Квартира маленькая. Две комнаты, одну делила с соседками. Её комната крошечная — кровать, стол, шкаф, скрипка на стене. Постеры музыкантов, книги на полках, беспорядок уютный. Пахло лавандой и старыми книгами.

— Извини за бардак, — сказала Оля, скидывая куртку. — Не ожидала гостей.

— Нормально.

— Чай будешь? Или кофе? Есть дешёвый растворимый.

— Чай.

Она прошла на кухню, маленькую, общую с соседками. Поставила чайник, достала чашки. Вернулась в комнату, села на кровать, похлопала рядом.

— Садись. Не стой как истукан.

Легионер сел осторожно. Кровать узкая, пружины скрипят. Оля рядом совсем близко. Сняла очки-авиаторы, положила на стол. Посмотрела на него без них. Глаза медовые, яркие, близко.

— Не передумал остаться?

— Нет.

— Правда?

— Правда.

Она улыбнулась, придвинулась ближе. Тепло от неё, запах лаванды. Рука легла на его руку, пальцы переплелись.

— Мне страшно, — прошептала она.

— Чего?

— Что уедешь. Что проснусь завтра, а тебя нет. Что всё это сон.

Пьер посмотрел на их руки. Её маленькая в его большой. Реальная, тёплая, живая.

— Не сон. Я здесь.

— Докажи.

— Как?

Оля посмотрела на него долго. Потом наклонилась, поцеловала. Губы мягкие, тёплые. Несмело, вопросительно. Первый настоящий поцелуй, не в щёку, не в лоб. Настоящий.

Легионер замер. Не знал что делать. Давно не целовал никого. Годы. Забыл как. Но тело помнило. Рука поднялась, коснулась её щеки. Губы ответили на поцелуй. Осторожно, неумело. Но ответили.

Оля прижалась ближе. Руки обняли его шею, поцелуй углубился. Несмело перешёл в страстно. Она целовала жадно, отчаянно, будто боялась что он исчезнет.

Пьер обнял её, прижал к себе. Маленькая, лёгкая, хрупкая. Но живая, тёплая, настоящая. Целовал медленно, нежно. Не торопясь. Первая близость за годы. Не с проституткой за деньги, не пьяная случайность. Настоящая. С чувством.

Оля отстранилась, дышала тяжело. Глаза затуманены, губы припухли. Взяла его руку, положила на своё сердце. Стучит быстро, сильно.

— Чувствуешь? Я живая. Ты живой. Мы здесь. Вместе.

Пьер кивнул. Чувствовал. Сердце под ладонью, тепло, жизнь.

Оля встала, потянула его за руку. Выключила свет. Окно открыто, луна светит, холодный свет заливает комнату. Вернулась к нему, стянула футболку через голову. Под ней ничего. Бледная кожа, тонкие плечи, маленькая грудь. Не стеснялась. Смотрела прямо.

— Я не красавица. Тощая, плоская. Но я твоя. Сегодня. Если хочешь.

Легионер смотрел на неё. Красивая. По-своему. Не модельная, не идеальная. Живая, настоящая, своя.

Он встал, снял рубашку. Тело шрамы покрывают. Пулевые, ножевые, осколочные. Карта войны на коже. Оля ахнула тихо, коснулась шрама на плече — свежий, от когтей псевдомедведя.

— Боже… что с тобой делали?

— Война.

— Страшно жил.

— Жил как умел.

Она обняла его, прижалась. Кожа к коже, тепло к теплу. Целовала шрамы, один за другим. Нежно, бережно. Как будто лечила прикосновениями.

Пьер обнял её, поднял на руки. Лёгкая, невесомая почти. Положил на кровать, лёг рядом. Целовал медленно — губы, щёки, шею. Руки гладили осторожно, изучали. Каждый изгиб, каждую линию. Шершавости от струн на пальцах, родинка на плече, тонкие рёбра под кожей.

Оля дышала тяжело, глаза закрыты, губы приоткрыты. Руки гладили его спину, плечи, грудь. Изучала шрамы пальцами, запоминала.

— Пьер… — прошептала она. — Будь со мной. Полностью. Пожалуйста.

Он посмотрел в её глаза. Золотистые, затуманенные, открытые. Доверие полное, страх и надежда вместе.

— Уверена?

— Уверена.

Остальное растворилось в близости. Руки, губы, дыхание. Медленно, нежно, осторожно. Он боялся сломать её — такая хрупкая, маленькая. Она прижималась, шептала его имя, целовала.

