Ну а дальше привычно рассказал о том, что являюсь путешественником во времени. И на школьной доске теорию временных линий продемонстрировал. И почему так молодо выгляжу. И про то, что коммунизм ещё не построили, а социализм почти на всей планете, что ничуть не мешает враждовать и воевать дальше. Скоро уже от зубов будет отскакивать.

Остальные слушали. Если кто-то дойдёт до наших, обязательно передаст. Собственно, на это я и рассчитывал. Если попадутся немцам и тоже расскажут? А не страшно, те в любом случае узнают — по моим делам. А чтобы увеличить шансы, поделился имуществом. В первую очередь вещевым — из недавно ограбленного, в смысле, приватизированного склада. Этого добра не жалко.

С оружием и патронами было сложнее. На самом деле не так уж сложно. Почти полсотни немцев ведь не с пустыми руками ходили, и теперь это всё нужно было куда-то девать. Вот и раздавал командирам, чтобы те распределили по бойцам. Не просто так раздавал — каждый ствол оформлялся в акт передачи от Партизанской Дивизии к новому сформированному образованию. Всё это прекрасно и очень быстро оформляла моя заместительница, ей очень нравилось.

Оружие я, конечно же, раздал не всё до единого ствола. Раз уж начал собирать коллекцию, нужно оставлять себе хотя бы по одному экземпляру. На этот раз коллекция пополнилась ещё одним пулемётом — MG 34T, модификацией для установки на танки. В основном он отличается более тяжёлым кожухом без вентиляционных отверстий и отсутствием сошек. Как и зачем он оказался у охраны лагеря — неизвестно. Кроме пулемёта я взял: одну стандартную винтовку Маузера (не карабин); один пистолет у офицера — точно такой же «Вальтер», который ранее отдал на обмен.

Первое, что сделала Любовь Орлова, когда мы оформили всё трофейное оружие, — записала на себя этот офицерский «Вальтер». При этом от «Люгера» она избавилась, вернув его мне.

Я так и не понял, что ей не понравилось. Может, то, что первый «Вальтер», который я ей выдал, чуть ли не на следующий день обменял на какую-то ерунду? Или дело в моей неудачной шутке про «Парабеллум» из «Двенадцати стульев»? А может, ей просто сам «Вальтер» нравится больше? Не стал выяснять. Оружия у нас хватает — не жалко. Вон от маленького браунинга она отказываться не стала.

Хлопнул себя по лбу, вовремя спохватившись. У меня же теперь дивизия и ей тоже оружие понадобится, а не только для моей личной коллекции. Пора учиться думать не только о себе. Пока извиняет только то, что после схрона контрабандистов этого добра и так с избытком.

То, как самоорганизовывались остальные пленные, меня вообще не интересовало. И тем более я туда не лез со своими советами. Да кто бы меня и послушал? Но всё же происходящее видел. Командовал всем капитан Иван Андреевич Бекасов. Вот к нему с неприятным вопросом я и обратился:

— Что будем делать с захваченными немцами, товарищ командир союзного отряда?

Услышав это, он немного поморщился. Ну да, ему не нравилось, что я считаю наши отряды не разными подразделениями одной армии, а ничем и никак друг другу не обязанными союзниками. Как будто он считает меня чем-то ему обязанным, даже несмотря на спасение из плена. Предпочел бы видеть такого полезного кадра у себя в подчинённых. Но всё же спросил:

— Какими немцами?

— Так охрана вашего лагеря. Или вы думаете, они в воздухе испарились? Так нет, всё в том же моём пространственном кармане отдыхают. А он, между прочим, не резиновый. Вот и хотелось бы освободить место. В конце концов, это ваша охрана, вот вы с ней и разбирайтесь.

— В овраг их! — выкрикнул кто-то.

Одни начали возмущаться, что так нельзя, другие возражали, что только так и надо. Овраг оказался местом, куда немцы скидывали умерших от ран советских солдат. И не только умерших, а ими же и расстрелянных тоже.

