Если второе, то и хрен бы с ним! Переживать на эту тему мне было просто лень. Плевал я на все высказанные или невысказанные измышления дагестанского Чингачгука в мой адрес! Именно так! С высоты своего многолетнего ветеранского опыта плевал со всей своей классовой ненавистью и революционным правосознанием! Что бы там Талгат Расулович на меня не наговорил, всерьёз навредить он мне вряд ли уже сможет. Во-первых, он тупо упустил время. А, значит, и свой звёздный шанс. Безвозвратно упустил. Вместе с реальной возможностью взять меня за мои орденоносные яйца. Чтобы взять неотвратимо и непременно, чтобы ежовыми рукавицами. Сопливых, как говорится, их вовремя целуют. А он своё «вовремя» бездарно просрал еще вчера. Как пионер растерялся от моего хамского блефа и просрал!

А, во-вторых, только самый непроходимый идиот в Октябрьском РОВД и за его пределами не в курсе жгучих его неприязненных отношений. Которые товарищ майор уже давно испытывает к моей персоне. А это значит, что к любым компроментирующим меня сведениям, высказанным этим джигитом, можно и должно относиться сугубо критично, и никак иначе.

Отыскав среди сослуживцев Зуеву, я поздоровался с ней и уже хотел подойти ближе. Но мне помешали.

— Заходите! — высунув голову из приоткрывшейся двери, скомандовала собравшемуся следственному аппарату Антонина, — Ну, что, доигрался, Корнеев⁈ — уже индивидуально ко мне обратилась она. После этих слов Тонечка, словно черепаха, быстро втянула свою голову в помещение группы учета.

Предчувствуя скорое и нескучное развлечение, следственный народ, как по команде, воззрился на меня. Я же, демонстрируя коллегам лёгкое недоумение, равнодушно пожал плечами и двинулся к двери в руководящий кабинет.

Мозаика, которая и до того просматривалась достаточно отчетливо, окончательно прояснилась. Для этого мне достаточно было увидеть почти счастливого майора Ахмедханова. Который, грубейшим образом нарушая субординацию, очень вольготно расположился на прежнем своём месте. На том самом, которое он вполне заслуженно утратил из-за своей антиленинской риторики. И которое теперь на всех законных основаниях принадлежало Ире Алдаровой.

Но, если один майор, хоть он и пытался это скрыть, выглядел чрезмерно довольным, то второй его бычьей радости не разделял. В отличие от Ахмедханова, глаза Данилина живоглотным позитивом не светились.

Дойдя до своего стула, садиться я не стал. Потому что через секунду или через две всё равно придётся вставать. Мои коллеги, те напротив, времени зря не тратили и на свои места рассаживались без какого-либо промедления. Как опоздавшие театралы на полуторарублёвой галёрке. В явном предвкушении эстетического удовольствия от очередного дивертисмента с моим участием. Надо полагать, спинным мозгом чувствуя скорое и яркое развлечение, которое скрасит им сегодняшний день.

— Ну? Чего ты стоишь? — не проявляя никаких эмоций, уставился на меня печальными глазами майор Данилин, — Чего не присаживаешься, Корнеев? Или у тебя геморрой? — без малейших признаков какого-либо сарказма поинтересовался у меня мой прямой начальник.

Грусть главного следака полностью компенсировал старший следователь Ахмедханов. Шутка руководителя нашего отделения не просто пришлась ему по вкусу. Она ввергла его в неописуемый восторг. За всё время нашей совместной правоохранительной деятельности я впервые услышал, как заливисто умеет выражать свою радость этот, как оказалось, очень весёлый джигит. Сейчас Талгат Расулович смеялся так, как смеются похотливые доярки на сеновале. Когда сотоварищи по животноводству мужеского полу щекотят их своими усами промеж голых грудей.

— Точно! Геморрой!! — радовался начальственной аллегории Алексея Константиновича опальный майор, — Я сам вчера видел, как они с Гриненко усирались на лестнице с тем бугаём! Лично наблюдал! Как есть, точно, надорвались! Точно, Константиныч, верно ты подметил, геморрой у Корнеева!

