— И теперь, вместо того чтобы увидеть, что каждый из вас по-своему пытается защитить своих, вы дерётесь из-за меня, будто я какой-то трофей.

— Ты не трофей, — тихо сказал Кэнай. — Ты...

— Я — человек, которому не всё равно, — перебила я. — Как и вам всем. И, возможно, именно поэтому между нами есть эта… связь. — Я жестом указала между нами. — Потому что мы все злимся на одну и ту же несправедливость. Мы не просто хотим на неё жаловаться — мы хотим что-то изменить.

Я глубоко вдохнула, собираясь так же, как перед решающим допросом в суде.

— Но если мы действительно собираемся что-то изменить, мы не можем грызть друг другу глотки. Система выживает именно потому, что держит вас разобщёнными и подозрительными друг к другу.

Выражение лица Алекси изменилось. Его лесные зелёные глаза изучали меня с такой пристальностью, что у меня покалывало кожу.

— Ты понимаешь, — сказал он.

Я кивнула.

— Я юрист по трудовому праву. Я видела этот сценарий сотни раз. Рабочих делят, стравливают друг с другом, убеждают, что их настоящий враг — сосед по цеху, а не система, которая эксплуатирует их, пока те, кто наверху, богатеют.

— Ты хочешь, чтобы я снова пожертвовал своим народом ради «общего блага», — его голос дрогнул. — Так же, как это уже делали раньше?

— Мы никогда не просили бы этого, — резко возразил Кэнай, но я снова подняла руку.

— Алекси, тебя годами просили быть терпеливым, пока твои люди почти не видят изменений, а народ Кэная получает магическую защиту. Это кажется несправедливым — и ты злишься. И ты прав злиться. Но и они имеют право злиться, когда любое единство рушится. Здесь все чувства оправданны. Вопрос только в одном — позволим ли мы этой злости уничтожить любой шанс на реальные изменения?

В комнате стало тихо. Только огонь потрескивал в камине. Я почувствовала, как меняется энергия — агрессия отступает, позёрство ослабевает. Немного. Но это было начало.

Я потянулась к связи между мной и Алекси — потому что она была. Я больше не могла это отрицать, так же как не могла отрицать то, что чувствовала к Кэнаю и Таймуру. Я не понимала магию, но понимала, как эти двое изменили мою жизнь — сделали меня защищённой, любимой. Люди не могут принимать правильные решения, когда они одиноки и борются за выживание. Как я могла ожидать иного от Алекси?

Пожалуйста. Поверь мне. Поверь нам.

Ноздри Алекси дрогнули. Он окинул меня взглядом с ног до головы, пробормотал что-то себе под нос — и повернулся к проломанной двери.

— Мне нужно подумать, — сказал он и вышел в падающий снег.

Алекси ушёл недалеко. Я видела, как он меряет шагами снег у кромки леса, окружающего шале. Когда солнце начало клониться к закату, Кэнай попытался предложить ему гостевую спальню — но Алекси отказался.

Кэнай вернулся в шале.

— «Он сказал», — Кэнай нарочито перешёл на грубый финский акцент, — «Мы, лесные олени, не нуждаемся в таких роскошных условиях. Мы привыкли к холоду и снегу». Как будто я не привык! — Он провёл руками по лицу и плюхнулся на диван между мной и Таймуром.

Свет камина отбрасывал тени на их лица, пока мы сидели молча. Присутствие Алекси давило на окна, как сгущающиеся сумерки. Через связь я чувствовала, как в Кэнае бурлит раздражение, а энергия Таймура звенит от злости.

— Он невозможен, — наконец пробормотал Таймур, следя взглядом за силуэтом Алекси между деревьями. — Точно так же было в прошлом году. Мы почти пришли к единству, и он просто… ушёл. Позволил идеалу стать врагом хорошего.

— Ты видел, через что проходит его народ, — тихо сказала я, наблюдая, как массивная фигура за окном на мгновение замирает, глядя на появляющиеся звёзды. — Ты знаешь, почему он так поступил.

— Мы знаем, — процедил Кэнай, и в его голосе прорезалась защита. — Но постепенные изменения лучше, чем никакие. Если бы мы тогда смогли протолкнуть первое соглашение...

— Он не может смотреть на это так.

