— Я даже допускаю, что когда-нибудь вы её дожмёте и расколете, но сколько до того момента времени пройдёт? Неделя? Месяц? А, если она и через месяц не заговорит? Вы не поверите, товарищ майор, но, когда я её только начал к сотрудничеству склонять, она мне знаете, что заявила? — я изобразил на лице искреннюю ухмылку, показывая, что и сам удивлён.

И дождавшись заинтересованно-вопросительного взгляда комитетчика, продлил свой экспромт.

— Эта Радченко, когда я так же попытался добиться от неё показаний, она своеобразно пошутила. Сказала что у них в таборе даже самый мелкий чаворо знает главное цыганское правило. Если признаешься, то срок меньше дадут. А, если не признаешься, то вообще ничего не дадут!

Стремясь выглядеть как можно беспристрастным, я внимательно следил за мимикой хозяина кабинета. Совершенно трезво отдавая себе отчет в том, что если перегну палку, то ей же и получу по собственному хребту.

— Ты это мне сейчас для чего всё это говоришь? — потянув из пачки новую сигарету, хмуро спросил меня товарищ по следственному цеху, — Ты думаешь, я не вижу и не понимаю твоей личной заинтересованности? Чего ты хочешь, Корнеев?

— Помыться хочу! И спать лечь пораньше, потому что устал, как собака! — со стопроцентной искренностью ответил я майору, — Но еще я прекрасно понимаю, что пока вы не получите нужный вам результат, мне будет не до сна. Вы ведь хотите получить от гражданки Радченко показания? Развёрнутые и полностью обличающие настоящего организатора сбыта фальшивых денег? И прямо сегодня изъять фальшака в эквиваленте тринадцати тысячам рублей?

— Ты сейчас всё это серьёзно говоришь? — зрачки майора Маркелова прямо через мои глаза кололи мой мозг острее вязальных спиц, — Ты понимаешь, Корнеев, что с тобой будет, если ты меня подставишь⁈

— Я всё понимаю, Виктор Юрьевич! — с шумом втянул я воздух ноздрями, — И со всей ответственностью примерного семьянина заявляю вам, что как только мы с вами договоримся, Радченко назовёт вам все установочные данные организатора. И укажет место, где он находится в настоящее время!

Что ни говори, а день сегодня был, мягко говоря, непростой. В том смысле, что нервных клеток моих он сжег несчетное количество. И, тем не менее, домой я ехал хоть и с измотанной психикой, но, как это ни странно, с лёгкой душой. И чувством исполненного долга. Уже и не пытаясь даже анализировать, чья это душа. Моя или чрезмерно восприимчивого к чужой крови юноши. Так и не привыкшего пока еще к специфическим перипетиям, ранее несвойственным его прежней жизни. Как впрочем, и этой застойной эпохе в целом. Но которые вместе с моим подселением в его разум и плоть, теперь время от времени безжалостно тиранят его трепетное комсомольское сознание.

Однако, сейчас ни моя душа, ни разум почему-то не рефлексировали и не терзались. Быть может, потому что я по-настоящему устал за последнее время и особенно в этот чрезмерно стрессовый день. Или по какой другой причине.

Мне вдруг пришло в голову, что мозг циничного прагматика, изрядно очерствевшего душой в жестоком двадцать первом веке, произвёл свою собственную калькуляцию. По каким-то своим бухгалтерским законам уравновесив совершенные мной поступки. Легко и безмятежно уровняв сегодняшнее преднамеренное убийство трёх военных извергов с авантюрным спасением от тюрьмы некой цыганки. Спасением, следует объективно отметить, таким же противозаконным, а, стало быть, абсолютно аморальным. Разумеется, если судить с общечеловеческой точки зрения. То, что умышленные деяния той цыганки по действующему законодательству тянут на несколько лет пребывания за колючкой, этот извращенный разум отчего-то нисколько не смутило. Но вместе с этим нелогичным парадоксом меня одновременно порадовало, что установив странный баланс смертельных грехов и весьма сомнительного благодеяния, мой мозг наконец-то успокоился. И терзания комсомольской души соседствующей со мной в одном теле, он тоже каким-то образом унял.