Талгат Расулович до такой степени развеселился, что уже ни на кого не обращал внимания. В том числе и на Данилина. А тот между тем, веселья своего бывшего зама поддержать не захотел. Скорее даже, наоборот, на неуёмную радость подчинённого абрека он смотрел недовольно скривившись.

— Поясни мне, Сергей, кто тот человек, которого вы с Гриненко вчера из здания райотдела в бесчувственном состоянии выносили? — без прежнего своего энтузиазма начал до меня домогаться начальник следствия. — Талгат Расулович утверждает, что того гражданина вы насильно похитили и увезли в неизвестном направлении! Скажи мне, Корнеев, это так?

Следователи, сидящие вокруг меня и в отдалении, встрепенулись, и задвигали стульями. Кто-то из них начал с неодобрением зыркать в мою сторону. Только Лидия Андреевна сидела за столом и не шевелилась. Но по её напряженной спине было видно, что ей так же тревожно, как и остальным.

— Талгату Расуловичу после двух стаканов коньяка всегда что-то мерещится! — решил я не менять вчерашней тактики и попёр буром, — Вот и вчера он снова всё перепутал! Если бы товарищ Ахмедханов был трезвым, он бы заметил, что бугаев было двое, а не один! — глядя в глаза Данилину, уверенно продолжил я. — Странно это, обычно у пьющих людей в глазах двоится, а тут всё наоборот! — сокрушенно развёл я руки в стороны.

На всякий случай развернувшись в сторону джигита, я заметил, что радости на его лице убавилось. Теперь вместо ликования на его лице появилось более привычное мне выражение агрессивной скорби. Он уже начал открывать рот, чтобы что-то сказать, но я его опередил.

— Знаете, Алексей Константинович, я еще вчера заметил, что майор Ахмедханов ведёт себя как-то странно! — с дружественным сочувствием глядя на вскочившего со стула моджахеда, поделился я тревогой с Данилиным, — Когда Талгат Расулович вчера на лестнице начал к нам приставать, я ему посоветовал за разъяснениями обратиться к капитану Захарченко. Но товарищ майор вместо этого стал хватать моего свидетеля за лицо и трогать за интимные места! Мы с Гриненко с большим трудом того мужчину удержали! А, может, это не из-за коньяка, может, это национальное? Вы как считаете, товарищи?

Иного выхода я не видел, кроме того, как трансформировать трагедию в фарс. Даже ценой подобных инсинуаций по отношению к старшему по званию. Почти весь присутствующий народ, включая женщин, обмяк и начал с откровенным, но своеобразным интересом рассматривать сына гор. На меня уже никто не обращал внимания.

— Сука! — хватая ртом воздух, взревел обломавшийся с разоблачением джигит, — Я тебя убью, щенок!

Потеряв контроль над своими чувствами и разумом, майор отшвырнул ногой стул и по прошлому опыту помня, что он создан не для полётов, рванул ко мне, огибая стол.

Бля#дь, дежавю какое-то, твою бога мать! Какое-то проклятое место, этот данилинский кабинет. Надо было всё же Ахмедханову не в следователи, а в театральные трагики подаваться. Или в каскадёры на худой конец…

Пока разум просчитывал варианты, моя правая рука сама собой потянулась за спину.

— А ну стоять, Талгат! — как невыложенный кабан во время гона, диким рыком взревел хозяин кабинета, — Стоять, я сказал!!! Еще шаг сделаешь и в ту же минуту удостоверение мне на стол положишь!

Даже я, который изначально был готов к чему-то неординарному, едва удержался, чтобы не присесть на корточки и не прикрыть голову обеими руками. От испуга. Громогласному и внушительному рыку майора Данилина в этот миг мог бы позавидовать любой командир гвардейского войскового соединения. Отдающий на плацу вверенной ему дивизии команду «К торжественному маршу!».

Как бы там оно ни было, но Ахмедханову этого окрика хватило. Обогнуть приставной стол он не успел. Прервав атаку в сторону малолетнего подонка и разрушителя своей карьеры, он сначала просто замер. Потом выпрямился, но лишь на долю секунды. Уже в следующее мгновение плечи его безвольно поникли. Надо полагать, от изрядно накопившихся за последний год невзгод и нервных потрясений. Коих, надо признать, в его судьбе случилось немало. Стараниями всё того же подонка и разрушителя.