В спорах, как говорится, рождается истина. Тут она тоже родилась: победил здравый смысл, а ещё то, что они сейчас никто и звать их никак. То есть советскими военнослужащими на данный момент не являются, поэтому и не обязаны соблюдать никаких уставов и конвенций. Вот когда вернутся к своим, восстановятся в армии, вот тогда и будут всё соблюдать. Я в эти споры не лез, хотя и не понимал, причём здесь конвенции? Советский Союз их не подписывал, поэтому вообще и в любом случае соблюдать не обязан.

Меня подвели к нужному оврагу. Да, запах тут стоял вполне узнаваемый. Прежде чем сбросить туда находящихся в стазисе немцев, я сначала извлёк всю их одежду и другие вещи. Всё, кроме денег и ценностей. Немецкая форма и нижнее бельё мне сейчас совершенно не нужны, а вот бывшим пленным, скорее всего, понадобится, учитывая, что с одеждой у них было крайне плохо. Особенно сапогами.

Вариант со связыванием, как с бандитами на болотах, использовать не стал. Слишком уж их сейчас много, да и я не в одиночку действую. Подошёл к самому краю оврага и материализовал всех скопом. Они сразу ухнули вниз. Вот ты только что спал или лагерь охранял, и вдруг оказываешься голый среди других таких же, а также трупов. В таком случае особо не посопротивляешься.

Вместе с охраной лагеря я сбросил и фельджандармов, которые у меня уже давно в стазисе висят. Сам не знаю, зачем их так долго таскаю. Вот честное слово — действительно не понимаю, зачем до сих пор держал их в пространственном кармане.

Поначалу думал: при случае сдам нашим. Но чем дальше, тем яснее понимаю — этот случай настанет ещё не скоро. Так зачем мне их возить с собой неизвестно сколько времени? Надо было потопить ещё там, на болотах. Однако я этого не сделал. Считал, что они — какие-никакие, но военнопленные.

Или на меня так подействовала собственная же казнь трёх уголовников? Вроде не должна была: там, на болотах, я лично застрелил нескольких бандитов — и ничего. Хотя разница всё-таки есть. Тогда это был бой, а тут — однозначно показательная казнь. Ну а раз казнил одних, то почему бы не сделать то же самое с другими?

Оставил только офицера. Зачем? Так архивы и прочие документы теперь у нас, вот как Любовь Орлова всё проверит, если возникнут вопросы, то будет у кого уточнить. Один, не толпа, его я в пространственном кармане как-нибудь потерплю. Тем более что жандармов там больше нет.

Сразу ушёл назад к своему отряду. Проверять, как бывшие пленные расправляются со своими врагами, не стал. Не потому что совесть мучила или как-то воротило — просто не стал. Да и с совестью у меня всё в полном порядке. С ней вообще у всех и всегда всё в полном порядке. Как там говорится: совесть — самый строгий судья? Да, но и самый изворотливый адвокат тоже она. А когда судья и адвокат — одно лицо, работающее на полставки, нетрудно догадаться, каким будет результат. Да, судить будет строго. Очень строго. Но потом всё равно оправдает.

Подошёл к столу и высыпал перед Любовью Орловой все ценности. Она у нас ещё и бухгалтер, вот пусть и оприходует. У такого количества народа в карманах неизбежно найдётся немало чего интересного. Как там говорилось: «портсигар отечественный — три штуки». Тут был только один, но тоже золотой. Правда, с немецким клеймом, но для владельца он однозначно был отечественным.

Ещё одни золотые карманные часы. Кроме них — двое таких же, но серебряных. Часов вообще хватало — ещё семь наручных. Кольца: 11 обручальных и две печатки. Это я только о золотых, остальные — кучкой без счёта. Всякие разные серёжки и брошки. Это уже явно из награбленного. И опять: золото отдельно, всё остальное отдельно.

Монеты — совсем не маленькая горка. Трёхлитровку ими не заполнить, а литр точно будет. Из золота — правда, всего три николаевских и один советский червонец. Вот серебра немало, но для нынешнего времени это обычное дело. Позже найду аквариумы и буду туда засыпать. Три аквариума: один для золота, другой для серебра, третий — для всего остального. Дома коллекционерам продам, ну или в качестве предметов интерьера оставлю.

Бумажных денег тоже хватало. Что интересно — не только марки, но и советские рубли. Даже не стал считать, чего и сколько. Пусть Любовь Орлова занимается, мне здешние деньги почти неинтересны.