— Отлично. Поехали.

Мы оставили машину у дома и пошли пешком. От нашей квартиры до Рамблы — минут двадцать прогулочным шагом. Вечер был тёплым, улицы — полны людей. Барселона праздновала победу в Кубке Короля.

На Рамбле было многолюдно даже по меркам этой улицы. Туристы, местные, уличные артисты, продавцы цветов. Живой поток людей, который никогда не останавливается.

Нас узнали почти сразу.

— Сергеев! Это Сергеев!

Группа молодых парней в сине-гранатовых шарфах бросилась к нам. Я привычно улыбнулся, приготовился к автографам.

— Сеньор Сергеев! Два гола вчера! Вы лучший!

— Можно фото?

— Автограф, пожалуйста!

Я подписывал всё, что мне совали — салфетки, футболки, чьи-то руки. Катя стояла рядом, улыбалась. Она давно привыкла к этому.

— Это ваша жена? Красавица!

— Сеньора, вам повезло с мужем!

Катя смеялась.

— Это ему со мной повезло.

Мы шли по Рамбле, и каждые пятьдесят метров нас останавливали. Автографы, фотографии, рукопожатия, объятия. Барселона любила своих героев.

Бар назывался «Эль Канто дель Куле» — «Песня болельщика». Маленькое заведение в переулке недалеко от площади Каталонии. Стены увешаны шарфами, фотографиями, флагами. Телевизор над барной стойкой показывал повтор вчерашнего финала.

Когда мы вошли, бар взорвался.

— Матерь Божья! Это Сергеев!

Человек двадцать болельщиков вскочили со своих мест. Кто-то зааплодировал. Кто-то запел гимн «Барселоны». Бармен уронил бокал.

— Сеньор Сергеев! Какая честь! Что будете пить? За счёт заведения!

Я поднял руку.

— Спасибо, но я заплачу. Мне пиво. Жене — бокал белого вина.

— Сейчас!

Нас усадили за лучший столик — прямо под огромной фотографией Круиффа-игрока. Болельщики обступили нас, но держали дистанцию, уважали личное пространство. Только просили автографы и фотографии.

Я не отказывал никому.

— Сеньор Сергеев, вы вчера были великолепны!

— Два гола! И какие голы!

— А Алешанко? Видели, как он забил?

— Хосе Рамон — красавец!

Катя пила вино и наблюдала за происходящим с улыбкой. Ей нравилось это — быть женой человека, которого любят тысячи людей.

— Они тебя обожают, — сказала она тихо.

— Они обожают «Барселону», — ответил я. — Я просто часть этого.

— Не скромничай. Ты — большая часть.

Мы просидели в баре почти два часа. Пили пиво, я одну кружку, разговаривали с болельщиками, фотографировались, я подписывал автографы. А когда расплачивался то увидел в руках Пако, бармена, Полароид, интересную игрушку с моментальными снимками

— Для особых случаев! Сеньор Сергеев, можно с вами?

Щёлкнул затвор, выползла белая карточка. Через минуту на ней проступили лица — я, бармен, Катя между нами. И прямо над нашими головами — большие круглые часы на стене. Без пятнадцати одиннадцать.

— Ещё одну! — крикнул кто-то из болельщиков.

Бармен щёлкал снова и снова. Я с Катей. Я с фанатами. Общий снимок у стойки — человек десять набилось в кадр, все в сине-гранатовых шарфах, все счастливые.

На каждой фотографии — часы. На каждой — время.

Само собой что одну карточку я взял себе, на память.

Иногда удача сама идёт в руки.

Утро первого апреля началось со звонка телефона.

Восемь утра. Я только проснулся, ещё не успел выпить кофе. Катя спала рядом. Сашка возился в своей кроватке.

Я взял трубку.

— Алло?

— Слава, это Саня. Ты газеты видел?

Голос Заварова был напряжённым. Это не сулило ничего хорошего.

— Какие газеты? Я только проснулся.

— «Marca». Первая полоса. Там… В общем, сам посмотри.

Я положил трубку, оделся, вышел на улицу. Киоск был в двух шагах от дома. Купил «Marca» — мадридскую спортивную газету, которая никогда не упускала возможности потоптаться на «Барселоне».