Надо сказать, что следователь Маркелов оказался мужиком разумным и в меру деятельным. Еще раз созвонившись с Хлебниковым, он всё-таки решил прислушаться к высказанным мной резонам. Прислушаться-то прислушался, но всё равно сделал следак всё по-своему. Да, он мне твёрдо пообещал, что оставит гражданку Радченко в статусе свидетеля. Но только после того, как будет проведён неотложный обыск у многопрофильного цыганского злодея. Который и швец, и жнец, и на поддельном бабле игрец. Обыск, по причине спешки, без санкции прокурора, лишь по его следовательскому постановлению. Но само собой, с последующим уведомлением прокурора в течение оговоренных УПК двадцати четырёх часов. И в свидетелях Роза будет далее числиться только в том случае, если результаты этого обыска его, следователя Маркелова, удовлетворят в полной мере.

Виктор Юрьевич в моём присутствии договорился с подполковником, что тот без промедления обеспечит его двумя операми из отделения БХСС Ленинского района. Которые самостоятельно и на своём транспорте прямо сейчас выдвинутся в Зубчаниновку по указанному адресу.

Вроде бы всё шло по плану, но меня всё же тревожили два узких момента. Первое, это расторопность «колбасников» Ленинского райотдела в оформлении агентурного дела Розы. И, во-вторых, я таки беспокоился о наличии поддельного бабла в нычке тюремного сидельца Иоску. Чем черт не шутит, а вдруг, его там уже нет? Или же Радченко, по каким-то своим цыганским причинам, просто-напросто нафантазировала по этому поводу? И непринуждённо, как цыганки хорошо умеют это делать, ввела меня в заблуждение? А ну, как она мне лапши на уши навешала? Про левое бабло, сокрытое в сортире Иоску Романенко?

Но, если на второй, независящий от меня судьбоносный вопрос я повлиять не мог никак, то насчет первого, решил подстраховаться. И посильно подсуетиться. Попросив у майора телефонную трубку, я уже сам продолжил разговор с Борисом Олеговичем. Точнее сказать, обратился к тому с просьбой дать мне на связь замнача бэховского отделения Толоконникова. Услышав в трубке голос майора, я настоятельно порекомендовал ему во вторую ходку к секретчицам Информцентра направить своих оперов заряженными. В том смысле, что не пустыми. Прежний мой богатый опыт общения с дамами из ИЦ и моя обычная житейская мудрость настойчиво подсказывали мне, что к их второму вояжу следует подойти более творчески. Забыв про присущую «колбасникам» скаредность. Если гонцы-бэхи не зажопятся и падут к ногам славных женщин из ИЦ УВД с коробкой конфет, и банкой растворимого кофе в руках, то вероятность их успеха увеличится кратно. Тогда эти неприступные и независимые информационные королевны непременно задержатся на сверхурочные полчаса. И секретный номер еще более секретному делу агента Радченко они тоже присвоят. Вопреки всем сложившимся инструкциям, традициям и порядкам. Но боже упаси, пытаться соблазнить их деньгами! Беды потом от такой затеи не оберёшься! А вот коробка шоколадных конфет и банка растворимого кофе, это в самый раз будет! Тут я готов поспорить на весь свой годовой оклад денежного содержания! Причем на все сто процентов зная, что спор этот беспроигрышный.

В том, что дефицитные в это время конфеты и кофе бэхи сумеют раздобыть в ближайшем подведомственном им гастрономе, причем в самые рекордные сроки, я ничуть не сомневался. Как бы оно там ни было, но бэхээсный майор Толоконников огрызаться на умничание нахального старлея не стал. Напротив, он сдержанно пообещал, что рекомендациям моим последует и своим подчинённым даст все необходимые указания. Видимо, он так до конца и не понял, кто я такой, и в насколько близких отношениях я состою с «соседями». А я в очередной раз порадовался своей предусмотрительности. Ведь в том числе и для таких вот небольших, но существенных бонусов, и я расстарался с вымогательством у родной партии для себя красноэмалевой висюльки.

Ехать от областного УКГБ в Зубчаниновку было почти столько же, как и из Ленинского райотдела. Но как-то так получилось, что опера БХСС с уже готовыми понятыми и экспертом-криминалистом поспели в адрес раньше нас. А дальше началась привычная и нудная рутина по проведению шмона. Упрощало нашу задачу и утешало лишь одно обстоятельство. Нам было доподлинно известно, что искать и где искать.