завтра у меня в 6 ч., пойдем в Кламар за женой Родзевича[805] и Владиком,[806] а оттуда все вместе на Маяковского. Непременно.
Завтра, во вторник, в 6 ч. у меня. Жду. Это его последнее чтение.
МЦ.
1-го января 1929 г., вторник
Meudon (S. et O.)
2, Av(enue) Jeanne d'Arc
С Новым Годом, милый Николай Павлович!
Давайте к Гриневич в воскресенье, — все остальные вечера у меня разобраны. Заходите за мной в 8 ч., к 9-ти час<ам> будем у них.
Как Ваше здоровье? Аля сказала, что Вы кашляете и хрипите. Я тоже. Всего лучшего, поздравьте от меня ваших, особенно — маму.
МЦ.
Если не трудно, напишите г<оспо>жам Гриневич, что в воскресенье.
<Начало января 1929 г.>
Милый Николай Павлович!
Если можете, зайдите ко мне к 2 ч., не можете — как писала, в воскресенье в 8 ч. Жду Вас до 2 ч.
МЦ.
<5-го января 1929 г.>
Суббота
Милый Николай Павлович,
Будьте у меня в 7 ч., после 7-ми поездов много, а В<ера> Степ<ановна> просила, что приехать пораньше, иначе она очень устает. Итак жду
МЦ.
<25-го января 1929 г.>
Н. П. Гронскому — прошу ответа —
Милый Николай Павлович,
Можете ли Вы завтра утром проехать со мной в чешское консульство, срочно необходимо, боюсь, что и так опоздала.[807]
А вторая просьба: узнать, где это консульство (кажется, что Av<enue> Klйber, но только кажется, и № не знаю). Именно консульство (Consulat tchиcque), а не посольство. Ответьте, пож<алуйста,> через Алю.
— Перевожу сейчас письма Р<ильке>.[808]
— Да! Не поедете ли со мной в пятницу на Miss Cavel (Convention «Magique»).[809] Подумайте!
МЦ.
Пятница — завтра. К<инематогра>ф дешевый и чудный.
#11_1##
<Февраль 1929 г.>
Милый Николай Павлович, С<ергей> Я<ковлевич> очень Вас просит обменять ему книги в библиотеке, вместо 4 книг взять 3 (там знают), взять последние №№ сов<етских> журн<алов> — Красн<ая> Новь, Кр<асная> Звезда, Печать и Рев<олюция>.[810] Мне, пожалуйста, обменяйте Лескова на Лескова же (не Соборяне[811]) или — Мельн<икова->Печерского.[812] Я вечером (к 9 час<ам>) часто дома — м. б. сегодня зайдете? Завтра меня не будет. — Когда Волконский? Всего лучшего
