Пока хозяйка квартиры шумела водой за шторкой ванны, я, ополоснув руки, поспешил к холодильнику. Как и ожидалось, борщей, солянок и котлет по-киевски я в нём не обнаружил. Невзирая на беременность, прокурорская мадам Клюйко по-прежнему придерживалась холостяцкого образа жизни. Предпочитая обедать и вкушать сложносоставные разносолы вне дома.

Зато меня порадовало обилие разнообразных деликатесов, овощей и фруктов. Натюрморт, разложенный и расставленный на стеклянных полках холодильника, меня успокоил и обнадёжил. Я удостоверился, что Эльвира не только сама не голодает, но и мне отощать не позволит.

А еще я повеселел от того, что позиции Клюйко, давно уже отбывшей на ПМЖ в столицу, в нашем городе ничуть не пошатнулись. И, что она по-прежнему имеет доступ к той категории продуктов, которые простым советским гражданам недоступны. Даже в дни выборов и по большим революционным праздникам.

— Скажи, Сергей, а ты, что, правда, Лизе жениться обещал? — подозрительно вглядываясь мне в глаза, возвысила голос хозяйка квартиры и еды.

— Конечно, обещал! — сознался я в содеянном без какого-либо намёка на раскаяние, — А как не пообещать, коли я честный и порядочный человек⁈

Глаза Клюйко округлились и полезли на лоб. Руки её безвольно опустились и простынь, которой она намеревалась застелить разложенный мною диван, выскользнула на пол.

— Любимая, ты же знаешь, что женщинам я ни в чем не могу отказать! — поспешил я с объяснениями, — Лиза с какой-то радости твёрдо для себя решила, что выйдет за меня замуж. Уже давно и бесповоротно. По-твоему мне надо было ей в этом категорически отказать? Чтобы она от новых жизненных потрясений опять сбежала на улицу? — я поднял с пола простынь и протянул её расстроенной барышне с заметно выпирающим животом.

— Ты совсем дурак, Корнеев⁈ — скорее утвердительно, чем вопросительно воскликнула сердобольная прокурорша, — Как выкручиваться теперь будешь? Она же теперь от тебя не отстанет! И еще, она же соплячка совсем!

В роли волчицы-вегетарианки я видел Клюйко впервые. Но такой она мне нравилась еще больше.

— Душа моя, успокойся, прошу тебя! — чтобы не прижимать Эльвиру к себе животом, я обошел её и обнял с тыла, — Это я только с виду дурачок! Ты не переживай, я всё продумал и всё предусмотрел! Наше брачевание с Лизаветой состоится только в том случае, если она с отличием окончит сначала школу, а потом еще и университет. И, заметь, его точно так же с красным дипломом! Такие я ей выставил условия! Еще восемь лет впереди, Эля! Неужели ты думаешь, что до той поры Лиза не поумнеет? Ну и золотая школьная медаль с красным дипломом университета! Уверяю тебя, их тоже не так просто заполучить!

Я легонько постучал костяшкой указательного пальца по лбу любимой, но временно недалёкой женщины. Впрочем, как и все беременные самки. Так и не дождавшись от подруги ответа, я снял с себя рубаху, штаны с носками, и удалился на вечернее омовение.

— Да отстань ты! — отпихнула меня голой задницей Эльвира Юрьевна, когда собравшись с чувствами, я вторично начал пристраиваться к ней и посягать на взаимность, — Всё равно ты скотина, Корнеев! Скотина и сволочь! — абсолютно непоследовательно и нелогично озлилась моя любимая.

— Полностью с тобой согласен! — со всёвозрастающим удовольствием продолжил я оглаживать сопостельницу по её роскошной заднице, — И, что скотина, согласен, и даже не спорю, что сволочь. Но позволь узнать, почему? Уточни, любимая, чем ты обычно руководствуешься, вынося мне такие оценки?

— Да потому что тебе на меня плевать! — резко повернулась ко мне осерчавшая подруга, — Третья неделя пошла, как мы с тобой последний раз виделись! Если бы я сама к вам сегодня не заявилась, ты бы еще три недели не пришел! — искрящиеся от возмущения зрачки Эльвиры в упор прожигали мне переносицу.

— Но я же тебе регулярно звонил! — неубедительно и как-то по-детски начал я отмазываться от, в общем-то, справедливых упрёков женщины, — Почти каждый день звонил!

