________
Все, что я хочу от «славы» — возможно высокого гонорара, чтобы писать дальше. И — тишины. (В просторечии: пустой комнаты с трехаршинным письменным столом, — хотя бы кухонным!)
Ваши стихи в «Совр<еменные> Записки» передам. Привет.
МЦветаева
Париж, 23-го января 1926 г.
Милый Димитрий Алексеевич,
Пока только два слова: и «Благонамеренный» и гонорар получила — сердечное спасибо.
6-го мой вечер, все время пожрано рассылкой билетов, «благодарностями» и просьбами. После 6-го напишу — и о «Благонамеренном» и о Вас, лично.
Сердечный привет.
Марина Цветаева
Париж, 14-го февраля 1926 г.
Дорогой Димитрий Алексеевич,
— Ура! — Ваша взяла! Отдаю Вам статью без всяких оглядок.[394] Тогда, в последний вечер, Вы меня растрогали — Африкой, Гиппиус («красивая?» — «Не знаю, я к ней не подходил»…), стариком, в которого швыряли камни, — настойчивостью, грустью — не знаю: всем собой.
Поэтому — не жду 20-го (приезд Святополка-Мирского) и отдаю статью. Только берегитесь: большая!
У меня работы еще на неделю, самое большее — на 10 дней. Получите не позже 25-го. Мое слово верное. Будьте совершенно спокойны.
— Очень жаль, что уехали. Мы с Вами хорошо встретились. Посылаю Вам стих для «Благонамеренного». Посвящение — если не нравится, или по иным каким причинам — можете снять, сноску оставьте непременно, без нее не помещайте.[395] Иначе — рассоримся.
Посвящаю этот стих (который очень люблю) Вам, потому что Вы на него похожи.
До свидания. Пишите.
МЦ.
<Приписка карандашом:>
АВТОРСКАЯ КОРРЕКТУРА ПРОЗЫ НЕОБХОДИМА
<К письму приложен текст стихотворения «Старинное благоговенье».)
Париж, 25-го февр<аля> 1926 г.
Дорогой Димитрий Алексеевич,
Со статьей беда: очень большая. 30 страниц моего текста и около 15-ти — Адамовича, не выкину ни строки, предупреждаю, но Адамовича можно петитом.[396] (Тогда около 40 стр<аниц>.)
Три пункта:
Первый: 1) идет или нет «Старинное благоговенье» (только со сноской!)
Второй: 2) беретесь ли печатать всю статью зараз (иначе не даю!)
Третий: 3) если все-таки (последний срок!) настаиваете, пришлите экспрессом расписку, что обещаете авторскую корректуру.
Сердечный привет. Пришлась ли парча?
MЦ.
Р. S. Статья готова.
Париж, 3-го марта 1926 г., среда
Милый Димитрий Алексеевич,
Вот — рукопись. Теперь — внимание:
В этой вещи не должно быть ни одной опечатки. Отвечаю за каждое слово. У меня слишком свой язык (соседство слов), чтобы я кому бы то ни было, кроме себя, могла доверить слежку. Поэтому — личная корректура необходима. Кроме того, я отвечаю не только за себя, но за Адамовича. Достаточно с него своих грехов.
10-го я на 2 недели уезжаю в Лондон, и корректура должна быть пересылаема туда. О поездке никому не говорила и никому не говорите. Адрес сообщу еще до отъезда. Летучей почтой — так летучей почтой. Возвращать буду исправно.
БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА: у меня на 20 стр<анице>, во второй половине: «не забыть Репина — волочащуюся по снегу полу шинели»… Узнайте, точно ли это репинская картина. («Дуэль Пушкина» — Дантес с опущенной головой и пистолетом, и приподнимаемый су снегу Пушкин, — Известнейшая картина, висевшая везде и всюду. Справьтесь. Мне некогда и не у кого. — Опрашивала всех).
Если успеете (?), пришлите часть корректуры еще сюда, не успеете — по адресу, который сообщу. Знайте, что без корректуры вещь не даю и буду от нее повсеместно (в печати!) отрекаться. Прошу внимания 1) к сноскам 2) подчеркнутым словам (косой шрифт, курсив, не разрядка) 3) к кавычкам 4) к красной строке.
Я так над этой статьей работала, что испортить в печати—грех. До свидания. Жду ответа. О моей поездке — НИКОМУ. (Ехать морем, боюсь сглазу.)
МЦ.
«Цветник» — Адамовича — можно петитом, в виду экономии места, но возражения — тем же шрифтом, что текст. Чтобы оттенить. Обиды никакой, п. ч. — цитаты.
Да! Щадя Вас, по личной склонности, вместо: «ПОЗОРНАЯ СТАТЬЯ АКАДЕМИКА БУНИНА» проставила: «ПРИСКОРБНАЯ»…[397]
— Напишите впечатление от статьи.
_______
Посылаем новый № «Своими Путями». Резников уже написал отзыв, который будет Вам переслан завтра.[398] Полюбуйтесь на идиотизм Воеводина («О Худож<ественном> Театре»).[399] Статью просунул тайком от С<ергея> Я<ковлевича>, пользуясь его отсутствием. То же самое как если бы, пользуясь отсутствием — Вашим, за писание принялся бы… «руководитель».[400] (№! Последнему не показывайте!)
________
«Тыл» С<ергея> Я<ковлевича> Вы уже конечно получили. «Шинель» так разрослась — что до другого раза.
Все эпиграфы — петитом. Везде, где курсив — подчеркнуто. (Ничего не подчеркнутого не выделять.) Эпиграф после Монтеня — мой — курсивом! (подчеркнуто)[401]
Париж, 8-го марта 1926 г.
Дорогой Димитрий Алексеевич,
Вы большой умник и большое Вам спасибо. Невязка — явная. Необходима следующая вставка:
«Не доверяю также критикам — бывшим поэтам, НЕ ИМЕВШИМ МУЖЕСТВА ОТСТАТЬ».
Это и объясняет, и затемняет, словом, то, что нужно. Не совсем критики, не совсем поэты, — отставшие-не приставшие, и т. д. Об этом я и думала. А о книге мне Святополк-Мирский говорил. Это — трогательно. Доказательство, что тяготение к столу — врожденное.
Вы внимательный читатель, во внимании перещеголяли писавшего. (А я ли уж не внимательна!) — Спасибо.
Насчет Талмуда — не знаю. У меня нет стариков, которым я могла бы верить. Нет универсального старика! (Есть — Вячеслав Иванов — но он далёко.) Если Талмуд — быт, заковничество, сутяжничество, прикладное еврейства (полагаюсь на Вас!), смело перечеркивайте и ставьте ПРОРОКАМИ. Я Талмуда не читала (поступила как Адамович).
