В зале на мгновение воцарилась тишина. Претендентка не пошла на конфликт, но и не отступила, найдя точную и убедительную аналогию. Даниил, сидевший напротив, одобрительно кивнул.
Симеон не сдавался. Его вопросы сыпались как град, становясь все изощреннее и придирчивее. Он требовал назвать точное количество «микробов» в капле болотной воды, спросил, как отличить сыпь от «ангельской огнивки» от сыпи вызванной «невидимцами», и почему, если женщина — сосуд греха и слабости, ее руки могут нести исцеление, а не осквернение?
Марья отвечала твёрдо, без тени сомнения. Она говорила о том, как выхаживала раненных стрельцов в Тульской крепости. Как до этого практиковалась, помогая повитухам и знахаркам в госпитале для бедных, устроенном по указу царя. Она цитировала анатомические атласы, утвержденные государем, и рассказывала о случаях, когда мытье рук и кипячение инструментов спасали роженицу от родильной горячки или раненного воина от инфекции вызванной скученностью и близостью множества мёртвых тел.
Давление нарастало. Мужчины в черных мантиях, словно стая воронов, молчаливо окружали ее своим неодобрением. Их взгляды говорили громче слов: -Твое место у печи, у колыбели, а не у операционного стола.
Наконец, Анастасий поднял руку: -Довольно! Твои познания… обширны. Но врачевание — это не только знание. Это авторитет. Это доверие. Но поверят ли тебе пациенты? Согласится ли боярин, чтобы твоя рука, рука женщины, держала нож у его плоти? Согласится ли его жена?
-Господа доктора, -голос Марьи дрогнул, но не прервался. — Вы говорите о доверии. А я говорю о жизни. Я видела, как умирают женщины в родах от рук грязных повитух, потому что врач-мужчина сочтет ниже своего достоинства принять роды. Я видела, как крестьянские дети гибнут от поноса, потому что знахарь шепчет над ними заговоры, не зная о микробах. Государь открыл вам глаза на истину, а вы прячете эту истину за своим высокомерием! Вы боитесь не за доверие больных… Вы боитесь меня. Боитесь, что я окажусь лучше вас. Что ваша ученость лопнет, как мыльный пузырь, перед простым умением спасать жизни.
Она сделала шаг вперед: Царь велел принимать всех, кто знает. Я знаю. Я доказала это. А если вы, нарушив его указ, откажете мне… то какие же вы хранители его науки? Вы - просто старые гордецы, боящиеся света, который принес вам ваш же государь!
Повисшее в зале молчание было густым и тяжёлым.
Симеон побледнел от ярости. Даниил смотрел на Марью с интересом и даже с лёгким восхищением. А старый Анастасий уставился на пергамент с государевым указом, лежавший перед ним. Его пальцы сжимали резную ручку кресла до боли, до белых костяшек пальцев. «Лев» понимал: она была права. В правоте этой девицы таилась угроза для всего их мира. Принять ее — значит разрушить сложившийся многовековой уклад. Отказать — рискнуть гневом государя, чья воля была законом, а познания — пугающе безграничны.
Мозаика, на красной кирпичной стене, выполненная не из камней, а из кусочков цветного стекла, которое не так давно научились в больших количествах варить московские стекловары изображала необходимость правильного мытья рук врачом. Выложенный на ней молодой врач чем-то, возможно только лишь пытливым блеском глаз, походил на молодого Данила. Колеблющейся из-за сквозняков свет свечей играл на лице стеклянного врача и Анастасию показалось будто тот внимательно наблюдает за ним, также ожидая окончательного решения. Почему-то старому «Льву» сделалось неуютно под взглядом сложенных из мелких стеклянных осколков глаз.
-Кандидатка Марья! Высочайшая коллегия объявляет своё решение. Ты… -старый Анастасий сделал паузу чтобы сглотнуть образовавшийся в горле ком: -Принята! С испытательным сроком в два месяца.
Симеон, не стесняясь, плюнул на пол и тряся бородой быстро выше, практически выскочил, прочь из зала. Данил демонстративно несколько раз хлопнул в ладоши, кивнул новой коллеги и помог Анастасию собрать разложенные на столе документы.
