— Буду! — начал я с ответа на второй вопрос, — Пана дома?

— Дома! — из зала в коридор вышла тётка. — Что-то случилось, Серёжа? — в глазах Левенштейн появилась лёгкая тревога.

— С чего вы это взяли, Пана Борисовна⁈ — поспешил я успокоить тётку, — Ничего не случилось, просто мне ваша консультация нужна. Профессиональная и по возможности бесплатная. Скажите, профессор, сие возможно? — изобразил я на своём лице сиротскую скорбь побирушки из голодающего Поволжья. — И еще мне покушать бы! Чего-нибудь вкусного и, чтобы много!

Разумеется, отказа на мои просьбы не последовало. Ни на первую, ни на вторую.

Пока Пана и Лиза суетились на кухне, я успел переодеться и принять душ.

— Что ты хотел спросить, Серёжа? — сидевшая напротив меня за кухонным столом тётка, поставила чашку с чаем на блюдце, — Что тебя может интересовать в моей работе?

— Как образованную и гармонично развитую личность, интересовать меня может всё! — отказавшись от предложенной Лизой добавки, ответил я, — Но пока меня интересует один ваш преподаватель. Вам такая фамилия, как Игумнов что-нибудь говорит? Зовут Антоном, а по отчеству он, вроде бы, Евгеньевич.

Еще до того, как тётка открыла рот, я понял, что названная мной фамилия и имя ей знакомы. Слишком уж удивлённо она на меня посмотрела.

— Да, Игумнов Антон Евгеньевич до недавнего времени трудился на историческом факультете нашего института! — машинально разминая «беломорину», осторожно ответила Пана, — Скажу тебе больше, он был ассистентом на нашей кафедре. После того, как окончил наш институт. Очень способный молодой человек!

Я заметил, что когда Левенштейн произносила последние слова, она слегка поморщилась. Разумеется, меня это заинтересовало.

— С этого момента, пожалуйста, поподробнее! — принял я от Лизы свою чашку с чаем, — Мне кажется, Пана Борисовна, что вы чего-то недоговариваете!

Тётка нахмурилась и потянулась к лежащему на столе спичечному коробку, — Я не совсем тебя понимаю, Серёжа, с какой стати ты вдруг заинтересовался этим человеком? Я могу это узнать?

Конструировать на ровном месте какую-то сверхтайну и зазря интриговать тётку, смысла я не видел никакого. И потому, как смог, коротко объяснил ей причину своего интереса к экс-ассистенту кафедры «История КПСС» Игумнову. Не вдаваясь в конкретные подробности своих измышлений.

— Странно! — Пана слишком глубоко затянулась подпаленной папиросиной и я, не дожидаясь облака дыма в лицо, откинулся на спинку стула, — У нас в деканате все считают, что Антон перешел на работу в горисполком. Странно! — еще раз повторила она и покачала головой.

Реакции тётки на свой интерес я не понял и потому продолжил свой разведопрос в более интенсивной форме. Настоятельно попросив Пану поделиться со мной всеми знаниями и обстоятельствами, характеризующими личность товарища Игумнова.

— Очень способный молодой человек, это я тебе уже говорила, — не стала упираться Левенштейн, — Блестяще закончил наш факультет и был оставлен на кафедре. Если честно, то это произошло не по моей инициативе. Мне его настоятельно порекомендовали в ректорате и я согласилась. Но следует отметить, что потом об этом ни разу не пожалела! За исключением одного случая. Впрочем, это тебя вряд ли заинтересует… — Пана отхлебнула из своей чашки и смяла в пепельнице гильзу недокуренной папиросы. — Еще могу сказать, что последние полгода, в отличие от других ассистентов, Антону доверялись не только практические занятия со студентами, но и чтение лекций! — тётка со значением посмотрела на меня. Видимо, давая понять, что мне вести лекцию, да еще перед студентами, она бы не доверила.

— И еще, насколько мне известно, родители у Игумнова вполне достойные люди. Оба занимают ответственные руководящие должности в нашем городе.

Видя, что уже услышанного об молодом, но уже историческом педагоге мне всё еще мало, Пана недовольно дёрнула подбородком, но продолжила.

