Пассажир больше не обращал на неё внимания. Он спрятал прибор в рукав и высунул голову наружу; он обратил всё внимание на толпу. Многочисленные люди, туда-сюда-и-обратно снующие в нескольких метрах внизу, торопились по своим утренним делам, перемещались во всех направлениях, вышагивали группами, парами, поодиночке...
И многие из них ЗАДЕВАЛИ друг друга на ходу. Касались. Толкались. Тёрлись. Сталкивались. Чуть ли не обнимались.
Непосредственно КОНТАКТИРОВАЛИ.
Даже – какая жуть! – ОТКРЫТЫМИ участками кожи соприкасались...
– Да-а, сюда ещё только краешек ямы дополз... Пока не поздно – пора его обвалить. – Прокомментировал пассажир увиденное; глянув на часы, добавил: – Пятьдесят семь секунд.
И, умело сгруппировавшись, решительно спрыгнул вниз. Лицо у него перед прыжком почему-то сделалось таким ошалелым, будто свергаться предстояло в огромную, неизмеренно глубокую ямину.
По всем парашютным правилам приземлившись на полусогнутые, он погасил инерцию и выпрямился. Стёр с лица оторопь. Плавно повёл головой, пристальным взглядом сканируя многоликую толпу. Прохожие смотрели на экстравагантного «десантника» удивлённо, но не слишком. Мало ли. Спешит человек, наверное. Если ему не жалко собственных конечностей, пусть хоть с крыши прыгает – никому, кроме страховых компаний, до этого нет дел. Свобода волеизъявления личности превыше всего. Пускай личность хоть голову в мусоросжигатель сунет. Право имеет.
Здесь, в этом мире – пока что ИМЕЕТ. Этому миру ещё чудесным образом везёт. До сих пор ему не довелось кануть в бездну истинного БЕСПРАВИЯ.
Затаённо улыбнувшись каким-то своим мыслям, бывший ездок «ястреба» нырнул в толпу и растворился в ней без остатка. Мгновение – а его уже и след простыл...
Водительница такси встрепенулась, будто очнувшись. Выйдя из транса, распахнула глаза, огляделась растерянно, приметила открытую дверцу. Смятая купюра в левом заднем кресле вызвала сдавленное восклицание, но была шустро сметена с сиденья смуглой и узкой, «голой», не затянутой в перчатку ладошкой.
«Что я тут делаю? Как я тут оказалась?» – глянув в зеркальце, спросила себя изумлённым взглядом пилотесса. Закрывая дверцу, она полувозмущённо-полунедоумённо фыркнула и пожала плечами. Вопрос остался без ответа.
Вёрткий «ястреб» порскнул от зеркальной стены и, будто удирая от преследования, взмыл свечкой. Опасная езда вызвала бурное негодование окрестных летательных аппаратов, и они дружно возмутились. Но испуганному таксомотору было не до соблюдения правил дорожного движения. Протиснувшись через одну из транспортных мембран климатического колпака, маленький аткоптер каплевидной торпедой вонзился в провисшее чрево ближайшей тучи...
Кабина пассажирского лифта скользила вверх и по мере подъёма пустела. Ещё на первом уровне заполненная до отказа, с каждой следующей остановкой она теряла часть живого груза. На сто пятом её покинула последняя группа людей в деловых костюмах, на сто шестнадцатом вышли две унифор-мированные посыльные девушки, и в кабине остался единственный пассажир, молодой симпатичный мужчина в коричневом полупальто, с чёрным вместительным кейсом в руке.
Человек вдавил кнопку сто восемьдесят девятого, и за те секунды, пока скоростной лифт преодолевал дистанцию в семьдесят три этажа, он успел вынуть плоскую коробочку. Кончики пальцев пробежались по пятнышкам на торце, и спустя мгновение мужчина превратился в... пожилую женщину с постным, уныло-сосредоточенным лицом типичной потомственной уборщицы, облачённую в сине-белый комбинезон и кепочку с логотипом АТД. Чёрный деловой чемоданчик теперь выглядел вместительной корзиной, из которой выглядывала ручка щётки. Трансформация совершалась мастерски, молниеносно и безошибочно. Будто умелые и быстрые руки невидимого скульптора вылепили новый облик из податливого, как детский пластилин, материала.
