Преподавательница мнемонических техник поправила черные локоны, покрывающие голову на манер свадебной фаты, и обвела притихших и откровенно растерянных адептов прозрачно-голубыми глазами.

– Меня зовут Юдау Чандарис. И я квезал.

Последнее утверждение могла подтвердить только полная трансформация, но адептам факультета ядожалов хватило россыпи крохотных чешуек нежно-зеленого цвета на висках и надбровных дугах.

Долгое время на территории Триединого союза даже в официальных источниках бытовало заблуждение о том, что в Лесном живут лишь два вида змеелюдов: наги и аспиды. Первые выглядели как люди со змеиными хвостами, вторые – как очень большие кобры с капюшоном из разноцветных перьев.

О квезалах, способных быть людьми и змеями по собственному на то усмотрению, до поры до времени никто и не подозревал. А заявили они о своем существовании только полвека назад. Да не абы как, а мощно, с огоньком и с размахом. Они не стали робко стучать в политические двери, а фактически снесли те с петель.

Змеелюды славились на весь Триединый союз своей изобретательностью по части подлянок. Месть возводили в ранг почти что святого, а врагов любили с одержимостью бабушек, откармливающих приехавшего в гости внука.

Своим недругам змеелюды трудолюбиво слали открытки с сердечными пожеланиями долго подыхать в страшных муках, дарили символические подарки на праздники (ну там, лаковый гробик, место на кладбище, коллекцию пузырьков с быстродействующими ядами), а в день рождения любимого неприятеля закатывали сюрприз-вечеринку в доме жертвы события.

Короче говоря, быть врагом змеелюда считалось делом нервотрепательным. Хуже только быть адептом прекрасной квезалки. Или сестрой ее возлюбленного…

– Мне бы не хотелось плодить неуместную путаницу, поэтому давайте сразу кое-что проясним, – улыбнулась женщина, показательно игнорируя напрягшуюся группу. – Квезалы не используют фамилии. Вместо них ребенок становится хранителем имен своих родителей. Чанда – так звали моего отца, Рис – имя матери. Сами понимаете в таком свете «госпожа Чандарис» звучит немного нелепо, поэтому предлагаю обращаться ко мне или по имени – Юдау, или по социальному статусу – преподаватель. Если кто-то будет использовать уважительное обращение Лесного – локсрей, то я также останусь довольна.

– Прошу прощения, локсрей, – отвлек преподавательницу девичий голосок с задней парты.

Все дружно обернулись и посмотрели на третью представительницу прекрасного пола в нашей группе ядожалов.

Адептка встала из-за парты, и оказалось, что она высокая и поджарая. Сине-желтая форма смотрелась на ней не в пример лучше, чем на мне, а штаны выгодно подчеркивали накачанные ноги и пятую точку. А еще она была загорелой и светленькой, хотя до оттенка северян там было так же далеко, как до архипелага Огнедышащих Гор, где, по слухам, обитали легендарные дорал-кай.

Но самое неприятное заключалось в том, что в руках девушка держала тетрадь. И все бы ничего, но это была моя тетрадь! Та самая, которую я потеряла неделю назад, до того как загремела в лекарское крыло с отравлением!

– Можно я передам адептке Нэш тетрадь? Она забыла ее в столовой.

– Да, конечно, – махнула рукой прекрасная квезалка, а я подскочила со стула и сама, не дожидаясь, пока мне что-то принесут, пошла за тетрадью.

Впечатлительное сердце гулко стучало о ребра, руки вспотели. То, что это спланированная подстава, я поняла еще раньше, чем девушка «случайно» уронила в проходе тетрадь. Ее выдали глаза, в которых большими буквами читалось: «Я раздавлю тебя, букашка».

– Ой! Прости, Нэш, я такая неловкая, – она быстро наклонилась, но вместо тетради подняла вылетевшую записку. – А это что?! Преподавательский бланк!

– Дай сюда! – прошипела я и в глубоком отчаянии попыталась вырвать у нее листок, но девушка выставила руку и развернулась так, чтобы я не смогла достать злосчастную записку от брата.