Первый раз за годы он чувствовал не просто тело. Чувствовал человека. Связь, близость, тепло. Не функцию, не разрядку. Настоящее. Два человека, вместе, живые.

Оля сжимала его плечи, дышала в шею, вскрикивала тихо. Он целовал её, двигался медленно, смотрел в глаза. Видел как меняется выражение — от робости к страсти, от боли лёгкой к наслаждению.

— Не останавливайся, — прошептала она. — Пожалуйста, не останавливайся.

Он не останавливался. Любил её медленно, нежно, полностью. Забыл про войну, про Зону, про мёртвых. Только она, только сейчас, только это.

Время перестало существовать. Только дыхание, прикосновения, шёпот. Луна плыла по небу за окном, тени двигались по стенам. Они двигались вместе, дышали вместе, существовали вместе.

Когда волна накрыла их обоих, Оля вскрикнула, вцепилась в него, задрожала. Пьер прижал её, крепко, бережно. Чувствовал как она пульсирует вокруг него, как бьётся её сердце, как дышит.

Они лежали неподвижно, переплетённые, тёплые. Он гладил её волосы — бирюзовые кончики мягкие под пальцами. Она лежала на его груди, слушала сердцебиение, рисовала узоры по шрамам.

— Спасибо, — прошептала она.

— За что?

— За то что остался. За то что здесь. За то что живой.

Легионер поцеловал её в макушку.

— Спасибо тебе.

— За что мне?

— За то что заставила вернуться.

Оля подняла голову, посмотрела на него. Улыбнулась устало, счастливо.

— Вернуться откуда?

— Из мёртвых.

Она положила голову обратно на его грудь. Вздохнула глубоко, расслабленно.

Они лежали так, молчали, просто были. Близость тихая, мирная. Пьер гладил её спину, чувствовал как дыхание замедляется, становится ровным. Засыпает.

Но он не спал. Смотрел в потолок, чувствовал её вес, тепло. Живая девушка на груди. Доверяет, спит, дышит. Первый раз за годы кто-то доверяет полностью.

Ответственность тяжёлая. Страшная даже. Что если не справится? Что если волк внутри проснётся, разрушит всё? Что если война вернётся за ним?

Но сейчас, здесь, в этой комнате — война далеко. Только Оля, только тепло, только жизнь.

Он закрыл глаза. Уснул тяжело, глубоко. Впервые за месяцы без кошмаров. Без мёртвых. Только темнота мирная и тепло живого человека рядом.

Проснулся от света. Солнце в окно, яркое, холодное, утреннее. Оля рядом, спит ещё. Лицо спокойное, губы чуть улыбаются. Волосы растрёпаны, бирюзовые пряди на лице. Простыня до подбородка, плечи голые.

Пьер лежал неподвижно, смотрел на неё. Красивая. Живая. Его. Хотя бы на один день, но его.

Оля открыла глаза, увидела его. Улыбнулась сонно.

— Доброе утро.

— Доброе.

— Не убежал пока я спала?

— Нет.

— Хорошо.

Она потянулась, зевнула, села. Простыня упала, не прикрылась. Не стеснялась. Встала, нашла футболку на полу, натянула. Босиком прошла на кухню.

Легионер оделся, последовал за ней. Кухня маленькая, окно на восток, солнце заливает. Оля ставила турку на плиту, молола кофе. Движения привычные, автоматические. Утренний ритуал.

Он сел за стол, смотрел как она готовит кофе. Молча, сосредоточенно. Волосы светятся в солнце — золотисто-бирюзовые. Футболка большая, до середины бедра, ноги голые.

Кофе сварился. Оля разлила по двум чашкам. Принесла к столу, села напротив. Протянула одну ему. Взяла свою, обхватила обеими руками. Смотрела в окно, молчала.

Пьер пил кофе медленно. Крепкий, горький, правильный. Смотрел на неё, она смотрела в окно. Молчание комфортное, без напряжения.

Солнце поднималось выше, свет становился ярче. Город просыпался — машины за окном, голоса соседей, жизнь начиналась.

Оля допила кофе, посмотрела на него. Улыбнулась тихо.

— Не жалеешь?

— О чём?

— Что остался. Что ночь была.

Легионер покачал головой.

— Не жалею.

— Правда?

— Правда.

Она встала, обошла стол, села к нему на колени. Обняла за шею, положила голову на плечо. Сидели так, молчали. Солнце грело, кофе остывал, город жил.

Первое утро новой жизни. Без войны, без Зоны, без смерти. Просто утро. С кофе, с девушкой, с тишиной.