— Что именно?

— Не знаю пока. Но ведь «Барселона» — это не просто футбольный клуб. «Més que un club», да? Больше, чем клуб. Вот и надо показать, что это правда. Не только на поле.

Катя всегда была такой. Тонко чувствующей, отзывчивой на чужую боль. Там, где я ещё только формулировал смутное ощущение неправильности, она уже видела конкретное действие.

— Мы с Мишель обсуждали, — продолжила она. — Можно организовать сбор помощи. От клуба. Лицами сделать тебя и Гарри — вы же звёзды, вас знает вся Испания. Нужно эфирное время на телевидении, радио. Напечатать листовки, объявления. Открыть счёт, куда люди смогут переводить деньги.

— А «Валенсия»? — спросил я. — Это же их регион. Они наверняка что-то организуют.

— Пусть организуют. Чем больше помощи, тем лучше. Речь не о конкуренции, Слава.

Она была права. Разумеется, права.

Вечером мы собрались вчетвером — я, Катя, Гари и Мишель. Сидели у нас в гостиной, пили вино — красное, риоху, которую Гари привёз из какой-то своей поездки. За окном темнело, ноябрьские сумерки опускались на Барселону мягко и незаметно. Здесь, в Каталонии, никакого дождя не было — сухо, тепло по местным меркам, градусов пятнадцать.

Гари сидел на диване, закинув длинные ноги на журнальный столик. Мишель устроилась рядом, прижавшись к его плечу. Катя принесла из кухни тарелку с сыром и хамоном, поставила на стол.

— Значит, благотворительная кампания, — сказал Гари. Его испанский за эти месяцы заметно улучшился, но он по-прежнему предпочитал английский. — Звучит хорошо. Но нужно понять, как это правильно сделать.

— Нужно идти к Нуньесу, — сказал я.

Хосеп Льюис Нуньес. Президент «Барселоны». Бизнесмен, строительный магнат, политик в той мере, в какой президент такого клуба неизбежно становится политиком. Человек, который думает категориями репутации, влияния, стратегии. Если мы хотим сделать что-то серьёзное от имени клуба — без него никак.

— Он согласится, — сказала Мишель. — Это же отличный PR для «Барсы». Иностранные звёзды помогают испанцам — это красиво.

— Дело не только в PR, — возразила Катя. — Люди действительно пострадали. Им нужна реальная помощь.

— Одно другому не мешает, — Гари пожал плечами. — Если Нуньес получит хороший PR, а пострадавшие получат деньги и вещи все в выигрыше. Не вижу проблемы.

Он был прав, конечно. Прагматичный англичанин, всё раскладывающий по полочкам. Но Катя смотрела на него с лёгким неодобрением — для неё важна была чистота мотива, а не только результат.

Я думал о другом.

Благотворительность — странная штука. Особенно когда ею занимаются знаменитости. Богатые люди, публичные лица, звёзды спорта или кино — они встают перед камерой, говорят десять слов с проникновенным выражением лица, фотографируются с каким-нибудь символическим чеком, жмут десяток рук на красиво организованном мероприятии. А потом уезжают обратно в свои особняки за высокими заборами выложенные мешками с деньгами.

И говорят простым людям: давайте, открывайте кошельки. Помогите нуждающимся. Мы-то своё лицо уже показали, наше дело сделано.

Это всегда казалось мне фальшивым. Богатые агитируют бедных делиться последним в пользу ещё более бедных — хотя казалось бы, сами могли бы просто взять и напрямую помочь. Без всей этой цирковой мишуры.

Я понимал, почему так происходит. Статус звезды не делает тебя автоматически хорошим человеком. Не делает тебя лидером мнений во всём подряд. Не делает твоё мнение авторитетным за пределами твоей компетенции. Звёзды с умным выражением лица зачастую несут такую ересь, что диву даёшься. Особенно когда начинают рассуждать о политике, экономике, социальных проблемах. Так что, может, и правильно, что от них требуется только лицо, а не мысли.

Но здесь, в нашей ситуации, всё было иначе.

Потому что я собирался не просто торговать лицом. Я собирался вложиться сам. Серьёзно вложиться, существенной суммой. Не символическим чеком на камеру, а настоящими деньгами, которые пойдут на настоящую помощь.

И если так — то никакого противоречия нет. Тогда можно и агитировать других без ощущения фальши.