— Да ну тебя! Каждый день он звонил! — плаксиво передразнила меня, вместе со своими гормонами уходящая вразнос Эльвира, — Я же вижу, не любишь ты меня! Совсем не любишь! — точно так же отчаянно, как и, ни разу не беременная Лиза, надрывно взрыднула взрослая и еще совсем недавно разумная тётка, — Да ладно, что не любишь, но ты же еще ни в грош меня не ставишь! Ты как человека меня не уважаешь!

Наблюдая происходящее, я прекрасно понимал, что, если упущу еще секунду-другую, то возвращать расстроенную женщину в адекватное состояние придётся очень долго. Что данный процесс может затянуться на полночи, а то и на дольше. И тогда вовсе не факт, что мне сегодня удастся хоть немного поспать. Не говоря уже об утраченной возможности порадовать себя и свою любимую женщину еще одним сеансом интимной близости.

— Эля, солнце моё! — наполнил я голосовые связки всем елеем, который только нашел в своём сердце, в печени в во всей прочей требухе, — Что ты такое говоришь?!! Да я никого так сильно не люблю, как тебя! А уважаю, так и вовсе безмерно и только тебя одну! Кого ж мне еще так уважать, если не тебя, любимая⁈ Только ты единственная в этой жизни заслужила самого большого и искреннего моего уважения! — целуя мокрое от слёз лицо, жарко убеждал я свою подругу.

— Чем это я заслужила? — в Эльвире Юрьевне вдруг и совсем не вовремя проснулась подозрительная прокурорша, — Опять врёшь, мерзавец?

— Да хотя бы тем, душа моя, что фамилия у тебя не Наебулина! — не раздумывая, выпалил я, — И отчество не Сахиджоповна, а Юрьевна! Ты мне поверь, любимая, этого уже немало, чтобы тебя уважать всем сердцем!!

Взгляд Эльвиры вновь остекленел и её программное обеспечение на какие-то секунды снова зависло. Но мне этого мизерного отрезка времени вполне хватило. Я успел её развернуть к себе нужным ракурсом. Для более удобного проникновения в кущи райского счастья. И к тому времени, когда эта, частично разумная женщина, опять была готова задавать мне новые каверзные вопросы, я уже пристроил свой коммуникатор к соответствующему её месту. Вот теперь, когда пазлы почти сложились друг в друга, я уже не сомневался, что мы обязательно помиримся. Что слёз и соплей в этой постели больше не будет. До самого утра. А дальше, что ж, там уж как бог даст…

Как ни странно, но сегодня я выспался так, как уже давно не высыпался. Очень хорошо выспался! Полагаю, что одной из причин тому было моё интенсивное и двукратное взаимодействие с Генеральной прокуратурой СССР. Состоявшееся в первой половине нынешней ночи. Ну и то еще, что впервые за последние несколько дней меня со вчерашнего вечера не грызла тревога за жизнь и здоровье моих близких. Беспокойство за Лизу и Левенштейн бесследно исчезло. Почти сразу же после того, как трое недружественных военных так же исчезли с поверхности земли. Переместившись на пару метров ниже, в погреб покойного майора.

И разбудил меня сегодня не соседский петух, которого у тех наверняка нет, и даже не будильник. Разбудила меня Эльвира Юрьевна Клюйко. Не знаю, что ей там приснилось сегодняшней ночью, но сейчас это была уже другая Эльвира. Совсем не та, которая весь вчерашний вечер с изощрённым садизмом глумилась надо мной. Не та, что в ущерб и своим нервам тоже, надысь изгалялась над моей неокрепшей юношеской психикой. Исступлённо прививая мне гнетущее чувство вины. И выскрёбывала из моей башки остатки многократно травмированного мозга. До самой полуночи скребла. С жутким скрежетом ржавого железа по кости изнутри моей черепушки. Почти до того знаменательного момента, пока сама не заколыхалась выпирающим животом и набухшими сиськами от второго по счету оргазма. И только испытав повторную и завершающую радость от нашей встречи, моя любимая, но безжалостная женщина, успокоилась. Слава богу! А затем и уснула мирно посапывая. Даже не попытавшись принять душ, как это прежде бывало после каждого нашего соития.

Не исключено, что обуявших Эльвиру чертей и демонов просто-напросто вспугнул еще неблизкий, но неминуемый утренний рассвет. Быть может, из-за отсутствия той потусторонней нечестии она сейчас и была переполнена таким тихим умиротворением. И по-детски беззаботной радостью сытой самки. А так же благостным добросердечием и умеренно весёлым оптимизмом работника советской прокуратуры.