Ноги не удержали Марью. Она вынуждена была присесть, переводя дух и не верящим взглядом наблюдала за тем, как двое мужчин собираются и тушат свечи.
-Приходи завтра. Иди сразу в операционное отделение, это третий дом от дороги. Не спутаешь, на стене мозаика в виде рук врача, иссекающего рану, -с лёгкой усмешкой напутствовал её Данил. -Я буду там тебя ждать.
Марья кивнула и, не смотря на слабость ног, вышла, стараясь идти с твёрдой, несгибаемой спиной.
После оглашения вердикта Анастасий не сказал ей ни слова и даже не посмотрел в её сторону. На выходе из зала его остановили двое молодых людей явно спешивших, но, похоже всё-таки опоздавших.
-Здесь будет проходить испытание девицы Марьи? -напористо спросил тот, что был облачён в тёмный кафтан с неброской, но тонкой вышивкой на груди в виде собачьей головы.
Увидев эту вышивку, «Лев» вздрогнул и переглянулся с Данилой. Что могло здесь понадобиться тёмнику и, судя по кафтану, не из простых чинов? В любом случае, при общении с прямыми исполнителями царской воли требовалось соблюдать максимальную осторожность и высказывать наибольшую покорность.
-Оно уже закончилось, -сообщил Данил так как Анастасий молчал.
-И какой вынесли вердикт?
-Пригодна с испытательным сроком.
-Приятно видеть, как исполнение указов царя-отца находит место в обычной жизни, одобрил тёмник и Анастасий смог наконец сглотнуть образовавшийся в горле ком. Всё-таки он всё сделал правильно, когда решил судить согласно указу, а не пойти на поводу у злословца Симеона – ревнителя замшелых традиций.
-Чем ещё можем помочь?
-Мы привезли увеличительные стёкла. Они помогут разглядеть мелкие детали или вовсе увидеть невидимое обычным глазом, -вступил в разговор второй молодой человек.
-Очень интересно, -оживился Данил. -Могу ли я посмотреть? Разумеется с вашего разрешения, мэтр…
Анастасий устало кивнул. Пожалуй, он и правда уже слишком стар. Невидимые поганцы-микробы, от которых, по слову царя, следует мыть руки и не просто ополаскивать, а прямо тереть до красноты. Врачи – девицы. А теперь ещё и увеличительные стёкла, позволяющие видеть невидимое. Как много всего! Старость это когда то, что интересно молодым тебя самого только лишь утомляет.
-Прошу займитесь этим и, если стёкла окажутся полезными, представьте их полной коллегии отдельным докладом, -распорядился «Лев».
-Будет исполнено, -радостно кивнул Данил и увлёк гостей за собой.
Поднявшись в свой кабинет, Анастасий велел заварить себе отвару, но не дождался, уснув в кресле. Поставленная перед ним чашка медленно остывала пока не стала совершенно холодной.
***
Фёдор Васильевич и Григорий Булатович, знаменитые московские ювелиры, оба так сильно торопились на встречу с царским мастером обещавшим раскрыть новые тайны чудесной «оптической науки» что буквальным образом столкнулись в дверях и тут же принялись рядиться кто из них должен кого пропустить и кто имеет больше прав пройти в дверь первым.
Фёдор Васильевич кичился что он пока ещё выбранный глава гильдии ювелиров и по праву носит титул «золотого мастера». Григорий Булатович, известный смутьян и вольнодумец, прославившийся неоднократными спорами с заказчиками даже из числа духовенства, настаивал, что очередные выборы главы гильдии не за горами и что «сегодня ты – золотой мастер, а завтра – я».
-Вот когда будет завтра, тогда и станешь проходить первым, а пока пропусти меня! -горячился Фёдор Васильевич.
-Куда ты лезешь, старый хрыч, -экспрессивно отвечал Григорий Булатович. -Куда ты прёшь?!
Формально позиция была сильнее у Фёдора Васильевича. Но положение осложнялось тем, что Григорий Булатович моложе, сильнее и, чего греха таить, наглее. Исход противостояния оставался пока неопределённым.
Кто знает, чем могла бы закончилась их ссора, если бы оба вдруг не замолчали, прислушались и тут же побежали вверх по лестнице уже не обращая внимание на первенство, боясь только лишь одного – опоздать.
