Отключился. Легионер положил телефон на стол. Всё. Решение принято. Контракт отклонён. Зона осталась позади. Впереди Киев, Оля, неизвестность.

Страшно? Да. Непривычно? Очень. Правильно? Не знает. Но выбор сделан.

Он встал, оделся. Куртка, ботинки, Кольт оставил в номере — на улицах Киева оружие не нужно. Вышел из гостиницы. Вечер, холодно, ветер. Пошёл к Андреевскому спуску. Быстро, решительно.

Оля ещё была там. Играла под фонарём, последние прохожие слушали, бросали монеты. Увидела его, лицо расплылось в улыбке. Закончила мелодию, положила скрипку в чехол.

— Пьер! Не уехал?

— Не уехал.

— Остался?

— Остался.

Она смотрела на него, глаза широко открыты. Потом бросилась, обняла крепко. Маленькая, лёгкая, тёплая. Уткнулась лицом в его грудь, молчала. Он стоял неподвижно, не знал что делать. Руки медленно поднялись, обняли её осторожно. Неумело, но обняли.

Оля отстранилась, посмотрела вверх.

— Правда остался? Насовсем?

— Не знаю насовсем. Но не уезжаю завтра.

— Это уже хорошо! — Она засмеялась, вытерла глаза. Не плакала, но близко. — Я рада. Очень рада. Думала не увижу больше.

— Почему рада? Знаешь меня два дня.

— И что? Два дня достаточно чтобы понять что человек хороший. А ты хороший. Странный, молчаливый, грустный. Но хороший.

Легионер усмехнулся. Хороший. Она считает его хорошим. Не знает что вчера он убил человека за деньги. Не знает что в Зоне убил сотни. Хороший. Если бы знала правду — убежала бы.

Но не скажет. Никогда. Прошлое останется прошлым. Здесь, с ней, он другой. Пьер, который читает стихи и слушает скрипку. Не Дюбуа-снайпер, не легионер-убийца. Просто Пьер.

— Пошли со мной, — сказала Оля вдруг. — В кино. Старый кинотеатр на Подоле показывает классику. Сегодня «Бегущий по лезвию». Видел?

— Давно. Лет десять назад.

— Тогда пересмотрим! Это шедевр. Надо смотреть на большом экране. Пошли?

Дюбуа хотел отказаться. Кино? Он не был в кино лет пять. С тех пор как ушёл в легион. Кино — развлечение мирных людей. Не для солдат.

Но посмотрел на Олю. Глаза горят, улыбка ждёт ответа. Хочет чтобы он пошёл. Просит, не требует. Можно отказаться. Но зачем?

— Идём.

— Серьёзно?

— Серьёзно.

Оля взвизгнула, схватила его за руку, потянула.

— Тогда быстрее! Начало в восемь, а сейчас без двадцати. Надо успеть!

Побежали по спуску вниз. Оля тянула за руку, скрипка прыгала на спине, смеялась. Легионер бежал следом, неуклюже. Давно не бегал просто так. Без цели, без опасности. Просто бегал с девушкой в кино.

Странное чувство. Лёгкое, глупое. Но приятное.

Кинотеатр оказался маленьким. Старое здание, советское, вывеска потёртая. Внутри фойе тесное, билетная касса древняя, кассирша бабушка лет семидесяти. Оля купила два билета, повела в зал.

Зал крошечный. Пятьдесят кресел, половина пустая. Экран небольшой, занавес красный. Пахло пылью, попкорном, ностальгией. Сели в последний ряд. Оля сняла куртку, устроилась в кресле, ноги подогнула. Выглядела как ребёнок, взрослый ребёнок.

Свет погас. Реклама старая, советская почти. Потом начались титры. Музыка Вангелиса, мрачная, космическая. Лос-Анджелес будущего на экране, тёмный, дождливый, неоновый.

Дюбуа смотрел. Давно не видел этот фильм. Помнил смутно — репликанты, охотник за ними, вопросы про человечность. Философская фантастика. Медленная, красивая.

Оля смотрела не отрываясь. Глаза отражали экран, лицо сосредоточенное. Иногда шептала реплики вместе с персонажами. Знала наизусть.

Легионер смотрел то на экран, то на неё. Девушка любит этот фильм. Понятно почему — вопросы про жизнь, про смерть, про то что значит быть человеком. Репликанты живут четыре года, знают когда умрут. Как солдаты. Каждый день на грани. Каждый момент последний может быть.

Сцена на крыше. Рой Бэтти умирает. Монолог знаменитый: «Я видел то чего вы люди не поверите…» Голос спокойный, печальный. Принятие смерти.