– «От ужина ты отказалась. Завтрак проспала. Риана, я начинаю думать, что ты меня избегаешь», – громко зачитала она, поправ таинство чужой переписки, и притворно ахнула. – Да у адептки Нэш роман с преподавателем!

Я закрыла глаза и пожелала провалиться под землю.

На языке вертелось короткое, но емкое и крайне подходящее к случаю «ну ты и гадина». Довольная блондинка откровенно злорадствовала, парни косились на меня кто с неподдельным интересом, кто с ноткой жалости, а кто с откровенно похабной ухмылкой. В наступившем молчании беззаботный смех Юдау прозвучал отрезвляюще.

– Ой, адептка, бросьте! – отмахнулась она. – Все мы взрослые люди и вольны встречаться с кем пожелаем.

– Но… – разочарованно вякнула блондинка.

– Давайте оставим женские склоки и уже начнем занятие, – куда строже проговорила преподавательница и требовательно вытянула руку. – Передайте, пожалуйста, предмет конфликта. Пусть записка полежит на моем столе до конца занятий.

Я вырвала из рук белокурой гадины бланк, подняла многострадальную тетрадь и пошла за первую парту. Под строгим надзором квезалки положила записку на ее стол, села и опустила голову.

Щеки горели, руки дрожали от сдерживаемой ярости, сердце не желало успокаиваться, а в голове, точно крохотный голографический волчок с эмблемы магмеха, вертелась одна и та же мысль: что, если…

Что если Юдау и Дариан обменивались записками? Что если она знает почерк своего любовника? Что если она откроет записку и поймет, что писал не преподаватель, а сам ректор? Что если эта крайне опасная и мстительная женщина решит, будто у меня действительно роман с магистром темной магии? Что если она привыкла избавляться от конкуренток путем гуманного надреза кинжалом по горлу? Что если…

А тем временем Юдау мило улыбалась и вела лекцию:

– Если я спрошу, в каком возрасте, по вашему мнению, ученые фиксируют самый резкий скачок в сторону регресса способностей нашего мозга, то большая часть из вас скажет, что это пожилые люди. Они старые. Они склонны к старческой деменции. Они уже тихо-мирно выжили из ума. И вы все окажетесь неправы… Двадцать два тире двадцать пять лет – вот период, когда начинается массовое отупение. Как думаете, почему?..

Со всех сторон на улыбчивую квезалку полетели предположения. Парни откровенно флиртовали, я не менее открыто паниковала, а гадина на задней парте кипела от бессильной злобы.

– Мы перестаем учиться. Именно к двадцати пяти годам большинство адептов худо-бедно оканчивает свое обучение в высших учебных заведениях, радостно машет дипломом перед работодателем и… перестает учиться. А если мозг перестает заниматься, то он деградирует до состояния густого киселя.

Юдау подошла к своему столу, одной рукой облокотилась на столешницу, а другой поправила черные волосы.

– Моя задача, дорогие адепты, сделать так, чтобы ваш мозг запоминал больше, быстрее, с минимальным количеством повторений и долгим удержанием в памяти. А для этого придется сменить привычный вам инструмент обучения. И будьте готовы, мой курс – это не лекции. Мой курс – это постановка навыка. Здесь ваши серые клеточки будут вкалывать так, как никогда не потело тело на тренировках Бушующего. А потому…

Внезапный стук в дверь оборвал пламенное вступление Юдау. В аудиторию протиснулась раскрасневшаяся, взлохмаченная и крайне довольная Власта.

– Простите за опоздание, меня задержал господин Медный, – скороговоркой выпалила Подгорная, дождалась разрешающего взмаха рукой и побежала к свободному месту рядом со мной.

Я вытянула шею, втайне надеясь и ожидая увидеть за спиной Власты высокую фигуру опоздавшего Кристена Арктанхау, но девушка пришла одна.

– Что я пропустила? – шепотом спросила она, наклоняясь и заглядывая в мою девственно чистую тетрадь, куда я не вписала еще ни строчки.

Вместо ответа придвинулась к Власте и спросила: