Жизнь философа из Тосканы с появлением Николи наполнилась заботами о воспитании – сначала тягостными, а затем счастливыми, потому что в синьоре Скванчи проявился настоящий талант, о котором он даже и сам не подозревал, – талант замечательного воспитателя-педагога.

Синьор Скванчи, пользуясь своими обширными знакомствами среди самых влиятельных лиц, имел бесплатный доступ во все театры города. Он часто по вечерам водил Николи в театр оперы – хохомеро или кокомеро, как произносили это слово местные жители. В этом театре было беднее, чем в одесском. И костюмы актеров, и декорации. Но для мальчика, который впервые в жизни посетил театр, все здесь казалось волшебным, прекрасным, неповторимым. Неповторимыми были и каждодневные прогулки по улицам самого чистого и необыкновенного города мира. Скванчи, великолепно знавший его историю и греко-готическую архитектуру, оказался вдохновенным проводником. Влюбленный во Флоренцию, гордый тем. что он родился в столице прекрасной Тосканы, Скванчи старался привить Николи любовь к своей родной стране.

– Смотри, – восторженно говорил он, когда они однажды в дорожном экипаже спускались с Апеннинских гор на равнину и перед их взором открылась неясная темная громада собора. – Смотри, наконец-то ты видишь, мой мальчик, Санта-Марию-дель Фьоре с ее знаменитыми куполами – шедевром Брунеллески.[15] Вот перед тобой город Флоренция, давший миру Данте, Микельанджело, Леонардо да Винчи! В этих стенах возродилась цивилизация. Здесь впервые после древних римлян, через две тысячи лет, предпочтение стало даваться не военным заслугам!

Они побывали не только в легендарной Уфиции. Не только в церкви Санта-Мария-дель Кармине, где находятся фрески Мазаччо, в которых художник в евангельских сценах сумел создать типы людей, полных мужественной силы и красоты. Вскоре Скванчи решил показать мальчику и творения живописи, собранные во дворце Питти. Николи, широко раскрыв синие мальчишеские глаза, словно онемев, разглядывал гробницу Джулиано Медичи в церкви Сан-Лоренцо, украшенную статуями Микельанджело. Мальчик долго не мог оторваться от одной из мраморных фигур – спящей женщины.

– Вглядись, это аллегорическое изображение ночи. Обрати только внимание, с какой пластической жизненностью показана каждая линия впавшей в сон женщины, в то же время готовой в любой миг его стряхнуть… Эта статуя как бы воплощает то тягостное забытье, в котором сейчас находится мое отечество, моя несчастная Италия, придавленная сапогом иноземцев-завоевателей. Впрочем, о своем творении хорошо сказал сам его создатель – Микельанджело Буонаротти, который был не только гениальным живописцем и скульптором, но и одаренным поэтом:

С тех пор, когда написаны эти строки, прошло более трех веков. А над моей родиной все та же ночь по милости иноземцев. Будь прокляты они! Будь проклят их цезарь-узурпатор! – Кроткое ангельское лицо Скванчи вдруг стало неузнаваемым

– Кто же они, синьор? – спросил удивленно Николи.

Он даже и не подозревал, что всегда невозмутимо добродушный попечитель может так волноваться. Но Скванчи уже овладел собой. Его лицо снова стало кротким и благодушным.

– Тише, мой мальчик, – сказал он, оглядываясь вокруг, словно опасаясь, не слышал ли кто его слов. – Тише! Тебе рано знать об этом. Извини меня за мой порыв и забудь про это…

Видимо, некоторые события и слова, хотя в них нет как будто бы ничего особенно яркого и примечательного, почему-то навсегда остаются в памяти человека и он зачастую помнит их всю жизнь. И хоть прошло пять лет, как Николи из синеглазого хрупкого мальчика успел превратиться в высокого широкоплечего юношу, который даже казался старше своего возраста, но слова попечителя не изгладились из его памяти и постоянно тревожили его мысли. По временам Николи казалось, что его попечителя обуревают какие-то волнения. И что всегда добродушный и веселый, спокойный синьор Скванчи тщательно скрывает за своей кроткой ангельской внешностью ему одному ведомые таинственные тревоги и страсти. Впрочем, Николи – человек от природы чуткий и наблюдательный, все это ощущал инстинктивно, как это бывает, когда замечаешь, что творится в душе близкого тебе человека. А Скванчи стал самым близким человеком на свете. От него у Николи не было никаких тайн. Правда, воспитатель хранил лишь одну тайну, которая порой очень тяготила его самого. Лишь он один знал, что отец Николи – Раенко, с которым ему привелось служить во время своего пребывания в России, – совсем не отец мальчика. Настоящий отец Николи – богатый влиятельный сановник – никогда даже не видел своего сына. Он выписал ему жизненную ренту и хорошо заплатил тому, кто прикрыл его «грех» и дал фамилию его отпрыску – Раенко. Тот весьма холодно относился к усыновленному, даже ревновал мать к ребенку, запрещая ей проявлять какую бы то ни было нежность к «плоду греха». Как только мальчику исполнилось десять лет, его отправили учиться за границу «подальше, с глаз долой». И все заботы о воспитании ребенка взял на себя Скванчи, искренне полюбивший одаренного любознательного Николи.

Совершая частые поездки в различные итальянские города, с жителями которых, своими единомышленниками, он вел тайную переписку, Скванчи всегда брал с собой воспитанника.

Во время одной из таких поездок в Рим Николи познакомился с дочерью русского дипломата Натали. Их знакомство вскоре прервалось потому, что после неожиданной смерти родителей Натали уехала на родину, в имение своей тетки – Трикратное. Их юношеская дружба поддерживалась многолетней перепиской. С каждым годом все сильнее и сильнее росла у Николи тоска по родине. Каждое русское слово, каждая весточка из далекой отчизны заставляли учащенно биться его сердце…

Письма из Отрадного от Натали после долгого странствия доходили до Флоренции и сначала вручались синьору Скванчи. А тот, не вскрывая конвертов, всегда незамедлительно передавал их своему юному воспитаннику.

Надо сказать, что синьор Скванчи старался всеми силами усилить у своего воспитанника любовь к его отечеству.

– Без любви к родине жизнь человека пуста и бессмысленна, Это есть самое прекрасное, что дается человеку в жизни. Вот австрийцы и французы хотят нас, итальянцев, лишить этого счастья, – говорил он. – А ты не должен забывать своей России… Она не менее Италии нуждается в честных людях, а главное – в образованных. Поэтому тебе, мой мальчик, надо переехать в Падую. Падуанский университет, основанный еще в 1222 году, – одно из самых старинных и лучших учебных заведений Европы. Вот где тебе надобно учиться…

Николи внял хорошему совету, переехал в Падую и с увлечением стал слушать лекции на философском и медицинском факультетах, а в свободное время осматривал достопримечательности древнего итальянского города – творение великих художников Возрождения, знаменитые фрески Джотто в капелле дель Арена, а также Андреа Мантенья в капелле Оветари церкви Эремитани.

Как зачарованный бродил Николи по улицам древнего города, любуясь то знаменитой трехнефтной купольной церковью Сант-Антонио (Санто, как называли ее падуанцы), то величавым баптистерием, построенным в XII веке Рассматривая эти изумительные творения итальянского гения, Николи остро чувствовал, как не хватает ему сейчас вдохновенного гида – синьора Скванчи, который остался во Флоренции. Сколько захватывающего и интересного мог рассказать сейчас его попечитель об этих падуанских сокровищах! Ведь кто-кто, а он отлично знал каждое произведение искусства своей страны… Да разве только знанием искусства интересен этот необыкновенный человек?