– Поди угадай, которая фальшивая. Снимаешь маску, а под ней такое же лицо. – Любуясь собой в зеркале на стене кабины, сказала псевдоличина сама себе, когда мелодичный звяк возвестил о прибытии и створки дверей бесшумно раздвинулись. Причём сказала по-русски, что в этом мире само по себе было явлением отнюдь не частым.
Оглядев исподлобья ожидавшую лифт стаю разномастных менеджеров, она распугала их мрачным взглядом, и только когда бизнесмены и чиновники расступились, вышла из кабины; как бы поправляя на плечах лямки, помедлила, пока жрецы бизнеса втягивались внутрь, и только когда створки вновь сдвинулись, быстро зашагала к выходу на лестничную площадку.
Молниеносно ссыпалась на два пролёта ниже. Если бы в эти мгновения её кто-нибудь засёк, то наверняка подивился бы неожиданной прыти пожилой уборщицы.
За те немногочисленные минуты, пока новоявленная женщина пребывала на сто восемьдесят восьмом уровне бизнес-небоскрёба, под самую крышу забитого офисными помещениями тысяч фирм, компаний и обществ, она успела много чего наделать.
Старательно избегая прямых соприкосновений с телами энергичных по-утреннему клерков и секретарш, лавируя по длиннейшему магистральному коридору, успела добраться к дверям одного из арендаторов со скромной пластиковой вывеской: «Миссия всеобщего возъединения»...
Успела шагнуть в убого обставленную приёмную, и, проигнорировав вопросительно приподнятые брови толстой немолодой секретарши с нездешним, нераскрашенным завитушками лицом, закрыться изнутри; выхватить из глубины корзины самый что ни на есть реальный мощный штурмовой скорчер, походя всадить первый сгусток освобождённой плазмы прямо в переносицу между удивлённо приподнятыми секретарши-ными бровями, а второй и третий – в головы высоких, плечистых, тоже чистолицых парней, сидевших в углу на узкой скамейке...
Затем проследовать глубже в недра офиса, вдвинуть в стену створку, очутиться во вместительном, большом зале без окон, плохо освещённом и сплошь заставленном рядами стульев, на которых – слушая речи возвышающейся над массивной кафедрой фигуры в некоем подобии длинной серой проповеднической мантии, – в одинаково сосредоточенных напряжённых позах сидели одинаковые люди в одинаковых серых рубашках и брюках...
Здесь без малейшей паузы она ухитрилась шипящим шквалом плазмы накрыть всех, мужчин и женщин, юношей и девушек, детей, стариков и старух, кого в затылки, кого в одинаково нетатуированные лица, резко повернувшиеся к внезапно пришедшей смерти; после этого успела даже постоять немного, любуясь содеянным, удовлетворённо оглядывая заполыхавшее ясным белым пламенем помещение; боевое оружие превратило его в сюрреалистическое вместилище хорошо прожаренного мяса, расплавленного пластика и обугленного дерева...
Постояв мгновенье неподвижно, успела метнуться сквозь огонь, перепрыгивая трупы и обломки; у двери в дальнем от входа углу застыть, расставив ноги, со скорчером наизготовку, и когда изнутри полезли живые, несожжённые, с искорёженными ненавистью лицами, прицельно жечь их, жечь, жечь...
А затем ворваться в эту дверь, поднырнуть под жёлтый луч маломощного бластера, в перекате снять ещё двоих чис-толицых, моментально вскочить, броситься к огромному, во всю стену окну и не позволить протиснуться на карниз ещё одной живой мишени; а в следующем кабинете, старательно не задевая компьютеры, без остатка испарить воду из двух молодых женских тел; и на закуску пройтись по нескольким каморкам, в которых оказалось всего ничего мишеней, лишь три – двое подростков женского пола и один старик мужского... и всё. Опустила скорчер. Более не нужен. Отстрелялся.
ОНА УСПЕЛА ВСЁ УСПЕТЬ.
А ещё, перед тем как сквозь разгорающийся огонь, сквозь падающие с потолка струи противопожарной смеси и сквозь смрад изжаренной плоти вернуться в коридор, она успела набрать серию команд на сенсорной доске клавиатуры терминала в кабинете, где испарились две молодые операторши, нажать «ВВОД» и запустить экспресс-перекачку информации из подраздела «Адепты», обнаруженного в локальной сетке этого офиса религиозной миссии. Затем вернуться в приёмную, взять корзину, спрятать в неё скорчер и преспокойно выйти в коридор.