— Я дам денег, — сказал я вслух. — Много. И если мы будем призывать людей жертвовать — это будет честно. Потому что мы сами жертвуем, а не только призываем.

Гари кивнул:

— Я тоже. Мишель?

— Конечно, — она даже удивилась вопросу.

— Значит, решено, — сказала Катя. — Завтра идём к Нуньесу.

Нуньес принял нас в своём кабинете на «Камп Ноу» — просторном, с видом на поле через панорамное окно. За спиной президента висели фотографии: он с королём Хуаном Карлосом, он с Круиффом, он с какими-то политиками, которых я не узнавал.

Выслушал он нас внимательно, не перебивая. Сидел, сцепив пальцы на столе, смотрел то на меня, то на Гари.

Когда Катя, она взяла на себя роль главного переговорщика, закончила излагать план, Нуньес помолчал секунд десять. Потом улыбнулся.

— Мне нравится.

Он встал, прошёлся к окну, посмотрел на пустое поле внизу. Рабочие меняли какие-то рекламные щиты вдоль бровки.

— «Барселона» — это больше, чем клуб, — сказал он, не оборачиваясь. — Мы говорим это постоянно. Но слова должны подкрепляться делами. Сейчас — как раз такой момент.

Он повернулся к нам:

— Вот что мы сделаем. Клуб выделит ресурсы. Эфирное время на каталанском телевидении, я договорюсь с TV3. Радио — это проще. Рекламные щиты вокруг поля — я поговорю с арендаторами, попрошу уступить часть времени под социальную рекламу. Или используем наши информационные табло. Напечатаем плакаты, листовки. Откроем специальный счёт при клубе.

Он указал на нас с Гари:

— Вы двое станете лицами кампании. Снимем ролик, проведём несколько публичных мероприятий.

— А «Валенсия»? — спросил я. — Они наверняка тоже что-то организуют.

— Разумеется. И это хорошо. Пусть помогают все. Катастрофа не знает клубных цветов.

Нуньес вернулся к столу, но садиться не стал — оперся руками о спинку кресла.

— И ещё, — он поднял палец. — Я позвоню Лерме. Жоан Лерма, президент Валенсийского сообщества. Мы знакомы. Нужно узнать, что именно требуется пострадавшим — не будем отправлять одеяла, если им нужны насосы для откачки воды. Координация с местными властями это важно. Они на месте, они знают ситуацию лучше нас.

Вот это был уже другой уровень. Не просто собрать денег и отправить что попало, а целенаправленная, адресная помощь. Нуньес думал как администратор, как политик, и это было именно то, что нужно.

— Лерма социалист, — добавил Нуньес, словно читая мои мысли. — Я — нет. Но в таких вопросах политика не имеет значения. Люди пострадали, им нужна помощь. Всё остальное — потом.

Катя посмотрела на меня с выражением «я же говорила». Més que un club. Больше, чем клуб. Оказывается, это не просто красивые слова.

Через три дня мы снимали рекламный ролик. Простой, без изысков. Мы с Гарри стояли на фоне клубного герба, по очереди говорили в камеру. Он — по-английски с субтитрами, я — на своём корявом испанском, который, впрочем, уже становился всё менее корявым.

Текст был короткий. Несколько предложений о том, что случилось в Валенсии. Призыв помочь. Номер счёта на экране.

Ролик начали крутить через неделю после наводнения. По TV3, по радио, на информационных табло перед матчами.

Нуньес сдержал слово — он связался с Лермой, и из Валенсии пришёл конкретный список: нужны насосы, генераторы, тёплая одежда, детское питание, медикаменты. Не абстрактная «гуманитарная помощь», а конкретные вещи для конкретных нужд.

И деньги пошли.

Сначала тонкой струйкой — сотня песет тут, пятьсот там. Пенсионеры, студенты, домохозяйки. Потом подключились компании — небольшие пожертвования, но их было много. А потом и крупные суммы: местные бизнесмены, которые хотели показать свою социальную ответственность, несколько банков.

К концу ноября на счету было достаточно, чтобы закупить всё по списку и ещё сверх того. Насосы, генераторы, одежда, продукты, медикаменты — всё это отправилось в пострадавшие районы колонной грузовиков с эмблемой «Барселоны» на бортах.