Все эти мысли лениво бились в моей голове, пока я рулил в сторону Ленинского райотдела. Бешеная синусоида нервозного состояния почти выровнялась и моё настроение отравляла единственная мысль. Мысль о том, что одна моя знакомая цыганка в самом скором времени уедет в солнечную Мордовию. Чтобы шить там телогрейки и рукавицы. И скорее всего, уедет надолго. Очень надолго. Интимные игры с поддельными деньгами наше государство не прощает никому. Даже цыганам. И санкция по восемьдесят седьмой статье УК РСФСР предусматривает срок вплоть до пятнашки! С конфискацией на десерт.

Вероятность того, что Розе отвесят по верхней планке ценника, невелика. Потому что баба, да еще вопреки своей, ко многому обязывающей национальности, ранее она не судима. Эти два выгодных для неё обстоятельства народный суд, конечно же, учтёт. Но и на сверхгуманность советского правосудия рассчитывать ей тоже не стоит. Если девку подведут под группу лиц, а еще плюсом натянут предварительный сговор, то совсем беда! Тогда не скупясь, и без каких-либо розовых соплей отмерят Розе половину прейскуранта. А то, что подведут и натянут, сомнений не вызывает. Жалко девчонку…

С другой стороны, в то, что её кто-то использовал втёмную и она не знала, что распространяет среди граждан туфту, мне так же не верилось. Этот демонически обаятельный ангел с идеальными сиськами никак не походит на тупенькую лохушку. Даже с учетом её пятой графы и дремучей необразованности.

Значит, будет она вскорости перестукиваться со своим законным супругом по межкамерному телеграфу. Детей у неё нет, а статья есть и она тяжкая. При такой нехорошей статье ей и медаль «Мать-героиня» не помогла бы. Сто процентов, что её арестуют и до самого суда меру пресечения ей не поменяют. Значит Роза социально опасна и далее её светит только реальное лишение свободы.

Хотя нет, и с мужем она перестукиваться не сможет. Во-первых, «хаты» у баб на тюрьме расположены в самом дальнем конце продола. Как раз для того, чтобы по максимуму исключить межполовое общение арестантов. Любое. А, во-вторых, если комитетчики в неё вцепились, то они её поместят не в наше СИЗО, а в свой ИВС. Есть у них при областном Управлении свой ИВС. И своя приватная тюрьма у них тоже имеется. В том же здании, но через внутренний двор.Небольшая, но со всеми необходимыми атрибутами и, повторюсь, только своя. И, насколько мне известно, в отличие от ИВС УВД, с местами в комитетовских застенках напряженки никогда нет. Не ловят они столько шпионов и диверсантов, чтобы свободных камер не хватало. Если они их вообще когда-нибудь ловят…

— Я Корнеев из Октябрьского! — подойдя к полукруглой кормушке в окне дежурной части, негромко, но отчетливо представился я, — Меня приглашали!

Уточнять, что пригласили меня сюда гэбисты, я не стал. Дежурный в РОВД бестолочью быть не может по определению. И названной моей фамилии ему должно быть достаточно, чтобы свести меня с инициатором встречи.

— Сергей Егорович? Следователь Корнеев? — раздался сбоку тихий мужской голос. Еще до того, как милицейский капитан с красной повязкой на левом рукаве успел мне ответить, — Это вы?

Развернувшись вправо, я увидел стоявшего в шаге от себя незнакомого мужика. Возрастом лет под сорок и с изрытой оспой лицом. В костюме очень среднего качества. Зато в белой рубашке с галстуком и с мелким, под чернёное серебро, значком на левом лацкане пиджака. По этому значку я и понял, что говённый костюм, это отнюдь не продуманная хитрость профессионального ловца вражеской агентуры. Что это вовсе не средство маскировки рыцаря плаща и кинжала под техника по ремонту швейных машинок. Этот мужик абсолютно не скрывал своей принадлежности к главному секретному ведомству великой страны. Напротив, он её, эту принадлежность к КГБ, выпячивал. На строгом серебристом пенноне, украшавшем его не атлетическую кримпленовую грудь, был отштампован козлобородый профиль их ведомственного идола. Идейного, но безнадёжно чахоточного полуполяка-полуиудея. Того самого, с которого все сознательные советские юноши должны стремиться делать жизнь свою. Разумеется, только в том случае, если мнение поэта-песенника эпохи НЭПа товарища В. В. Маяковского для них что-то значит.

