Капитан еще шире растянул губы и подмигнул мне, будто у нас с ним есть совместная тайна. Не совсем приличная, но от того еще больше объединяющая.

Симпатии к рябому капитану у меня чуток поубавилось. Как у прыщавой девицы к пригласившему её на танец ухажеру. Заметившей, что тот, дружелюбно тиская её задницу во время медляка, при этом еще и скабрёзно подмигивает своим корешам.

Так-то оно пофиг, но лень и туповатый непрофессионализм всегда, и во все времена царапали моё сознание. Вроде бы взрослый мужик и даже до капитана по своему ведомству дослужился. А искусство разговаривать с окормляемой паствой так толком и не освоил. На первый неискушенный взгляд, он всё делает правильно. И голос проникновенно-доверительным сделал, и разговор наш преподносит, как неофициальные, и почти товарищеские посиделки. Но только на первый. Ибо уберечься от вредоносных штампов ума у него всё равно не хватает. Нет, всё-таки далеко не все из этих ребят в общении с ментами могут обойтись без барских замашек и без демонстраций своей исключительности.

«Насколько НАМ известно…»! Тьфу! Эх, капитан, капитан! Чему вас только учат на ваших двухгодичных курсах! Без очков видно, что гэбист хочет от меня добиться того же, чего Коля Остен-Бакен добился от польской красавицы Инги Зайонц. Хотеть-то он хочет, но зачем-то в ту же самую секунду разрушает весь флёр интимности! Только-только начинающей зарождаться в русле общении со мной. Нет, всё же переоценил я товарища капитана! Или же всё еще проще и чекист Сафин просто не считает целесообразным напрягаться? Чтобы сосредоточиться на нашей беседе? Видать, когда-то он прочитал «Каштанку» и теперь считает, что милицейский старлей Корнеев супротив него, это всё равно, что плотник супротив столяра? Полагает, что разведопрос, который он сейчас со мной проводит, это игра в подкидного дурачка? И что этот дурачок в его представлении, это изначально я?

Надо думать, в его понимании это и есть прелюдия и предварительные ласки. Видимо таким образом раскачивает меня, чтобы я испугался, завиноватился и дабы не погореть на аморалке, согласился плясать краковяк под его дудку. Значит, он всё-таки собирается меня использовать по полной. Еще минут пять-десять и, если этого товарища не вытолкнуть из его колеи, то он зайдёт еще дальше. И предложит мне подписать обязательство о сотрудничестве.

— Товарищ капитан, у вас неверная информация! — удрученно вздохнул я, — Гражданка Радченко всего лишь проходит свидетелем по уголовному делу, которое находится в моём производстве. И не более того! Вы правы, барышня она колоритная, но заявляю со всей ответственностью, что в каких-либо близких отношениях я с ней не состою! И вам не советую! Категорически! — прибегнув к интонациям Анатолия Кашпировского, настоятельно порекомендовал я Сафину. — Это слишком опасно!

— В каком смысле опасно? — повёлся конторский, — Чего ты мне мозги пудришь? Я же точно знаю, что ты эту Радченко шпилишь! — одёрнул меня чекист. — Потому эта преступная тварь ни с кем не хочет разговаривать! Ни с кем не хочет, кроме тебя! В общем так, Корнеев, сейчас мы поднимемся в ОБХСС и ты в моём присутствии убедишь свою подругу дать развёрнутые показания! Правдивые показания! Предельно правдивые! Иначе информация о твоём с ней блядстве уйдёт куда следует и тогда тебя уже никто не спасёт! И кстати, я совсем не удивлюсь, если окажется, что ты соучастник этих сбытчиц! — за время этой непродолжительной речи Сафин успел дважды посмотреть на свои наручные часы.

Точно! У него подгорает!

— Чтоб вы знали, товарищ капитан, у Розы Радченко целый букет стыдных болезней! — выпалил я плохо обдуманный экспромт, — Поэтому я ни при каких обстоятельствах не стал бы её шпилить, как вы изволили выразиться! Моё здоровье мне гораздо дороже, чем плотские с ней отношения!

По рябому лицу капитана пробежала тень разочарования и непонятного мне беспокойства. Надо подсластить пилюлю.

— Но кое-какие рычаги на неё у меня есть и я готов вам помочь! Если вы не будете мне мешать, то нужные вам показания она даст!