Первая полоса. Огромный заголовок:

«DE LA COPA A LA ORGÍA»

«От Кубка до оргии»

Под заголовком — фотография. Снято на любительскую камеру, но разобрать можно: полуголые девицы танцуют на столе, вокруг — люди в футболках «Барселоны». Кто-то из обслуги неплохо заработал этой ночью.

Я перевернул страницу. Там было ещё хуже.

Фотографии, имена, подробности. Официант, охранник, кто-то из тех, кто должен был молчать, решил заработать.

«Источники сообщают, что на вечеринке присутствовали проститутки из элитного эскорт-агентства. Среди гостей были замечены: капитан команды Хосе Рамон Алешанко, полузащитники Бернд Шустер и Виктор Муньос, нападающие Гарри Линекер и советские легионеры Ярослав Сергеев и Александр Заваров…»

Моё имя. Чёрным по белому.

Я стоял посреди улицы и улыбался.

Попались, мадридские ублюдки.

«Marca» — мадридская газета. Рупор «Реала». Они никогда не упустят возможности пнуть «Барселону». И вот — пожалуйста. Огромный скандал, компромат, грязь.

Только вот незадача: у меня в кармане лежит полицейский протокол и фотография. Железное алиби. А значит, всё, что они написали обо мне клевета. Чистая, незамутнённая клевета, за которую в Испании можно засудить так, что мало не покажется.

Я аккуратно сложил газету и пошёл домой. Я человек не злой, но репутация дороже.

День первого апреля — День дурака. Ирония судьбы.

К полудню скандал разгорелся в полную силу. Телевидение, радио, все газеты — только об этом и говорили. «Оргия в Педральбесе», «Проститутки для чемпионов», «Позор Барселоны». Заголовки один хуже другого.

Нуньес вызвал всю команду на базу к двум часам дня.

Хосеп Луис Нуньес — президент «Барселоны». Человек жёсткий, консервативный, помешанный на репутации клуба. Он руководил «Барселоной» уже десять лет и привык, что всё делается так, как он хочет.

Сейчас он был в ярости.

— Вы понимаете, что вы натворили? — его голос разносился по конференц-залу. — Понимаете, какой ущерб репутации клуба?

Мы сидели молча. Вся команда — двадцать с лишним человек. Круифф стоял у стены, скрестив руки на груди. Его лицо было непроницаемым.

— Мы выиграли Кубок Короля! — продолжал Нуньес. — Первый за пять лет! Это должен был быть праздник! А вместо этого — позор! Проститутки! Фотографии в прессе! Мадридские газеты смеются над нами!

Алешанко попытался что-то сказать, но Нуньес не дал ему и рта раскрыть.

— С сегодняшнего дня Алешанко лишается капитанской повязки! Это моё решение, и оно окончательно! Все участники вечеринки — штраф в размере месячной зарплаты!

Хосе Рамон побледнел. Его жена была на яхте с другими дамами, но утром, когда вышла газета, она позвонила ему и устроила скандал. Кричала так, что, говорят, было слышно на другом конце Барселоны. А потом уехала к родителям. Сказала, что ей нужно время подумать.

Нуньес ещё минут десять распекал команду, потом махнул рукой.

— Всё. Свободны. И чтобы больше ничего подобного!

Мы начали расходиться. Я уже был у двери, когда услышал:

— Сергеев, Заваров — останьтесь.

Обернулся. Нуньес смотрел на нас. Круифф тоже.

Мы вернулись. Дверь за последним из игроков закрылась.

— Садитесь, — сказал Нуньес уже другим тоном. Тише, но жёстче. — Вы помните, сколько клуб за вас заплатил?

Вопрос был риторический. Все знали сколько.

— Двадцать миллионов фунтов за одного, — Нуньес ткнул пальцем в мою сторону. — Мировой рекорд. Пять миллионов за другого. Двадцать пять миллионов. И сейчас я вижу вот это? Шлюхи на вечеринке?

Заваров открыл рот, но Нуньес не дал ему сказать.

— Я вложил в вас деньги, которые занял у половину Берселоны. Я поставил на карту свою репутацию. А вы? Вы трахаете проституток вместе со всеми остальными?

— Мы ушли рано, — сказал Заваров. — До того, как…

— Это ты мне говоришь. А газеты пишут другое. И болельщики читают газеты, а не твои оправдания.

— У меня есть доказательства, — сказал я.