Это раскололо мне сердце, я ведь думала, что он меня совершенно забыл.

— Итак, простите.

Почти все свое свободное время (??) я провожу с его родителями, такими разными и которым, что я могу дать? Я не могу вернуть им их сына.

Вчера я была на кладбище с его матерью: деревья входят в него свободно, это вход в лес, в (наш!) Медонский лес.

Как оттуда уходить, оставлять его одного в холоде и в ночной тьме, — в глине?

Ему было 25 лет, когда он умер; 18 — когда он меня (я его) любил(а);

16 — когда я с ним познакомилась.

— И вот. —

Еще раз простите. Я много о Вас думала, и не знаю, на глубине самой себя (там, где уже нет «формы»), я все же была в Вас уверена.

Я ничего не сделала для своей рукописи — своих рукописей,[1515] но сегодня поеду в город и постараюсь найти кого-нибудь, чтобы их переписать (на машинке: ненавижу слово «перестукать», как звук, как вещь).

Я Вам скоро снова напишу.

Простите меня!

МЦ.

У меня хороший рождественский подарок для Ваших дочерей, я Вам его дам, когда мы снова увидимся, надеюсь скоро. Хотите ли, можете ли приехать в четверг, в этот четверг, к пяти? Жду ответа.

<Приписка на полях:>

Садитесь в Кламарский поезд на вокзале Montparnasse.

Монпарнас

Кламар

4.31

4.43

4.50

5.01

5.10

5.17

Скажите, каким поездом поедете. Я приду на вокзал. Это совсем близко, но найти нелегко, так как это Vanves.

Я Вас жду.

33, Rue Jean Baptiste Potin 7-го января 1935 г.

(с цифрой 5 я продолжаю ошибаться!)

Vanves (Seine)

Милостивая государыня,

Мы не смогли приехать, ибо должны были нанести традиционный визит, полу-русский, полу-французский, скажем франко-русский, с тем оттенком лицемерия, заключенным в этом политическом слове. Была там очень старая дама, несколько дам менее старых и довольно молодой господин — все из высшей знати; забыла маленького мальчика, который с первого взгляда различал госпожой от не-госпожей для целования руки (в девять лет!) — словом, все было абсолютно ложным, начиная от маленького поцелуйщика вплоть до бутербродов, сделанных для глаза. Мур на все смотрел глазами судьи.

Подумайте, как мы пожалели — вспомнили, он и я, о Вашем доме с настоящими детьми и настоящей симпатией! (Самая старая дама была особенно страшна своей усиленной любезностью!)

Я буду очень счастлива Вас снова увидеть в субботу, но Вы наверняка будете заняты ужином или «возле-ужина», а я уверена, что не помню маршрута, потому пришлите мне пожалуйста подробный план с названиями улиц и поворотов, чтобы я могла Вас найти одна. Но главное — название улиц, чтобы у меня была какая-то уверенность в руках.

С каким поездом ехать, чтобы быть у Вас вовремя?

Я привезу переписанную прозу.

Итак, до субботы, и спасибо. Жду плана.

МЦ.

Выйдя из вокзала, я должна спрашивать Vaucresson или Garches?

Пятница <около 10-го января 1935>

Спасибо и до завтра (субботы) на вокзале в указанный час. Мур еще ничего не знает, так как за 24 часа вперед он будет бояться, что опоздает.

Я очень радуюсь, что Вас всех снова увижу.

МЦ.

13-го февраля 1935 г., среда

Vanves (Seine)

33, Rue Jean Baptists Potin

Милостивая государыня,

Хотите ли в воскресенье, 17-го февраля? (Это воскресенье?)

Я очень счастлива, что имела от Вас известия, я уже думала, что Вы нас забыли. Вы могли о нас подумать то же самое, я знаю, — раз я не давала никаких признаков жизни, но — видите, какое отсутствие логики! — я знала, что это не так, в то время как не могла быть столь же уверенной в Вас.

Словом — все хорошо.

Я также могу Вам сообщить кое-какие новости — в общем — хорошие.

________

Маленькое предложение. Я нахожусь в крайней нужде и хотела бы реализовать книгу — сочинение — которую получила вторично, и вот — как. У меня есть друг в Чехословакии — одна старая очаровательная чешская дама,[1516] которая мне присылает каждое Рождество в подарок книги. И вот она прислала мне снова ту же книгу, о которой я мечтала и которую получила в прошлом году — сочинение поэта (я говорю поэт, хотя он пишет прозой) Олава Дууна — Die Juwikinger[1517] — история норвежской семьи в трех или даже четырех поколениях. Но тут важна не семья — а море, фьорд, труд, рок. Вещь самой первой силы. Написанная самими стихиями через людей. Дуун должен получить следующую нобелевскую премию.

По-немецки. Красивое издание. Два тома в переплете, совершенно новые, так как не раскрытые; я продаю оба за 50 фр., цена одного тома.

Я бы Вам их подарила от всего сердца, но я в такой полной нищете. Мур имеет только две пары чулок, которые я починяю (какое некрасивое слово!) каждый вечер, — только две рубашки, одну пару сапог (которые всегда сохнут перед часто негорящей печкой) — а вот и уголь кончается.

Может быть Вы купите эту книгу для Вашего мужа, — это будет чудный подарок. Если Вы сейчас не при деньгах, то я временно удовлетворюсь половиной суммы (25 фр. — что составит мне два мешка «булетов» (спрессированного угля). (Море, превращенное в огонь!)

До свидания, — до воскресенья: Я приеду с Муром и с моим товаром. Если он Вам не подходит — просто о нем не говорите.

Я Вас обнимаю, а Мур передает привет Вашим дочкам,[1518] которым он в конце концов простит их «женственность» — чтобы не произнести безобразное слово: пол.

МЦ.

Мы поедем с поездом в 2 ч. 30. Мы: Мур, все живые герои и фантомы[1519] «Juwikinger» — и я. Поезд будет перегружен.

<Приписка на полях:>

Я привезу стихи — на этот раз, русские. Прибавьте и это к грузу поезда.