Оля плакала тихо. Слёзы по щекам, вытирала рукавом. Пьер посмотрел на неё, протянул платок. Она взяла, улыбнулась сквозь слёзы.

— Спасибо. Каждый раз плачу на этой сцене. Не могу сдержаться. Он так красиво говорит про жизнь перед смертью. Как будто… как будто только в конце понимаешь что жил.

Легионер кивнул. Понимал. Сам так чувствовал иногда. Особенно после боёв. Когда товарищи погибали, а он выживал. Чувство что жизнь временная, случайная. Что каждый день — подарок украденный.

Фильм закончился. Титры, музыка, свет включился медленно. Зал почти пустой, человек десять всего. Оля вытерла глаза, встала, потянулась.

— Как тебе?

— Хорошо. Забыл какой он медленный. Красивый.

— Мой любимый фильм. Смотрю раз в месяц наверное. Каждый раз что-то новое замечаю.

Вышли из кинотеатра. Ночь, холодно, улицы пустые. Оля закуталась в куртку, шла рядом молча. Настроение после фильма задумчивое, тихое.

— Знаешь о чём я думаю? — сказала она через минуту.

— О чём?

— Про репликантов. Они живут четыре года и знают это. Каждый день считают. Мы не знаем когда умрём. Может завтра, может через пятьдесят лет. Это лучше или хуже?

— Не знаю. По-разному.

— Я думаю хуже. Потому что не ценим. Откладываем жизнь на потом. Думаем времени много. А репликанты живут каждый день полностью. Потому что знают — времени мало.

Легионер молчал. Она права. Солдаты так живут. Каждый день как последний. Не откладывают. Не планируют. Сегодня война, завтра может не быть.

Но устаёшь так жить. Постоянное напряжение, постоянная готовность умереть. Изнашивает. Опустошает.

— Может баланс нужен, — сказал он. — Жить как будто времени достаточно. Но помнить что оно не бесконечно.

Оля посмотрела на него удивлённо.

— Ого. Философия. Не ожидала от тебя.

— Иногда думаю.

— И о чём думаешь?

— О разном. О жизни. О смерти. О том что дальше.

— И что дальше?

Пьер остановился, посмотрел на неё.

— Не знаю. Раньше знал. Война, контракты, смерть в итоге. Простой путь. Теперь не знаю. Остался в Киеве. Ради чего? Что буду делать? Не понимаю.

Оля взяла его за руку, сжала.

— Будешь жить. Просто жить. Гулять, читать стихи, смотреть кино. Может найдёшь работу. Может нет. Не важно. Главное жить. Не воевать, не умирать. Жить.

— Это так просто?

— Нет. Это сложно. Потому что жизнь сложнее войны. На войне всё ясно. Враг там, друг здесь, цель понятна. В жизни ничего не ясно. Надо выбирать, думать, чувствовать. Сложно. Но лучше.

Легионер смотрел на их руки. Её маленькая в его большой. Тепло, контакт, человечность.

Может она права. Может жизнь лучше войны. Сложнее, но лучше. Надо попробовать. Может получится. Может нет. Но попробовать стоит.

— Спасибо, — сказал он тихо.

— За что?

— За то что заставляешь чувствовать себя живым.

Оля улыбнулась. Встала на цыпочки, поцеловала в щёку. Тепло, быстро.

— Пожалуйста. Ты тоже мне помогаешь.

— Чем?

— Верить что хорошие люди существуют. Что не все злые, холодные, мёртвые внутри. Ты выглядишь мёртвым. Но внутри живой. Я чувствую.

Она отпустила его руку, пошла вперёд.

— Пошли, замёрзла. Проводишь до дома?

— Провожу.

Шли молча, рядом. Город спал вокруг. Киев, ночь, ноябрь. Холодно, тихо, мирно.

Легионер шёл и думал. Остался. Выбрал жизнь вместо войны. Воробья вместо Зоны. Стихи вместо пуль.

Страшно. Непривычно. Неизвестно что будет.

Но рядом Оля. Бирюзовая, смешная, живая. Заставляет чувствовать. Улыбаться почти. Надеяться может быть.

Может получится. Может нет.

Но попытка стоит того.

Волк попробует быть человеком. В последний раз. Всерьёз.

Ради девушки с бирюзовыми волосами, что плачет над репликантами и верит в хороших людей.

Может выйдет.

Время покажет.

Дом Оли оказался на окраине Подола. Старый дом, пятиэтажка, третий этаж. Подъезд тёмный, лестница скрипучая. Она открыла дверь ключом, впустила его внутрь.