— А вы Сафин? — идя на поводу какого-то глупого своего мордовского упрямства, по-нашему, по-еврейски отреагировал я на вопрос не представившегося товарища, — Капитан Сафин из КГБ?

По большому счету, моя полудетская неприязнь к этому фалеристу не имела под собой никаких объективных оснований. Мужик делал своё дело и больше ничего. Просто мне до крайности было жалко одну цыганку. Шапочно мне знакомую. Но восхитительно живую и такую сногсшибательно красивую. И еще невероятно фигуристую. Которую этот внучатый птенец железного Феликса с механической бесстрастностью скоро перемелет своими челюстями. С помощью бэхов из славного Ленинского ОБХСС. И с обыденной неотвратимостью растворит её в пищеварительной системе нашего советского государства. Как какую-нибудь котлету с вермишелью, которую он сожрёт сегодня или завтра в своей столовке во время обеденного перерыва. Оно понятно, что закон, он на то и есть закон, но всё равно, что-то нехорошее во всём этом определённо присутствует. Что-то неестественное и бесчеловечное. Именно по отношению к Розе. Стоп! А это точно, мои мысли? Откуда они появились в моей голове и с какой такой стати⁈ Я ведь и сам людоед со стажем… Ну, ведьма Роза, ну, сука!…

— Повторяю свой вопрос, вы старший лейтенант Корнеев? — с нескрываемым раздражением и уже в полный голос выдернул меня из сомнительных раздумий ряболикий мужик.

Сделал он это, сунув мне под нос красную книжицу со щитом и мечом в развороте. А так же со своей фотографией и буквами. Перед тем, как он щелчком её захлопнул, я успел ухватить взглядом, что передо мной старший оперуполномоченный капитан Сафин Михаил Мухамедзянович.

— Точно так! — признал я очевидное, — Да, я старший лейтенант и я Корнеев! Следователь из Октябрьского РОВД. Удостоверение предъявить? — я обозначил неторопливое движение руки за пазуху к левому карману рубашки.

— Нет, Сергей Егорович, это лишнее! — чекист со снисходительным великодушием покачал головой, — Нам эти формальности ни к чему, героев мы знаем в лицо!

От же, падла! Вроде бы и доверие оказал, и даже польстил, а ощущение такое, что он только что демонстративно пёрнул в моём присутствии. Что ж, молодец капитан, умеет проявить своё отношение. Действенно и без открыто выраженного антагонизма.

Обижаться на Сафина мне было бы глупо, поскольку на его укол я нарвался по собственной глупости и рассеянности.

— Тогда, товарищ капитан, я готов к сотрудничеству! — без какого-либо намёка на ёрничество, объявил я и оглянулся по сторонам, — А где товарищ из прокуратуры? Вы же с ним меня арестовывать приезжали? — не ради провокации конфликта, а токмо из-за желания получить дополнительную информацию, поинтересовался я.

Комитетчик Сафин мой никчемный вопрос оставил без внимания. Вместо этого, он улыбнулся и, мягко взяв меня под локоть, подтолкнул к дерматиновым креслам, выстроенным вдоль всей противоположной стены райотдельского холла.

— Если вы не возражаете, Сергей Егорович, то перед нашей официальной беседой я хотел бы сначала задать вам несколько вопросов! По-дружески и, разумеется, без протокола! — продолжая ненавязчиво направлять меня к посадочным местам, дружеским тоном на ходу обратился он ко мне, — Только из хорошего к вам расположения я настоятельно рекомендую быть с нами откровенным! Вы же, насколько нам известно, близко знакомы с гражданкой Радченко? С Розой Мирославовной Радченко?

Михаил Мухамедзянович посмотрел на меня с доброжелательной строгостью мудреца-государственника.

— Ты же видишь, лейтенант, — по-прежнему улыбаясь, перешел гэбэшный басурманин на фамильярное «ты». Вдобавок еще разжаловав меня на одну ступень, — Видишь же, что мы не в кабинете на эту неприятную для тебя тему разговариваем? — с видом благодетеля Сафин осклабился в улыбке, — Мы оба мужики и я тебя прекрасно понимаю! Баба-то она, спору нет, красивая и ты молодец, что не растерялся!