— Мать у него работает где-то в облздраве, а отец, если не ошибаюсь, заведует каким-то отделом в горисполкоме. Каким именно, я не знаю. И, если верить слухам, то Антон должен был отработать на кафедре «Истории КПСС» еще два-три года. После чего его ждало направление в Высшую Школу КПСС. Это всё, что мне о нём известно!

После услышанного мне стало еще интереснее. Кто же он такой, этот загадочный товарищ Игумнов Антон ибн Евгеньевич? Ежели евонный папа немалая шишка в горисполкоме и это еще мягко сказано⁈ Завотделом, это вам не какой-то директор бани или даже гастронома. Это уже номенклатура обкома партии! Тем более, что у него еще и мама не последний человек в областной медицине. Опять же, его блестящие перспективы, которые мне только что обрисовала тётка, тоже никоим образом не стыковались с «углом» районной милиции. Абсолютно не стыковались! Итак, ху из ху, мосье Игумнов?

Однако, и невооруженным глазом было видно, что тётка явно что-то умалчивает. И делает она это уж никак не потому, что мне не доверяет. Какое может быть между нами недоверие после совместно осуществлённой контрабанды драгметаллов и валюты? Которую мы на пару осуществили не так давно в особо крупном размере⁈ Пройдя по лезвию подрасстрельной статьи, глупо таиться в бытовых мелочах друг от друга…

— Вы, тётушка, как мне показалось, минутой назад обмолвились о каком-то некошерном случае? — состроив на лице подобострастную умильность, накрыл я ладонь Паны своей рукой, — Извольте проявить последовательность! Уж, коли сказали «А», то будьте добры, говорите тогда и «Б»! Короче, колитесь Пана Борисовна, что там у вас за случай такой произошел? — упёрся я добрейшим взглядом умственно отсталого, но любимого отрока в глаза Левенштейн. — Чего такого у вас там случилось, что такой способный молодой человек на вашей кафедре не прижился? Да еще вдобавок в районную «уголовку» сослан был?

— То и случилось, Серёжа! — неодобрительно покачала головой Пана и, решительно высвободив руку из-под моей длани, потянулась к картографической пачке «Беломор-канала». — То случилось, что он такой же кобель, как и ты! Но ты-то ладно, ты хотя бы милиционер… А он преподаватель педагогического института! Преподаватель, Серёжа, кафедры «История КПСС»!!

Эвон, как! Неужели краснодипломный товарищ Антон по тихой грусти какой-нибудь прыщавой студентке хвоста прищемил? Где-нибудь, страшно подумать, под институтской лестницей? Или хуже того, совершил это антипартийное святотатство прямо на амвоне кафедры «Истории КПСС»?!! Н-да…

Стараясь придерживаться приличий и используя лишь благонравные лингвистические обороты, я вполголоса озвучил свои предположения Пане. Левенштейн, сделав страшное лицо и бросив быстрый взгляд в сторону греющей уши Лизаветы, укоризненно покачала головой.

— Сергей, ты же воспитанный человек и к тому же советский милиционер! — тоном, полным осуждения, осердилась на меня тётка, — Как ты можешь такое говорить? Да еще в присутствии ребёнка? — снова, но уже более долгим и неодобрительным взглядом одарила она сначала меня, а потом и ехидно ухмыляющуюся пельменницу.

Мысленно признав правоту мудрой женщины, я всё же решил слегка огрызнуться. Исходя не из дерзости, а токмо из простого юношеского упрямства.

— Я, многоуважаемая Пана Борисовна, в отличие от вашего Игумнова ни университетов, ни пажеских корпусов не заканчивал! — не принял я претензии профессорши, — Я всего лишь посконно-домотканный милиционер с обычной районной земли! А что касается ребёнка, то да, тут вы правы, как никогда! А ну, мелюзга, брысь в залу уроки делать! — прикрикнул я на «ребёнка». Задница и сиськи которой запросто могли бы послужить причиной для лютой зависти со стороны второкурсниц швейного ПТУ. Или штукатурного.

— Спорить с вами не хочу и не буду! Напротив, я так же, как и вы, полагаю, что, если в самом скором времени не принять срочных мер, то всемирного коммунизма мы с ней точно, не возведём! — без малейшего стеснения ткнул я пальцем в подпирающую плечом холодильник воспитанницу, — И не то, что через самые ближайшие полгода, нет! С ней мы его и в следующей пятилетке не достроим!