Слова вырвались резче, чем я собиралась. Оба моих альфы повернулись ко мне, и через наши связи прокатилась волна удивления.

— Я не говорю, что вы были неправы, пытаясь. Но вы правда не понимаете, почему он не смог поставить подпись под договором, который улучшал жизнь всем… кроме его людей, которые оставались внизу?

Челюсть Таймура напряглась.

— Так что ты предлагаешь?

Я встала и подошла к окну, откуда Алекси был виден отчётливее. Теперь он стоял совершенно неподвижно, его дыхание клубилось маленькими облачками в темнеющем небе. Одиночество, исходившее от него, болезненно сжало мне грудь.

— Мы используем это. Используем то, что только что произошло.

— Используем то, что он выбил нашу дверь и напал на нас? — в голосе Кэная звучал скепсис.

Я повернулась к ним.

— Подумай стратегически. В любых переговорах нужно иметь что-то, чего хочет другая сторона — иначе они не сдвинутся с места. А теперь у нас есть то, чего он хочет.

Кэнай выпрямился, его тактический ум мгновенно уловил направление мысли.

— Ты предлагаешь использовать его связь с тобой как рычаг давления?

— Я предлагаю, — сказала я осторожно, нащупывая мысль вслух, — что впервые у Алекси появился личный интерес в сотрудничестве. Ему нужно доказать, что он способен работать с другими. Ему нужно… — я запнулась. — Доказать это для меня.

Лес за окном дрогнул от ветра, снег закручивался вокруг фигуры Алекси. Даже отсюда я видела напряжение в его плечах, то, как его руки сжимались и разжимались. Он сражался с чем-то внутри себя. Хотел ли он заявить на меня право — или защитить свой народ? Скорее всего, и то и другое.

— Он воспримет это как манипуляцию, — предупредил Таймур, но его тон уже изменился — от отмахивания к вдумчивости. — Лесные олени ценят прямоту. Честность. Если он решит, что мы играем в игры...

— Я не играю, — я вернулась к дивану и села так, чтобы видеть их обоих. — Мы будем абсолютно откровенны. Скажем ему прямо, что нам от него нужно — не только в контексте возможных отношений, но и для успеха объединения. Дадим понять, что эти вещи связаны. Потому что они связаны. Как я могу быть с ним, если он не способен сотрудничать с вами?

Через связь я почувствовала, как их эмоции сдвигаются — сопротивление сменяется неохотным размышлением. За окном Алекси снова начал ходить взад-вперёд, протаптывая дорожку в свежем снегу.

Таймур тяжело выдохнул.

— Значит, он не врал насчёт связи?

Я покачала головой.

— Ты хочешь, чтобы я её отвергла?

Сердце дёрнулось от самой мысли, но как я могла не задать этот вопрос, если эти двое были для меня всем? Как я могла быть настолько жадной, чтобы хотеть большего?

Их руки мгновенно обвили меня, носы уткнулись в изгиб моей шеи.

— Мы уже говорили тебе, — прошептал Кэнай. — Так для оленей не работает. Связь — священна. Её нельзя просто игнорировать.

Таймур фыркнул.

— Да, но если бы я знал, что это закончится стаей с Алекси, я бы, может, задумался получше.

Кэнай тихо рассмеялся.

— Судьба иногда шутит странно, да? Мне не нравится эта идея… но почему-то кажется, что именно это нам и нужно.

Они прижались ко мне ещё теснее, их тепло окружило со всех сторон.

У судьбы, определённо, было весьма своеобразное чувство юмора.

На следующее утро я проснулась, зажатая между Кэнаем и Таймуром. Через нашу связь я чувствовала, что оба они ещё наполовину спят — их дыхание было глубоким и ровным.

Я осторожно села, стараясь их не разбудить, и потянулась мысленно — к Алекси.

— Он снаружи, — пробормотал Кэнай, не открывая глаз. — Ходит туда-сюда с рассвета.

— С ним всё в порядке?

— Определённо нет, — так же сонно отозвался Таймур. — Но он, по крайней мере, ни на кого не нападает — если ты об этом.

Я выбралась из постели, натянула тёплую одежду и вышла наружу, следуя за ощущением присутствия Алекси — его запахом кожи, хвои и пряного имбиря, ведущим меня в снег.