Все полчаса, пока мы беседовали внизу, а потом еще какое-то время поднимались на второй этаж, где квартирует ОБХСС Ленинского РОВД, чекист Сафин беззастенчиво глумил мне голову. На психику он давил квалифицированно. Приняв моё смиренное молчание за робость, капитан еще больше воодушевился. И какое-то время смачными мазками живописал надвигающиеся на меня всевозможные катаклизмы. Кои неизбежно последуют в случае моего отказа сотрудничать с ним или при проявлении безынициативности. Поскольку я продолжал молчать, он видимо счел, что довёл меня до нужной ему кондиции. И далее этот товарищ уже жестко инструктировал меня по поводу нужных ему показаний. Которые по моему наущению должна будет дать цыганка. Из его наставлений я понял, что Роза пока еще не раскололась. Про вторую ромалку, задержанную вместе с ней, капитан упомянул вскользь и от моих дальнейших вопросов о ней всячески уклонялся.

— Тоже молчит! — недовольно скривился он, — Утверждает, что твоя знакомая её в это дело не посвящала. И что про поддельные деньги никогда и ничего ей не рассказывала. Хрен её знает, может, и не врёт…

И эта деталь меня тоже порадовала. Если ни «бэхи», ни «соседи» товарку Розы до сих пор так и не разговорили, то всё не так уж и безнадёжно. Чем меньше подельников окажется у мадам Радченко на данном этапе, тем проще ей будет выкручиваться. Несмотря на напор комитетчика, мне почему-то не шибко верилось, что зубчаниновская Кармен на самом деле является ключевой фигурой в этом деле. Вероятнее всего, она самое низовое звено в этой цепи. Во всяком случае, я на это надеялся.

— Ты хорошо понял, что сейчас должен будешь сделать? — бесцеремонно ухватив за плечо, тормознул меня Сафин перед двустворчатой дверью, за которой на втором этаже располагалось крыло ОБХСС, — Твоя главная задача, Корнеев, это убедить государственную преступницу Радченко дать признательные показания. Пусть даст нам все расклады и всё! А уж дальше не твоё дело, дальше мы как-нибудь сами! — испытующий взгляд гэбиста строго впился в мои зрачки. — Обещаю, как только она начнёт говорить, к тебе все вопросы с нашей стороны снимутся! И ты можешь спокойно возвращаться в свой райотдел! Слово чекиста!

Последнюю фразу капитан проговорил с особой торжественностью. И с такой неподдельной искренностью, что ему могли бы позавидовать все цыганские мошенницы Бобруйска, Житомира и даже довоенной Бессарабии.

Я благодарно покивал головой за щедро обещанную индульгенцию. И, заметив в глазах подозрительного гэбнюка недоверие, изобразил на физиономии живую готовность к сотрудничеству с карающим мечом партии.

— Только смотри не подведи меня, Корнеев! — строго предостерёг капитан Сафин, — Ты сам следователь и прекрасно понимаешь, что денежный фальшак, это очень серьёзно! Это тебе не квартирные кражи или спекуляция! Тут дело государственной важности и, если дурить начнёшь, тебе уже никто не поможет!

И распахнув передо мной врата в «колбасный» цех Ленинского РОВД, Сафин не слишком деликатно подтолкнул меня вперёд. Пройдя половину коридора, мы остановились перед дверью с безымянной табличкой. Фамилия с инициалами на ней отсутствовали, зато было указано, что располагается за ней аж целый заместитель начальника отделения БХСС.

— Помни, что я тебе сказал! — с нажимом, похожим на угрозу, прошипел мне в затылок чекист и без стука потянул дверь на себя. — Заходи!

В кабинете я увидел двух мужиков. Один сидел за начальственным столом и что-то лениво отхлёбывал из парящей чашки, а второй стоял с сигаретой у окна и дымил в открытую форточку. Гражданку Радченко, несмотря на всю её замечательность, я заметил не сразу. Быть может, потому, что сейчас она больше походила на нахохлившегося воробья, нежели на блистательно яркую жарптицу системы «вамп».

Роза скромно сидела на стуле у стенки, за торцом полированного книжного шкафа и грустила, откинувшись головой к стене. Однако, я заметил, что свою вековую цыганскую печаль она нахально усугубляла упрямо поджатыми губами. Этакая еврейско-цыганская Мадонна с ярко выраженным поперечно-мордовским акцентом. Но будучи уже немного знакомым с её мимикой в некоторых ситуациях, я отметил, что девчонка изрядно напугана. Хоть она это и пытается скрыть.